1884
ПИИТА [4]
Раз народнику-пиите Так изрек урядник-ундер: "Вы не пойте, погодите, Иль возьму вас на цугундер!"
Отвечал с улыбкой робкой Наш певец, потупя очи: "Пусть я буду пешкой, пробкой, Но без песен жить нет мочи.
Песня в воздухе несется, Рассыпаясь, замирая; С песней легче сердце бьется; Песня — это звуки рая.
Песне сладкой все покорно, И под твердью голубою Песнь не явится позорно Низкой, подлою рабою.
Песня — радость в день печальный, С песней счастлив и несчастный…" Вдруг — свисток. Бежит квартальный, А за ним и пристав частный.
Отбирают показанья Твердой, быстрою рукою: "Усладили вы терзанья Русской песней, но какою?
Вы поете о народе, — Это вредно. Пойте спроста: "Во саду ли, в огороде…" "Возле речки, возле моста…"
Много чудных русских песен Как пиите вам известно… Мир поэзии не тесен, Но в кутузке очень тесно".
Внявши мудрому совету, Днесь пиита не лукавит: Он теперь в минуту эту Лишь Христа с дьячками славит.
21 декабря 1884
ДО ЗЕЛЕНОГО ЗМИЯ И БЕЛЫХ СЛОНОВ
(Ярмарочные монологи)
Господи! Господи! Что это мне Все нехорошее снится во сне? Кажется, я человек не безбожный? Кажется, я не замечен ни в чем? Я — коммерсант до того осторожный, Что перестал торговать кумачом, Ибо кумач есть материя _красная_, Стало быть, очень и очень опасная, …К черту кумач! Баба, не плачь! Дай-ка мне водочки, Дай мне селедочки!.. Выпить до чертиков смею! Если же явится врач — В шею!
Слушай, жена! Хоть кричи — не кричи, Все на подбор либералы врачи. Я охмелел… но я вижу и слышу, Бывши всегда на крамольников яр, Что пожелал нашу новую крышу Выкрасить _красною_ краской маляр… Цыц! Не шалить! Пред моею указкою Крышу мне вымазать дивою краскою! …Вот мой совет: Дикость — не вред… Дайте же водочки, Дайте селедочки… Выпить до чертиков смею! А для врача: "Дома нет! " В шею!
…Весь я дрожу. На душе кипяток, — Баба напялила _красный_ платок… "Марья, пойми: это цвет либеральный…" Предупреждаю хозяйку любя. — Слышу в ушах я все звон погребальный, Скоро вдовою оставлю тебя… Впредь же платки от хозяина честного Ты получай только цвета небесного". …Грозен я сам: Всех — по усам! Дайте мне водочки, Дайте селедочки! Выпить до чертиков смею… Лекарь приедет: ко псам! В шею!
…Я взбушевался. В башке — ураган: Книгу читает мой сын-мальчуган — Книгу с проклятою _красной_ обложкой. Дело не чисто. Дурачится бес: Книга вдруг сделалась "рыжею кошкой!.. Брось ее в печку скорее, балбес! Батюшки-матушки! светики-братики! Где мне спастись от бесовской "Грамматики"? Книжку — в огонь! Петька, не тронь! Дайте мне водочки, Дайте селедочки! Выпить при чертиках смею… Кажется, лекаря конь?!. В шею!
…С водочки белой расстроились мы: _Красного_ цвета боюсь, Как чумы… Чертики пляшут — и весел вельми я… Сели мне на нос… Послушай, жена! Пусть я допьюсь до _зеленого_ змия Или до _белого_ зверя — _слона_… _Белый, зеленый_ — цвета неопасные, Стало быть, очень и очень прекрасные. Марья! Ура! Выпить пора! Дай еще водочки, Дай мне селедочки! Я за слона выпить смею… Лекаря гнать со двора — В шею!
<1888>
NOTTURNO [5]
Далеко до блеска мая… Ночь холодная, немая Смотрит мрачным палачом. В окна вьюга бьет тревогу, И на улицу, ей-богу, Не заманишь… калачом.
Ночь темна. Играй хоть в жмурки. Леденея, у конурки, Вторит вьюге бедный пес. Ох ты, пес мой, пес мохнатый, Сколько ты в ночи проклятой Злого горя перенес!
Далеко до блеска мая… Вьюге жалобно внимая, Встал с полатей мужичок. От бабенки отвернулся Почесался, потянулся И умчался… в кабачок.
Далеко до блеска мая… Спотыкаясь и хромая, Утопая вся в снегу, Лошадёнка страх — худая. Колокольчик, "дар Валдая", Приуныл — и ни гу-гу.
Ночь темна. Луна не блещет. Мужичок кобылку хлещет. Бесконечно, без числа, У кобылки поступь шатка… Сколько муки ты, лошадка, В злую ночь перенесла!
Ночь светлеет понемногу. Месяц выступил в дорогу, Озаряя небосвод… Небо зимнее лазурно, — И тоскливое "Notturno" Ведьма-вьюга не поет.
1 февраля 1889
ПЯТЬДЕСЯТ ЛЕТ
Сегодня много лет минуло нам… О Муза! Состарились с тобой мы оба… Грустно мне, Но я еще бодрюсь и не хочу союза С тобою разрушать в душевной глубине.
Не обольщали нас небесные светила, Не увлекались мы в мечтах: "Туда, туда!" Со мной ты злилася, смеялась и грустила, Когда царил Порок и плакала Нужда.
Как юноша-поэт, "восторгами объятый", Я к небу не летал (царит на небе мгла). Родимая земля с печальной русской хатой И с грустной песенкой к себе меня влекла.
Ты не являлась мне в венке благоуханном: Он не к лицу тебе, союзница, поверь. Но… — грешный человек… — в мечтании гуманном, Я верил, что для всех есть "милосердья дверь".
Как сказочный Иван, "по щучьему веленью", Я с трепетом молил смиренно вот о чем: "Пусть Солнце-батюшко младому поколенью Даст в неба весточку живительным лучом.
Пусть юноша-поэт забудется, срывая "С одежды облачной цветы и янтари". Не так поется мне… Пою, не унывая: "Ох, Солнце-батюшко! Весну нам подари!
Пусть скроется навек земное "горе-лихо"… Тогда, в желанный час, мы с Музою вдвоем, Забытые людьми, уснем спокойно, тихо, И песню сладкую в могиле допоем".
1889
ДОБРЯК, ДУША — ЧЕЛОВЕК
Живя согласно с строгою моралью,
Я никому не сделал в жизни зла…
Некрасов
Он был в душе прекрасен, если ночь, Ночь темную, назвать "прекрасной" можно. (Он на нее похож был!)… Даже дочь — Красавицу преследовал безбожно. Нашла она в стенах монастыря Убежище от батюшкиной сети И в келий, в своей сиротской клети, Прекрасная, как летняя заря, Потухла вдруг. …Поминки сотворя, Отец стонал: — "О дети, наши дети!" Он был добряк: менял на пятачки По праздникам для нищих рублик медный. Толпа пред ним рвала себя в клочки, А он вздыхал: "Как дик народ наш бедный!" И жарко он молился… (Кстати, вы Считаете ль молитвою живою И чистою, младенчески-простою — Не для себя, а для людской молвы — Кивание злодейской головы Перед Христом и девой пресвятою?)
Добряк в душе, оратор неплохой, Он возглашал чувствительные тосты За жирною, янтарною ухой: "Брат мужичок, как высоко возрос ты! Пью за тебя, кормилец и герой! Ты сохранил в душе живое семя, Без ропота несешь ты жизни бремя!" Но про себя добряк твердил порой: "Ах, черт возьми! Прогнал бы я сквозь строй С охотою все хамовское племя…"
Он у судьбы аллегри вынул номер, И спит в гробу. Звонят колокола. Толпа ревет: "Наш благодетель помер, Свершив свои великие дела. Спи, крепко спи, герой наш благородный, И на суде последнем не робей: Ты чист и свят, невинней голубей!" …И к небесам стремится глас народный: "Он бедняков любил и в год голодный Пожертвовал…два пуда отрубей!"
23 июня 1891
