— Я верю, что вы не убивали Дмитрия Сергеевича, а посему вам ничего не грозит.
— А Андрей Петрович? Он в это верит? Моя жизнь ведь в его руках.
— Я докажу, что вы невиновны, чего бы мне это ни стоило. Я найду убийцу. Прошу, доверьтесь мне!
— Почему вы так хотите спасти меня, Алексей Николаевич? Вас ведь тоже могут начать подозревать!
Позади послышался шорох. Софья резко обернулась, подол её платья зацепился о ветку. Миг, и она с громким вскриком упала. Услышав шум, все бросились к ней.
«Verdammt!»3 — выругалась про себя Софья и прошептала: — Нога… очень больно.
— Давайте вернёмся домой. Там мой сын осмотрит вас. Вы сможете идти? — с притворным участием поинтересовалась Юлия Михайловна.
— Я не знаю, надо попробовать, — превозмогая боль, сказала пострадавшая. Она попыталась подняться и вскрикнула.
— Быть может, вам помочь? Я мог бы донести вас, — предложил Владимир Борисович.
— Не стоит, дядюшка, у вас же больная спина! Я справлюсь, — вмешался Алексей.
— Должно быть, я ужасно тяжёлая… Простите, ради бога, что так вышло, — еле слышно проговорила Софья, когда Якунин поднял её.
— Не беспокойтесь. Ваша нога сильно болит?
— Порядочно. Спасибо.
Они замолчали, каждый не зная, что сказать. Лицо Алексея горело, а сердце, казалось, от волнения было готово выпрыгнуть из груди, и он чувствовал его удары всем телом. Разгорячённая плоть протестовала и совершенно не хотела подчиняться разуму, упорно твердящему, что взаимность Софьи — всего лишь иллюзия его больной фантазии, а своими чувствами он погубит и себя, и её. Якунин тяжело и прерывисто дышал, стараясь успокоиться. Внезапно он почувствовал на себе взгляд. Софья испуганно смотрела на него, смотрела в упор. Стараясь преодолеть дрожь в голосе, Алексей спросил её:
— Софья Константиновна, что-то случилось?
— У вас в волосах запутался жучок. Могу ли я достать его?
— Да, безусловно. А вы не боитесь насекомых?
— Ужасно боюсь, но не позволить же ему поселиться в вашей причёске навечно? — она улыбнулась, и от этой улыбки повеяло тёплым золотым осенним вечером, а Алексею стало невероятно спокойно и хорошо.
Руки Софьи скользнули по шее, коснулись тёмно-кофейных волос. Насекомое рядом с ухом недовольно зажужжало и через секунду улетело. Боже, что творилось с Якуниным во время этого прикосновения!.. Обжигающе-огненная волна накатила на тело, окончательно переставшее подчиняться разуму, и он заглянул Софье в глаза. Что было в них? Страх? Волнение? Смущение? Или же, быть может, страсть? А главное, что бы он хотел увидеть в них? Алексей не мог дать себе правдивого ответа на этот вопрос.
Дорога до усадьбы показалось незаметной, несколько ступеней, дверей и перед ним уже предстала комната Софьи. Теперь Якунин опустил свою драгоценную ношу на кровать. Вокруг неё столпились все гости и хозяева имения.
— Бог мой, Софья Константиновна! Что произошло? — в дверях появился запыхавшийся Павел.
— Она упала и, кажется, повредила ногу. Вы сможете осмотреть её? — спросил Алексей.
— Безусловно. Вынужден попросить мужчин покинуть комнату, и, чтобы Софье Константиновне было спокойнее, может ли кто-то из дам остаться здесь?
— Да, конечно, я могу, — предложила Анна Васильевна.
— Спасибо вам за помощь, Алексей Николаевич, — слабым голосом произнесла Софья.
Якунин, кивнув головой, удалился к себе.
Прошло, должно быть, около часа. Павел и Алексей сидели в кабинете Владимира Борисовича, сам же хозяин отлучился.
— Что вы думаете обо всём этом, Алексей Николаевич? Кто, по вашему мнению, убил Дмитрия Сергеевича? — спросил Реутов, стряхивая пепел от папиросы на коробку с надписью «С. Габай».
— Признаться честно, не знаю. А что думаете вы?
— Мой ответ прост, но, с моей точки зрения, наиболее вероятен. Убийца — наша милейшая вдова, Софья Константиновна.
— Почему вы так решили? — стараясь скрыть подступающий гнев и сдерживаясь, чтобы его слова не прозвучали слишком резко, поинтересовался Якунин. — И потом, мне кажется, что у вас недостаёт улик, чтобы обосновать ваше обвинение.
— Ошибаетесь, как раз-таки достаёт! Сегодня я проводил осмотр и заметил кое-что любопытное. На шее у Софьи Константиновны совсем свежие синяки, словно её душили, а запястья… на них длинные, продольные шрамы. Полагаю, ей есть, что скрывать.
Павел Александрович Реутов
Алексей почувствовал, что ему дурно. Не может быть! Из-за той ссоры в саду этот новопреставленный ублюдок мог убить Софью, а что было с ней в прошлом, страшно даже представить.
— Это не доказательства, — стараясь сохранять холодность в голосе, проговорил Якунин.
— Согласен, но лишней эта информация следствию не будет. К слову, позвольте заговорить о сокровенном, — наигранно вежливо произнёс Павел. — Я кое-что заметил: вы ведь испытываете нежные чувства к Софье Константиновне, не так ли?
— Что, простите? — прошипел Алексей. — Это наговор, совершенно ничем не подтверждённая клевета!
— А почему тогда вы так разозлились? Послушайте, не стоит никому лгать, ведь в этом нет ничего ужасного… разумеется, если вы не убивали Дмитрия Сергеевича.
— Павел Александрович, вы несколько раз оскорбили меня, — сквозь зубы проговорил Алексей, — что прикажете мне с этим делать?
— Помилуйте, я вовсе не хотел…
Распахнулась дверь, и в комнату почти что влетел Владимир Борисович с криком:
— Его отравили, а затем застрелили, только что сообщили результаты экспертизы. Ну и дела, представляете себе?
Воцарилась гробовая тишина, и лишь через пять минут её прервало сказанное хором «Ну и ну…»
Глава 4
*
В столовой Верховских было душно и неуютно. Единственными звуками, раздававшимися в комнате, было лишь лязганье столовых приборов, напоминающее Алексею звон кандалов, да
