а после сожгите это письмо. Но если же вы любите меня столь же сильно, как и я вас, если же вы ещё не посчитали после всего написанного выше меня глупой и дурно воспитанной, молю: встретимся завтра в саду, у беседки, в пять часов вечера — папенька и маменька будут на приёме, и мы сможем поговорить. За этим прощаюсь с вами, уповая на ваше благочестие.
Навеки ваша,
Катя.
Какая же это была глупость — связаться с ней, доверить все самые сокровенные тайны и мечты! Как он был наивен тогда и как жалок сейчас!.. Воспоминания мелькали, словно в калейдоскопе. Светло-русые локоны и серые глаза, прикосновения нежных рук, манящие губы, розовое платье с рукавами жиго, шляпка, украшенная цветами, девичий смех, похожий на звон колокольчика… А потом её насмешливая, холодная улыбка, брошенная перчатка, оглушительно громкий выстрел и темнота. Да, он проиграл на той дуэли, но не сопернику, а своей гордости. Какой это был для него стыд — быть раненным, взять отпуск, уехать в глушь к тётушке, повесив голову…
Признаться, он не гнушался заводить романы с замужними дамами. А что на этот раз? Женщина, которую он боготворил, на которой хотел жениться, сделала его жалким рогоносцем, и, как бы глупо это ни звучало, растоптала, уничтожила. Алексей печально усмехнулся. Да уж, Купидон его явно недолюбливал — Софья, Катя…
Нет, он ни за что не повторит свою ошибку вновь. И зачем только потребовалось ломать эту комедию с Софьей? Сомнения терзали, но где-то в глубине души он понимал, что чем бы всё ни закончилось, эта игра будет стоить свеч.
Так, слушая, как дождь барабанит по крыше, Якунин просидел, должно быть, около получаса, пока из размышлений его не вырвала Анна Васильевна.
— Алёша, не хочешь немного прогуляться? — спросила она, входя в комнату.
— С радостью, тётушка. Мы пойдём вдвоём, или дядюшка присоединится к нам?
— К нам присоединится не только твой дядюшка, но и Юлия Михайловна с Марьей Александровной, а также Софья Константиновна. Нам всем стоит немного развеяться.
— А Павел Александрович?
— И он, разумеется.
— Что же, чудесно. В таком случае, я переоденусь и приду в гостиную.
Спустя несколько минут они уже были в саду. Только-только занималось лето, воздух был приятно прохладен. Буйство ароматов после недавнего дождя опьяняло. С листьев цветущих яблонь падали капли, оставляя круги на лужах. Вся компания оживлённо беседовала, и лишь Софья шла в стороне. Алексей хотел было подойти к ней, но что-то остановило его: то ли застенчивость, которой он отроду не страдал, но сейчас она по какой-то неясной причине появилась, то ли тётушкина просьба поговорить с Марьей Александровной. Чувствуя выжидающий взгляд Анны Васильевны, он, стараясь подавить нарастающее раздражение, подошёл к девушке.
— Невероятно странная погода сегодня, не находите? То ли просто дождь опять пойдёт, то ли второй потоп случится.
— Как вы можете говорить о погоде, Алексей Николаевич? В доме произошло убийство! Поверить не могу! Как всё это ужасно! Бедный Дмитрий Сергеевич!.. — тонкий голосок Марьи дрожал, в нём чувствовались слёзы.
— На вашем месте, Марья Александровна, я бы жалел не мёртвых, а живых. Мы все теперь под подозрением — вот в чём весь ужас, — печально усмехнувшись, сказал Якунин.
— Да, это просто катастрофа.
— Катастрофа, не катастрофа… Так или иначе, он когда-нибудь бы умер. Не надо раздувать трагедию на пустом месте, — вмешался в разговор незаметно подошедший Павел.
— Паша, прекрати! Если бы он умер, скажем, от болезни или от несчастного случая, то на то была бы Господня воля, а здесь его подло убил кто-то, кто возомнил себя Богом.
Реутов закатил глаза.
— Тебя переубеждать, я вижу, бесполезно. Человек способен сам вершить свою и чужую судьбу, а ты всё твердишь о провидении. Ладно, оставим это. Так или иначе, я уверен, что смерть Дмитрия Сергеевича непременно принесла кому-то выгоду. После него осталась молодая и красивая, а теперь наверняка ещё и хорошо обеспеченная вдова, Софья Константиновна. Лакомый кусочек, не правда ли? — язвительно усмехнулся Павел.
— Вы решили жениться, Павел Александрович? — холодно и спокойно поинтересовался Алексей.
— Что вы, помилуйте! Уверен, что среди нас есть куда более достойные претенденты, а моё сердце уже занято другой.
— Поверить не могу! Неужели ты об Анастасии Кирилловне? Она же замужем, Паша! Как тебе не стыдно говорить о своей порочной связи, да ещё и при Алексее Николаевиче?! — на прелестном личике Марьи читалось праведное возмущение.
— Прошу, не обращайте внимания, Алексей Николаевич — у моей сестрицы сегодня настроение поучать меня, — он рассмеялся. — Извините за нескромный вопрос, но есть ли у вас дама сердца? Интересуюсь из любопытства.
— Много было, — стараясь скрыть щемящую боль, небрежно бросил Алексей.
— Но наверняка одну забыть не можете, так ведь? — спросил Павел. В его глазах играли искры.
— Знали бы вы, что это была за женщина! Дьявол во плоти, — Якунин печально усмехнулся. — Однако же не будем об этом. Расскажите лучше о своей возлюбленной, Павел Александрович.
Мужчины беседовали ещё несколько минут, а Марья, закатив глаза, демонстративно ушла в комнату. Но вдруг Павла окликнула Юлия Михайловна, и тот направился домой, а Алексей подошёл к Софье.
— На улице сегодня очень хорошо, — слегка помявшись, проговорил он.
— Да, наконец-то прошёл дождь. В последние несколько часов до него было невероятно душно.
Они оба замолчали, глядя друг на друга. Софья смущённо отвела взгляд и негромко сказала:
— Вы тоже чувствуете это?
— О чём вы говорите?
— Пахнет цветами… цветами и смертью. Я боюсь, Алексей Николаевич. Я не хочу умирать сейчас.
— Позвольте, Софья Константиновна, я, кажется, чего-то не понимаю. Почему вы вдруг заговорили о своей смерти?
— Меня подозревают в убийстве собственного мужа. Стоит им только доказать мою вину… А что бы вы предпочли, Алексей Николаевич: каторгу или смерть? — она горько усмехнулась.
