— Что такого веселого в том, чтобы причинять боль людям ради удовольствия?
— Они подписались на это. Они могли и не согласиться. — Ава отмахивается от меня.
— Это не дает Язычникам права так пытать людей.
— Да, да, мисс «Вся Красивая Мораль» и «Праведные Принципы». — Ава закатила глаза. — Клянусь, иногда ты говоришь как бабушка. Зачеркни это. Бабушка веселее, чем ты.
Я хмурюсь, а она ухмыляется.
— Но я все равно люблю тебя до смерти.
Хорошее сыграно. Невозможно злиться на Аву больше минуты.
Анни улыбается мне.
— Если тебя это утешит, я тоже считаю, что это неправильно.
— Тогда почему ты не можешь это прекратить?
— Ты шутишь? Я не могу ничего остановить. Черт, я даже не могу контролировать свою собственную жизнь. Все, на что я способна, это наблюдать издалека, как идеальный зритель. — Ее черты лица опускаются, прежде чем она быстро приходит в себя. — С другой стороны, я не чувствовала себя одинокой, потому что разговаривала с Авой.
— Всегда здесь, чтобы служить. — Моя подруга детства сжимает ее в объятии.
— Эй, Анни, — начинаю я. — Я слышала, что члены Язычников носят неоновые маски, похожие на хэллоуинские. Это правда?
— Думаю, да. Смотри. — Она достает свой телефон, прокручивает, затем показывает мне фотографию на IG-аккаунте Киллиана Карсона. На ней пять неоновых масок с надписью:
«Ночь озорства.»
— Ты знаешь, какая из них какая? — спрашиваю я.
— Неа. Они никогда не надевают свои маски рядом со мной.
Мои плечи сгорбились. Слишком уж хотелось надеяться, что Анни знает, кто есть кто. В любом случае, не то чтобы я хотела знать личность Оранжевой Маски.
Не хочу.
— Подожди минутку. — Ава выхватила у Анни телефон и уставилась на фотографию. — Как получилось, что здесь пять масок? Я думала, что Язычники состоят из Джереми, Гарета, Николая и Киллиана. Кто пятый?
— Без понятия. — Брови Анни сошлись. — Он точно не появляется в особняке. Только те четверо, о которых ты только что говорила, живут вместе.
Может ли это быть Оранжевая Маска?
— Это так интересно. — У Авы снова глаза-сердечки. — Интересно, кто этот загадочный человек. Может, мы сможем это расследовать?
— Ни в коем случае, — говорю я решительным тоном.
— Ну же, пожалуйста, Сеси. Мы можем узнать много секретных вещей. Это будет так весело.
— Тебе не будет весело, если твоя жизнь будет в опасности или если один из этих таинственных людей поймает тебя.
— О, пожалуйста. Твоя фантазия — это что-то вроде этого.
Я замираю.
Жар поднимается по моей шее и щекам, и я смотрю на Аву так, как будто у нее выросли три дополнительные головы, и она судит меня по каждой из них.
— Это неправда! Моя фантазия — это хороший, нормальный мужчина. Это, очевидно, редкая валюта в наше время.
— Нет, нет. Когда мы напились на последнем дне рождения Реми, ты говорила совсем другое, и я верю пьяной Сеси. Она — настоящая версия тебя.
Я убью пьяную меня.
И Аву тоже.
Как раз в тот момент, когда я собираюсь придумать лучший план убийства, дверь открывается, и внутрь заходит Глиндон, наша с Авой подруга детства и сестра Лэна.
Она самая миниатюрная из нас троих, но не больше, чем Анни — у нее длинные волосы медового цвета, где коричневый и светлый перекликаются в красивом балаяже, и она любит носить шорты, даже весной.
Теоретически, поскольку мы с Глин более интроверты, мы должны быть ближе всех, но когда мы находимся в компании друг друга, мы на самом деле больше всего предпочитаем молчание.
Иногда, когда она зацикливается на себе, то напоминает мне Лэндона, но на этом сходство заканчивается. Она слишком милая, чтобы сравнивать ее с Лэном и его антагонистическим характером.
Она бросает свою сумку по дороге в дом и присоединяется к нам. Я встаю, чтобы поднять ее, а затем повесить на место, вместо того чтобы увлечься обсуждаемой темой.
Но как только я сажусь обратно и беру свою чашку чая, Ава врывается в личное пространство нашего друга детства.
— Глин! Поддержи меня в этом.
— Что мы обсуждаем?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Фантазии, — отвечает Анника. — Сесили сказала, что ее фантазия — найти хорошего, нормального мужчину, ведь это такая редкость в наше время.
— Так и есть. — Я позволяю теплому чаю успокоить мое горло. — Прости, я неумеха.
— Ты лжешь. — Ава скрещивает руки над своей пушистой пижамой. — Год назад ты сказала, что твоя фантазия — это засада в темном месте и похищение против твоей воли.
Как будто кто-то обливает меня холодной водой.
Моя рука дрожит, и капли чая попадают на кожу.
Я чувствую, как ко мне подкрадывается это ощущение вне тела и перехватывает дыхание.
В тот самый момент, когда я думаю, что проваливаюсь в небытие, Глин скользит ко мне, обнимает меня за плечи и смотрит на Аву.
— Мы договорились больше не говорить об этом.
— Не строй из себя высокомерную и могущественную. Ты тоже говорила что-то подобное. Что это было? О, ты хочешь бороться с этим и быть вынужденной принимать это, даже когда ты говоришь «нет». Я не могу быть единственной, кто это помнит.
Глин прижимается ко мне и трется о мою руку, как милое создание, которым она и является. Как и я, она слишком сдержанна, чтобы когда-либо выразить себя.
Оглядываясь назад, могу сказать, что рассказывать Аве что-либо, даже в пьяном виде, было грубой ошибкой.
Она не умеет хранить секреты, и я знаю, что она не желает нам зла и лишь пытается сделать так, чтобы Анни чувствовала себя с нами как дома, но все же.
Даже если бы Анни здесь не было, я бы предпочла, чтобы мы больше никогда не говорили на эту тему.
Это был слабый момент.
Я думаю о том, как поступить, но все же.
Их слова кружатся вокруг меня, что-то о Глин, отчитывающей Аву, разговоры о фантазиях Анни. Но я почти ничего не слышу.
Это неловкая тишина, в которой я нахожусь в собственном мире, из которого не могу выбраться.
Вскоре после этого Ава и Анни затевают вечеринку, причем последняя убеждает Аву, что ее брат ничего ей не сделает и мы ее защитим.
Через час мы в особняке Язычников.
Ни хрена себе.
Анника использовала свои связи с охранниками, чтобы они пропустили нас внутрь, и последние десять минут мы ютились в углу.
Все три девушки одеты в красивые платья, включая Глин, которую две дивы моды заставили надеть обтягивающее красное, а затем накрасили ее лицо соответствующим макияжем.
Я единственная в своих обычных джинсах и футболке с надписью «Прости за сучье лицо. Не хотела быть здесь». Они, правда, пытались меня нарядить, но не в этой жизни.
Сказать, что я не хочу быть здесь, было бы преуменьшением. Моя кожа покрылась мурашками с тех пор, как мы проехали через огромные ворота в готическом стиле.
Воспоминания о прошлой ночи все еще свежи, они бьются под моей кожей с упорством открытой раны.
Тем не менее, я не могла просто отпустить этих троих одних. Ава непременно попала бы в беду и потащила бы их за собой. У Глин не было бы ни единого шанса, а храбрость Анни сдулась с тех пор, как мы сюда приехали.
Она предложила, что мы могли бы пойти на другую вечеринку, а не на ту, которую устраивает ее брат и его банда.
Это предложение было послушно проигнорировано Авой, а затем Ремингтоном и Крейтоном, которые присоединились к нам после того, как тоже пробрались сюда.
Я действительно не понимаю, чем привлекательны вечеринки или особняк Язычников. Это из-за эксклюзивности?
Да, особняк огромный, с прекрасной архитектурой, роскошной мебелью и вкусной едой, но он шумный, безликий и не может избавиться от жути, чтобы спасти свою жизнь.
Я предпочитаю сосредоточиться на тех, кто находится в моей компании. Хотя Крейтон уже ушел, вероятно, ему надоели выходки Реми, и он решил пойти спать.
Реми тоже забрел за группу девушек, а Анни безуспешно пыталась спрятаться за какой-нибудь колонной. Ава воровала напитки у проходящих мимо официантов и шипела после каждого глотка.
