Все это было позже – много позже, а тогда она бежала из ресторана со всех ног, еще не зная, как скоро ей придется воспользоваться данным на случай каких-либо проблем телефонным номером…
Ада встрепенулась, выныривая из липкого пьяного сна, и поняла, что задремала прямо на улице. Поежилась, поднялась, пошатываясь. Хорошо, если никто ее не видел – но как могли не видеть, вездесущая служба охраны, наверняка, и за балконом следит в режиме реального времени. Оставалось надеяться, что ничего такого предосудительного она во сне не говорила. Впрочем, им ли было не знать о том случае, о том, как все закончилось, и к чему привело – ведь тогда она поступала абсолютно правильно, так что даже неплохо, если она говорила об этом во сне. Хотя лучше бы – кричала лозунги и повторяла патриотические воззвания. Но не снились ей, не снились, много лет не снились ее роли, а все только Вельд и его смерть, и еще тот страшный, на паука похожий человек в отедльном кабинете ресторана, который пришел на назначенную встречу выслушать донос на ее собственного мужа.
Было холодно. Ада поднялась, зябко ежась, обратила внимание, что куда-то делась правая туфля, и совершенно невозможно было в таком виде вернуться в зал. Смутно припоминала, как совершенно невменяемая с Арфовым шла дышать, и надеялась только на то, что никто из гостей не выходил еще – да и на то, что спала недолго. Впрочем, в этом можно было быть почти уверенной. Если бы с ее кошмарами она могла надолго засыпать, у нее бы не было столько проблем со снотворным, не так ли? Ада чувствовала, что от опьянения не осталось и следа и, разувшись, сделала несколько шагов, зорко вглядываясь в пространство окруженного парапетом балкона – куда же делась эта чертова туфля? Хорошо, что света было довольно много – он лился из окон зала, но если не подходить слишком близко, то ее, скорее всего, изнутри не увидят.
Выглядела она, скорее всего ужасно, и увы, увы ей, была уже слишком трезва, чтобы не беспокоится об этом. Дура проклятая, Илья же просил ее вести потише, и был прав, абсолютно прав, он в этих вещах всегда разбирался превосходно, гораздо лучше, чем она сама. А она что делает? Потекшая, наверняка, тушь, смятое платье, о волосах лучше даже и не думать – и в довершение ко всему босая. Бродяжка какая-то, грязная попрошайка, а вовсе не кинозвезда Объединенной Евразии, и будь она моложе, будь наглее, сама бы посмеялась над собой, но сейчас чувствовала себя просто глупо, и еще было холодно, и хотелось зайти обратно в зал, в тепло, выпить чего-нибудь согревающего, но где же, куда запропастилась эта чертова туфля? Осторожно шагая и вглядываясь во все темные углы, она почему-то шла вперед, хотя зашвырнуть обувь так далеко она едва ли смогла бы в своем состоянии. Нужно вернуться и поискать под креслом, подумала, но тут замерла.
Впереди стояла темная фигура, застыла у парапета с сигаретой в руке. Высокий мужчина, которого она не могла узнать со спины смотрел на здание крематория, находившееся совсем рядом, рукой подать и высотой даже превосходившее Концертный зал. Смутная вспышка надежды на то, что это Арфов поджидает ее пробуждения, погасла моментально. Слишком высокий рост, не тот разворот плеч и не свойственная Арфову поза. Мужчина стоял к ней спиной, спокойно курил, и Ада замерла, по-детски прижав к груди оставшуюся туфлю, прикусив губу и совершенно не зная, что делать дальше. Привлечь его внимание, попросить помощи? Вот глупости, тогда он увидит ее, и страшно подумать, какими заголовками завтра будут радовать читателей желтые газетенки. И так будут, конечно, но одно дело, слегка осоловевшая звезда в обнимку со своим менеджером, и совсем другое – то, как она выглядела сейчас. Можно, конечно, незаметно отойти обратно, спрятаться где-нибудь в глубокой тени и надеяться, что он не увидит ее, но скоро ведь гости все равно выйдут на балкон. Можно было попробовать тихо-тихо вернуться, и она даже начала постепенно отступать назад, надеясь, что он не обернется прямо сейчас и не увидит ее, глупую золушку, прозевавшую превращение кареты в тыкву. И все шло совсем неплохо, она, не отрываясь смотрела на застывшего мужчину, отступая назад и готовая, если он обернется, моментально метнуться к креслам. Стыд, вот что это такое было, и если она полагала, что забыла о существовании такого чувства, то она еще глупее, чем думали о ней окружающие. Но пока ей все удавалось, и она, ободренная, почти сумела обогнуть легкий изгиб стены, откуда ему уже не увидеть ее, и он вдруг одним движением поднял левую руку, как если бы посмотрел на часы, вышвырнул сигарету, и…
Мир содрогнулся. Там, за его левым плечом, она увидела яркую вспышку, подумала – странно, ведь еще не время – а потом все объял грохот, шум, громче которого она никогда не слышала, и уши заложило, и она подумала, скорость света быстрее скорости звука, и мужчина обернулся и во вспышке, отразившейся от стеклянных стен пиршественной залы, она увидела его лицо, а он увидел ее, и она вдруг поняла, что он узнал ее, и лицо его исказилось ужасом, а следом за тем он бросился вперед, и вторая вспышка, обгоняющая звук, мазанула по глазам, и ударная волна, подтолкнувшая его в спину, и сильный рывок на землю, и сверху ее накрыло чем-то тяжелым, а грохот и звон сливались с криками из зала, и она чувствовала как в ее щеку вжимается прохладная шерстяная ткань, и она кричала, а вокруг падали осколки, не причинявшие ей вреда, и в какой-то момент она попыталась повернуть голову, чтобы увидеть что происходит, полуслепая от ужаса, и ее сильнее вжало в землю, и чей-то голос надрывно прошептал – «лежи смирно!» – и вспомнился Вельд, воплощение всех взрывов и катастроф ее маленькой глупой жизни, и ужас затопил все чернотой, и она потеряла сознание.
***
Ада очнулась, лежа на боку, шерстинки раздражали щеку. Повернула голову, которая отчего-то сильно болела, оглядываясь. Попал в поле зрения диван, стоявший в небольшой комнате, наверное, одном из тех небольших кабинетов, располагавшихся ниже основного зала – то есть она все еще была в Концертном зале. Освещал комнату только торшер – и в кресле рядом, обеспокоенный, сидел Илья, смотрел на нее в упор.
– Арфов, – выдохнула она, удивленная тем, как хрипло звучит голос, словно она сорвала его. Почему-то сильно болело горло.
– Тихо-тихо, все в порядке, – забормотал он, поднимаясь и подходя к ней, но выражение лица противоречило его словам. Он потрогал ей лоб, видимо не зная, чем еще можно помочь. Ада попыталась поднять голову, и та оказалась неожиданно очень тяжелой.
– Что произошло? Там было что-то… что с крематорием.. Что со мной? – Она попыталась вспомнить, что было после того, как она услышала грохот, но все произошло так быстро, что она даже не поняла, что именно запомнила.
– Ты успокойся, – неуверенно сказал он, но, глядя на ее вмиг помрачневшее лицо, неохотно добавил. – Крематорий кто-то взорвал. А ты потеряла сознание и, видимо, ударилась головой, но тут я не уверен. А да, еще руку порезала.
Она с недоумением посмотрела на свою левую руку, перебинтованную наспех, но, очевидно профессионально.
– Я ничего не понимаю, – честно призналась она. – Что значит «кто-то взорвал»? Технические неполадки? – Учитывая, как все было организовано, это не казалось таким уж невероятным.
– Теракт, – коротко пояснил он, протягивая ей стакан с водой. – Много пострадавших, тех, кто был около здания – и внутри, конечно.
Он беспокоился – она это видела – о том, как она воспримет новости, но что-то еще тревожило его, это было явно, и он старался скрыть одно за другим. Она тоже иногда могла читать его мысли.
– И что еще?.. – Ада почему-то не испытала привычного страха, узнав о взрыве. Хотя и кричала – теперь она помнила, что кричала, – но страха не было, может, всему виной шок.
– Ада… ты на балконе была не одна? Что ты там делала? – Осторожно осведомился Илья, садясь на край дивана и принимая из ее рук пустой стакан.
– Я там отрубилась… ну то есть сидела и смотрела на звезды, потому что кое-кто ушел и бросил меня одну, – ядовито бросила. – Потом куда-то делась туфля, и я пошла ее искать, и там кто-то стоял, но я не знаю… – И тут же поняла, что знает, вспомнила лицо, но подумать об этом было так странно. – А потом грохот и свет и меня кто-то толкнул – и…А в чем дело?
– Ну у нас тут стекла повылетали, и есть несколько серьезно раненных, я уж не говорю, что на балконе тебе бы еще хуже пришлось, но тебя вовремя «толкнули» и прикрыли от осколков, – он поджал губы так плотно, что они стянулись в тонкую ниточку.
Он не шутил, и ей вдруг расхотелось его дразнить.
– Слушай, Ада, я, может быть, покажусь тебе старым параноиком, но Герман Бельке не тот человек, с которым стоит связываться.
– Герман? – Она удивилась, но больше тому, что Илья подумал, что у нее и начальника службы охраны может быть что-то общее. Ну и, разумеется, тому, что, даже не присутствуя на балконе лично, поглощенный суматохой вечера и истерией взрывов, после скандала с женой и ее собственной пьяной выходки, он умудрялся быть в курсе, где она была, чем занималась и кто конкретно прикрывал ее от летящих осколков. – При чем тут он…
