Когда каждому была определена его койка, обозначенная табличкой с указанием фамилии и звания, рота построилась на площадке между бараков. Было бессовестно холодно, и со стороны ручья налетал резкий, морозный ветер. Перед ротой вышел лейтенант Гамачек:
— Товарищи, — произнёс он, — мы сейчас находимся где?
— В жопе, — прошептал рядовой Вонявка, однако лейтенант этого, очевидно, не услышал. Зато Галик поднял брови, тем самым дав понять, что непристойность слышал.
— Мы сейчас находимся в Яновицах–над–Углавой, — продолжал лейтенант, — и ваш адрес «Р дробь девятнадцать». В Яновицы мы приехали что? В Яновицы мы приехали работать! Завтра утром вы все выходите на работу, и будет работать, как заводные! Вашими временными начальниками станут мастера и руководители стройки, которые будут нас информировать о вашей трудовой дисциплине. На работу отправляются все, кроме дежурного по роте и его помощника. Кто себя чувствует больным?
— Рядовой Бакши, — раздалось, — у меня болезнь мочевого пузыря, и мне надо мочиться каждые десять минут.
— Это вам не будет запрещено, Бакши, — ответил лейтенант, — только между мочениями будете что? Между мочениями будете работать! Если бы остались в лазарете, вам бы пришлось каждые десять минут бегать в туалет. На стройке вам с этим будет проще! Кто ещё?
— Рядовой Ягода, — вызвался Ягода, — По несчастной случайности я наступил на очки, и теперь не отличу машину от коровы.
Лейтенант задумался.
— Ягода, — сказал он, наконец, — вы наступили не только на очки, вы наступили на собственное счастье! Я ни капли не сомневаюсь, что вы на свои очки наступили нарочно. Завтра поедете в Пльзень, там раздобудете новые очки! И когда будете в очках, я вам так заверну гайки, что до смерти не забудете!
Впрочем, он напрасно надеялся, ибо Ягоду, как и несколько прочих, через несколько дней комиссовали по здоровью.
— Товарищи! — закричал Гамачек на продрогшую роту, — Вы не только работники, вы еще и военнослужащие! И военнослужащие прежде всего! Когда вернётесь с работы, то не будете валяться в койке, и не пойдёте на свиданку, а будете заниматься чем? Будете заниматься боевой подготовкой! Потом будет политическое обучение, а после ужина — культурно–массовая работа.
— А ночью, товарищ лейтенант? — задал Вонявка провокационый вопрос. Но лейтенант отнёсся к нему с убийственной серьёзностью.
— Ночью будете спать, — пообещал он, — если не будет объявлено что? Если не будет объявлена боевая тревога! В этом случае спать, конечно, не будете. Также необходимо, чтобы территория части надёжно охранялась! Днем охрану обеспечит дежурный с помощником, ночью будут выставлены караульные. Каждую ночь будут дежурить восемь человек, каждый по два часа. Караул будет спать в караульном помещении, не раздеваясь и в обуви. Утром караульные вместе с остальными пойдут на работу. Еще у кого есть вопросы?
Вопросов не было. Лишь зябкое лязганье зубов разносилось далеко за территорию части.
Глава шестая. ВКАЛЫВАЕМ
Утром пророческие слова лейтенанта Гамачека сбылись, и рота, облаченная в спецодежду, отправилась на работу. Спецодеждой здесь была пёстрая смесь различных обмундирований, большая часть которых происходила со складов разбитой немецкой армии. Синие шинели, шапки–ушанки, подсумки с куском хлеба и сала, нелепые боты. Просто загляденье!
Актёра Черника стал беспокоить позвоночник. Бедняга внезапно скрючился, скорчился, и, несмотря на угрозы сержанта Галика, отковылял в лазарет. Остальные, сомкнув ряды, промаршировали на рабочее место.
Было ещё совершенно темно, и в морозном воздухе кружились снежинки. На стройке светили прожектора и рабочие, подняв воротники, брели на работу.
К роте, которой командовал сержант Галик (офицеры и часть сержантов ещё спали), устремились желающие заполучить рабочую силу. Мастера изучали внешний вид бойцов, спрашивали о трудовых навыках, и самых толковых тут же разбирали. Кулак Вата, Вонявка, и еще несколько человек были отобраны на грузовые машины в качестве грузчиков. Менее привлекательные персоны шли на стройку помогать каменщикам или исполнять другую вспомогательную работу. Наконец, осталось несколько солдат, чей вид не только не гарантировал, но и не сулил ударных темпов.
— Ладно, пошли, — неприветливо проворчал им мастер Францль, — будете копать траншеи.
Он отвёл их в сарай с инструментом, выдал кирки и лопаты, после чего указал направление, которого следовало придерживаться при рытье.
— На какую глубину надо копать? — спросил Кефалин с интересом.
— Два метра, — ответил мастер и поспешил прочь.
— Это я просто к тому, чтобы мы не наткнулись на грунтовые воды, — крикнул ему вслед Кефалин. Мастер испуганно остановился, затем подбоченился и выпучил глаза.
— Ты, уголовник, — сказал он злобно, — ты своей бабушке будешь шуточки шутить! Послужишь в армии лет пять–шесть, то‑то в тебе юмора поубавится!
— Во–первых, я не уголовник, — с достоинством произнёс Кефалин, — а член комсомольского актива и ротный агитатор. Во–вторых, я имею право вас спросить, поскольку я не являюсь специалистом в области рытья траншей.
Мастер пробурчал что‑то невразумительное, и больше не задерживался. Кефалин не понимал его неприязненного и враждебного поведения, но впоследствии выяснил причину. Поговаривали, что за пару недель то того где‑то в районе Жатца стройбатовцы забетонировали своего мастера в фундамент военного общежития. Случилось это в ночную смену и совершивший этот гнусный поступок так и не был найден. Коварное убийство, квалифицированное как несчастный случай, разозлило мастеров, которые работали непосредственно с солдатами. Солидарность — отличная штука.
Однако, ни Кефалин, ни его друзья не намеревались убивать мастеров. Они уважительно глядели на вверенный им инструмент и размышляли. Цыган Яно Котлар схватил кирку и несколько раз ударил ей по земле. Сталь зазвенела о промёрзшую глину, от которой откололся такой крошечный кусочек, что о нём и говорить не стоило. Цыган заругался на своём мелодичном языке, и больше за работу не брался.
Вокруг стройки запылали костры. Дерева было полно, и мало кому хотелось работать в такой обстановке. Так что и солдаты, направленные на рытье траншей, подожгли несколько досок и принялись греться. Но в этот момент вновь объявился мастер Францль.
— Банда лодырей, — пыхтел он, — Вы что думаете, вас сюда послали, чтобы вы тут за казенный счёт жопы грели? Если сейчас же не начнёте работать, буду на вас жаловаться вашему командованию!
Лейтенант Гамачек проснулся в начале девятого. Зевнул, потянулся и крикнул дежурного по роте, чтобы тот натопил печку и принёс завтрак. Когда эти указания были исполнены, то поинтересовался новостями.
— Рота на работе, — доложил дежурный, — кроме рядового Черника, у которого болит спина.
— Что–о? — заорал лейтенант, — У пана актёра болит спина? Немедленно вызовите его ко мне!
Он одел форму и со строгим лицом принялся ждать нарушителя. Пять минут, десять минут, четверть часа.
Лейтенант выругался и направился к бараку. Он уже хотел повернуть к медпункту, когда заметил актёра, который ковылял шажок за шажком, весь скрюченный, с перекошенным лицом, опираясь о палку, и тихо стонал.
Гамачек на секунду опешил, а потом задумался, как ему поступить.
Лучше всего было бы отправить его прямо на работу. Но что если с Черником и впрямь что‑то серьёзное?
— Черник, — позвал он относительно спокойно, — Что с вами?
— Позвоночник, товарищ лейтенант, — пробормотал актёр, — такая страшная боль, вы себе и представить не можете!
— Допустим, я вам верю, — сказал лейтенант, — в конце концов, у моего отца было то же самое. Но объясните мне, как вы с такой болезнью можете выступать в театре? Или вы играете инвалидов и пенсионеров? Положительный герой ведь не может так ковылять!
— В театре тепло, — засипел Черник, — а для моего позвоночника нет ничего хуже холода! Как ударит мороз…
Гамачек осклабился.
— Вот что, Черник, — сказал он примирительно, — вы у меня кто? Вы у меня обыкновенный уклонист! Вы актёр, и к тому же у вас кадровый профиль ни к чёрту. Что мне с вами делать? Как вы считаете?
— Прикажите меня расстрелять, товарищ лейтенант, — предложил ему актёр. — Избавитесь от меня, и меня избавите от страданий.
— Неплохая мысль, — замечтался Гамачек, — я бы с великой радостью так и сделал, только я, как командир отдельной роты, могу вам вкатить максимум семь дней строгого ареста, и я так сделаю, если вы сейчас же не отправитесь на работу. Ну что, Черник, пойдете?
Актёр грустно завертел головой.
— То есть лучше вас под арест? — потрясённо удивился лейтенант.
Черник кивнул.
— Ну вот что, Черник, — сказал поручик через некоторое время, — вы сачок и безнадёжный лодырь! На стройку не пойдёте, потому что вы там не выполните норму и еще бог знает что устроите! Останетесь в роте, Черник. Но не как больной, а как дежурный. Будете нести дежурство через день, и, таким образом, на работу ходить не будете. Возможно, вашему позвоночнику как‑нибудь полегчает.
