«Зачем это тебе?» — голосом Нечаева спросил здравый смысл в моей голове. И пусть это была лишь фантазия, но звучала она достаточно грозно. Страшно представить, что сделает со мной муж, когда узнает о моей авантюре.
«Дома запру», — пообещал всё тот же промужний образ.
На минутку стало смешно. Илью я не боялась, за все годы нашего брака он мне ни разу не смог даже скандала нормального устроить, хотя вот для всех остальных он был великий и ужасный. Поэтому врала я ему совсем по иной причине — просто не хотела расстраивать. Знаю, он боялся, что я не справлюсь. А я… а я злилась на эту дурацкую манеру меня оберегать, ведь она словно усиливала мою… несостоятельность.
Оля встретила меня на пороге своего кабинета, разведя руки в стороны:
— Нино, как здорово, что ты приехала!
Мы приятельствовали ещё в далеком студенчестве. Её бывший муж Виталя Петрушевский был талантливым детским хирургом и по совместительству моим однокурсником, с которым мы когда-то вместе глушили разбавленный медицинский спирт на обшарпанной кухне чей-то вписки. К слову, именно Петрушевский первым на нашем курсе открыл сезон студенческих свадеб, женившись на весёлой хохотушке Оле Воронцовой, тогда ещё студентки педа. Затем как-то всё завертелось само собой, и однажды в ночи я повстречала Нечаева, позабыв обо всём на свете. Дружеские посиделки стали реже, пока медленно не сошли нет. А уже после окончания университета Виталя поступил в столичную ординатуру, и Петрушевские укатили в Москву, я же, как верная жена декабриста, осталась в Сибири тянуть свою супружескую лямку.
Пару лет назад ребята развелись, и Ольга Павловна вернулась на свою малую родину, о чём мне радостно и сообщила неделю назад, когда мы с ней случайно пересеклись в одной из местных кофеен.
— Столичная жизнь — не для меня, — сетовала приятельница из прошлого. — Виталька целыми днями в своей больнице пропадает, а я что? Дом, метро, работа — и так по кругу. Мы могли по несколько суток не видеться! А, ну её, эту Москву, вместе с Петрушевским!
Я понимающе кивала головой, а сама думала о том, что дело было отнюдь не в столице…
Разговор сам собой как-то вышел на рабочие темы. Выяснилось, что нынче Оля заведовала самым крутым детским садиком нашего города.
— Ты не представляешь, какая это ответственность! Им же всем только и подавай всё самое лучшее. А где я им возьму самое лучшее, если народ работать разучился, даже за деньги? Я за эти два года на какие кадры только не насмотрелась. Это же дети, а к ним абы кого не возьмёшь. Уже месяц медика нам ищу. Либо спец хороший, но грымза ещё та, которую не то что к детям, к людям подпускать нельзя. То вся такая «зубная фея», всех любит, всех обожает, а что делать — ни в зуб ногой. И за что им вообще дипломы только дают?
Жадно глотала каждое её слово. При слове «медик» мои глаза зажглись фанатичным огнём.
— Так и не нашла? — практически не дыша, поинтересовалась я, словно боясь спугнуть удачу.
— Нет, — легко отозвалась Оля, ещё ничего не подозревавшая о моём коварном плане.
В этот момент мой мозг суетливо соотносил одно с другим, параллельно пытаясь заткнуть голос разума, оравший: «Не смей!» Как всегда, победила моя несусветная глупость, неожиданно предложившая экс-госпоже Петрушевской:
— А возьми меня на работу?
***
Поначалу наш разговор проходил в светском ключе, мы вспомнили бывших знакомых, студенческие годы, дни давно минувшей юности. Очень быстро общие темы сошли на нет — сказывались моя тревожность и Ольгина занятость.
— Ладно, Нино, давай ближе к делу.
— Давай, — заметно оживилась, хотя мною это ощущалось скорее как паника. Мне кажется, что я так не волновалась даже в тот день, когда мне в силу обстоятельств довелось принимать чужие роды.
А экс-госпожа Петрушевская в один миг превратилась из хохотушки Оленьки в серьёзную Ольгу Павловну.
— Нам очень лестно, — деловым тоном заговорила она, — что такой высококвалифицированный специалист заинтересовалась нашей вакансией.
— Да ладно тебе, — изобразила я смущение. Тяжело быть высококвалифицированным специалистом, да и просто специалистом, когда совсем недавно тебя с позором выгнали из медицины. — Обычный педиатр.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну не знаю, — на мгновение смягчилась собеседница, — Виталька всегда с уважением отзывался о тебе, а уж не доверять его мнению в этом вопросе у меня причин нет.
Интересно, вот откуда Петрушевский мог знать о моих врачебных способностях, если не видел меня лет десять? Неужели слухами земля полнится? Если да, то страшно подумать, какие ещё слухи обо мне могут ходить по миру.
Но спрашивать об этом я, конечно же, не стала, изобразив на лице благодарную улыбку.
— Да я и сама помню, — тем временем продолжила Оля, — какой собранной и серьёзной ты была, вечно все сидят бухают, а тебе, видите ли, «к экзаменам готовиться надо».
— Да ладно, нам всем надо было.
— Но бухать им это не мешало, уж поверь.
Усмехнулась, уже предчувствуя, что работа у меня в кармане. Но не зря Ольгу Павловну взяли заведующей в самый крутой садик города, ибо, как оказалось, смотреть в самую суть дела она умела.
— Нин, пойми меня правильно, — продолжала она, вернувшись к серьёзному тону, — правда, ценю, что ты захотела работать у нас, но я обязана спросить тебя: почему ты решила уйти из медицины?
Я продолжала улыбаться, но с каждой секундой моя улыбка становилась всё более натянутой и в какой-то момент стала походить на неживой оскал.
— Ну я же знаю, что ты как Виталька, — не оставляла мне никаких шансов Петрушевская, — а такие, как вы, из врачей просто так не уходят. Вы же практики, вам нужно что-то всё время решать, кого-то спасать, вы идейные, а это не лечится.
Спорить здесь было не о чем.
— Поэтому спрошу тебя напрямую: что случилось? И очень надеюсь, что ты мне скажешь правду, я… всё равно узнаю. Сюда ходят дети таких людей, что мы просто не можем взять абы кого.
Понимающе кивнула головой. Сама не знаю, чего ожидала в этой ситуации. Что никто не узнает о моей «тайне»? Но это и не было особой тайной, несмотря на все попытки Илюхиных адвокатов замять историю. Ну а врать… врать я никогда толком не умела. И обычно, если не считать сегодняшнего утра, даже не пыталась этого делать.
Я печально вздохнула и честно призналась:
— С диагнозом ошиблась.
Олина деловитость слетела с её лица, и она сочувствующе спросила:
— Кто- то погиб?
Всё-таки она слишком много лет была замужем за врачом, чтобы понимать, как порой мы любим переживать потери. Но на этот раз случай был не тот.
— Нет, — ответила неожиданно спокойно, а может быть, и вовсе отрешённо. — Я ребёнка похитила.
***
Шесть лет назад
С лестницы я тогда чудом не слетела, в последний момент уцепившись за металлический поручень перил. В итоге шмякнулась на пятую точку, довольно сильно ударившись. Первая реакция — оцепенение. Я сидела на холодных ступеньках крыльца и не могла пошевелиться, с ужасом прислушиваясь к ощущениям в теле. Но всё вроде как было в порядке, кроме ушибленного зада, который вполне ощутимо побаливал.
И лишь выдохнув, я осмелилась дотронуться до живота. Плотно обтянутый мехом, он был в порядке. По спине прошла волна облегчения.
Телефон отлетел в сторону.
Не знаю, сколько времени я просидела на ступеньках, дрожащей рукой гладя детей, словно успокаивая, но Каринин голос, фоном доносившийся из динамика, успел сменить тональность на тревожную.
— Нина Евгеньевна…
Сил что-либо объяснять у меня не нашлось, поэтому, дотянувшись до трубки, пробормотала что-то маловразумительное и отключилась. Домой ехала на такси, посчитав, что садиться за руль в таком состоянии крайне хреновая идея.
Илюха прискакал домой через пять минут после того, как я перешагнула порог квартиры. Боюсь представить, на какой скорости он гнал по обледенелым улицам города.
— Такие, как ты, — возмутилась я, — являются бомбой замедленного действия на дорогах!
