Я-то нисколько против этого не возражаю. Если вам, как и мне, присуще здоровое любопытство и вы интересуетесь тем, что творится в мире, то согласитесь — для расширения кругозора нет места лучше, чем под обеденным столом.
За прошедшие годы я провел там немало времени и в результате смело могу назвать себя широко, хоть и несколько эклектично, образованной собакой. Мне известно, например, что винтаж 1985 года в Шатонеф был особенно удачен; что один из местных мэров любит одеваться в костюм медсестры и играть на трубе; что все политики и юристы — жулики, а все писатели — практически святые, безбожно эксплуатируемые жадными издателями; что постройка туннеля под Каналом ознаменует конец старой доброй Англии; что хозяин булочной в соседней деревне сбежал с танцовщицей из Марселя; что диета из фуа-гра и красного вина продлевает жизнь; что делами в Европейском союзе заправляют продажные клоуны; что британская королевская семья собирается переселиться в Голливуд и еще многое другое. Можно сказать, весь мир открывается передо мною в тех случаях, когда мне удается не заснуть.
Еще более интересные вещи происходят на кухне, после того как напившиеся и наевшиеся гости уходят, а хозяева начинают пересчитывать пустые бутылки и ронять посуду. Есть что-то глубоко успокаивающее в том, что действие всегда развивается по одному и тому же сценарию. В первом акте Мадам обычно сокрушается, что все до одного блюда не удались, а Второй возражает, приводя в качестве аргументов пустые тарелки и дочиста обглоданные кости. За этим следует пространное обсуждение только что закончившейся вечеринки и замечания личного характера относительно гостей — на них мы сейчас не станем останавливаться. И наконец, в третьем акте, Дирекция единодушно клянется избегать многолюдных приемов в течение ближайших шести месяцев и тут же вспоминает, что не далее чем полчаса назад все присутствовавшие были приглашены в гости на следующую неделю и с энтузиазмом приняли это предложение. После этого все отправляются в постель. Ну, теперь вы поняли, что я имел в виду? Они говорят одно («Никогда! Ни за что на свете!») и тут же делают другое («Увидимся в следующий вторник»).
Но для меня этот непрерывный поток гостей был весьма поучительным, и именно из него я почерпнул весь тот обширный багаж знаний, которым могу похвастаться сейчас. Однако эрудиция — это одно, а практический опыт — совсем другое, и, приобретая его, трудно избежать синяков и царапин. Для примера расскажу вам историю о сантехнике и раковине.
Его зовут Анри, и он частенько появляется в нашем доме незадолго до полудня специально для того, чтобы разложить на полу в кухне свои инструменты. Очевидно, это крайне важная часть водопроводного дела — своего рода разминка перед погружением в таинственный мир клапанов, кранов и сифонов. Выложив аккуратными рядами молотки, разводные ключи, сверла, паяльную лампу и специальную шапку с фонариком спереди, он смотрит на часы и уходит на ланч. Истинный мастер сантехнического дела, уверяет Анри, не может работать на пустой желудок. Мадам осторожно пробирается между рядами инструментов и, как обычно, грозится, что уже скоро все бросит и переселится в палатку, а у Второго в таких случаях обязательно находится какое-нибудь очень срочное дело подальше от кухни.
Как правило, проблемы с водопроводом и канализацией меня не волнуют, но в тот раз я был заинтригован. Вот уже несколько дней из шкафчика под раковиной струился весьма интересный и все более ощутимый запах. Сам я не мог определить его источник, но слышал, как Анри говорит, что, по его профессиональному мнению, в трубе застряло какое-то мелкое мертвое существо или даже целое гнездо. Я ничего не имею против трупов — скорее наоборот, и потому решил задержаться на кухне и лично увидеть, кто же именно скрывается в металлических кишочках под раковиной.
Анри вернулся после ланча, и Дирекция моментально куда-то попряталась. Такое поведение вошло у них в привычку после катастрофы с бачком унитаза на втором этаже. Дело, вероятно, в том, что они не ждут ничего хорошего от схваток Анри с сантехникой, и, надо признать, у них есть для этого некоторые основания: из тридцати двух проведенных боев он выиграл всего десять — и это только на моей памяти. Короче говоря, мы остались на кухне вдвоем.
Анри нацепил свою шапку с фонариком, опустился на четвереньки, наполовину залез в шкафчик и приступил к диагностике, то есть стал стучать по всему, что видел, молот-ком. При этом он разговаривал сам с собой, и я был в курсе всего, что происходит под раковиной, хотя сначала ничего интересного, кроме проржавевших стыков и деформированного слива, там не было.
Наконец, судя по участившемуся дыханию и несколько раз произнесенному «voila!», Анри обнаружил то, что искал. Выбравшись из шкафчика, он начал копаться в своих инструментах, а я тут же занял освободившееся место. Почти сразу мне стало ясно, что посторонний предмет находится посередке U-образной трубы. Оставалось только удивляться, как это не почувствовал сам сантехник, но таковы они все — одна грубая сила да разводные ключи и никакого таланта в носу.
Я был практически уверен, что в трубе застряла полевая мышь, и уже планировал достойные похороны, когда меня похлопали по спине. Я оглянулся и обнаружил Анри в светящейся шапке. Видно, ему не терпелось первому добраться до мыши, потому что он весьма бесцеремонно выволок меня из шкафчика за задние лапы и при этом обозвал довольно оскорбительно, хоть и технически верно.
Тут в груди у меня взыграл какой-то дикий, первобытный инстинкт, не позволяющий уступить противнику, а кроме того, это ведь был мой шкафчик, а не его! Я решительно протиснулся внутрь, дабы наблюдать за извлечением мыши поверх плеча Анри, а он вытолкал меня локтем. Я снова влез, и он снова вытолкал, и так продолжалось несколько минут. В конце концов моя настойчивость одолела его сопротивление, как это обычно и бывает. Собаки более целеустремленные существа, чем люди, а если вы в этом сомневаетесь — попробуйте-ка вытащить джек-рассел-терьера из кроличьей норы.
Мне показалось, что Анри хотел пожать плечами, но, по-скольку в шкафчике было слишком тесно, он ограничился кивком, слегка потеснился и начал орудовать ключом. Я, тогда еще не искушенный в людском коварстве и доверчивый, решил, что территориальные споры позади, и даже положил голову ему на плечо, чтобы лучше видеть, что произойдет дальше. Большая ошибка. Он сделал последний поворот ключом, чуть отодвинулся и — поток грязной воды вместе с дохлой мышью ударил мне прямо в глаз. В последовавшем за этим потопе Анри, кстати, тоже обвинил меня. Мораль: никогда не доверяйте сантехнику в замкнутом пространстве.
Подобные происшествия оставляют в душе глубокий эмоциональный след, и, к сожалению, их было немало. Взять хотя бы почтальона, который почему-то не любит, когда я просто смеха ради нападаю на его фургон, и все время держит наготове горсть гравия. Или велосипедиста, который пытался огреть меня своим насосом, а в результате потерял равновесие, упал и постыдно бежал, попеременно хватаясь то за порванные трусы, то за разбитую коленку. Увы, так хорошо кончались далеко не все происшествия, и чуть позже я расскажу вам печальную историю о курицах и дрессировке. Я думаю, вы поняли, что я хочу сказать. Жизнь изобилует капканами и западнями, люди — абсолютно непредсказуемые существа, а этот мир порой бывает чрезвычайно опасным местом.
Искусство общения
Мне не раз и не два приходилось слышать, что я — главное украшение нашего дома, отличный товарищ, терпеливый и мудрый слушатель, неиссякаемый источник радости и лучшая защита от грабителей. И все-таки находятся люди, считающие, что всех этих добродетелей недостаточно. В основном это женщины, которые, как я полагаю, прочитали в детстве чересчур много дурацких сказок. Ярким примером этой породы может считаться наша местная достопримечательность — мадам Бильбоке, крупная леди не первой молодости, обожающая добрые дела и старый портвейн, что она сама считает très anglais[10].
Эта дама носит струящиеся одежды пастельных оттенков и пахнет как сухие цветы, слишком долго пролежавшие в ящике. Если пожевать ее сумочку, во рту остается вкус пудры. Она коллекционирует фарфоровых свинок и коровок, а письма пишет на бумаге, украшенной прыгающими кроликами. Уверен, вам приходилось встречать таких, как она. Сердце у нее, конечно, доброе, но уж больно она любит душевные излияния.
Я заранее чувствую, что сейчас начнется, когда она устремляет на меня влажный, растроганный взгляд и улыбается. Потом, если я вовремя не смоюсь, она гладит меня по голове, так осторожно и бережно, как люди прикасаются к мертвым ласточкам, вздыхает и заводит как на поминках: «Ну разве он не душка? Хотела бы я знать, о чем он сейчас думает».
