– Эту палку подари в музей Вооруженных сил, Шах-Буба! Когда ты поедешь в Москву. От меня! – Дойдя до родника, он оставил палку, не выпуская ног орла, набрал воду в левую ладонь, сделал два глотка и, сполоснув рот и горло, сплюнул в канаву. Затем той же ладонью раз за разом плеснул себе в лицо и напился. – Если не знаешь дорогу в Москву, то спроси у учителя Кариба.
– Прекрати клоунаду, чтоб тебе сдохнуть! – Дяде Шах-Бубе очень не нравилось его поведение. – Ты только на себя посмотри, как полоумный, по горам лазаешь без обуви.
Действительно, дядя Хелеф был без сапог, в одних шерстяных чулках.
– Кто тут клоун? Посмотри на него! – засмеялся дядя Хелеф. – Вышедший из сеновала позорит того, кто сидит на киме! Достойного ордена Ленина! – Я не мог понять, шутит он или говорит всерьез. – Нет-нет, я не шучу. Вот эта палка решила дело Цавдара, – он был уже во дворе.
Тенфе стояла, прижав палец к губам.
Дядя Шах-Буба недовольно покачал головой.
Я не находил слов.
Наконец заговорила бабушка Тенфе:
– Хватит, Хелеф! Шутки хороши в меру. Расскажи, что там произошло.
– Вот, товарищ командир! Враг народа Цавдар, из-за которого козлятам матушки Тенфе светлый мир казался черным, я бросаю к твоим ногам! Рядовой пастух Хелеф, ефрейтор запаса! – И он, не раздумывая, бросил Цавдара к ногам дяди Шах-Бубы.
Цавдар был еще жив. Одно крыло его раскрылось веером, было ясно, что оно сломано. На голове виднелись следы крови. С усилием открывая глаза, он тяжело дышал. Досталось же ему от дяди Хелефа.
– Вот, проклятый, на твое зло и Всевышний возместил тебе злом! Хватай, ешь теперь! Чтоб ты лопнул! – Тенфе подтащила к Цавдару бездыханного козленка. Охваченная гневом, она вспомнила, наверное, нанесенную ей некогда обиду, и у нее заныли старые душевные раны.
– Что тут говорить о Всевышнем?! – Дядя Хелеф никак не мог успокоиться, а дядя Шах-Буба, понимая, что сейчас его ничем не проймешь, молчал и ждал, чем же он завершит свою болтовню. Дядя Хелеф, распаляясь, продолжал: – Разве Всевышний сумел бы его наказать? Это я поймал орла, я!.. Разбуженный звуком выстрела, я подумал: «Что-то случилось? Почему стреляют? Кто же на нас напал?» Осмотрелся, ничего особенного не заметил. Бычки живы-здоровы, сидят себе и беззаботно жуют жвачку. Со мной тоже все в порядке. По тропинке я пошел в сторону камня Цавдара. И палку взял с собой. Ого, что я вижу?! Цавдар, спрятав голову, сидит на камне с очень хмурым видом. Наверное, кто-то ранил его, решил я про себя. А вот оказывается, рана была у него в сердце, – рассказчик бросил взгляд на козленка и веревку с колышком, лежащих рядом. – Стараясь не шуметь, повезло, что не вспомнил про сапоги, я, как солдат, взяв палку наперевес, подошел к орлу со спины и так огрел его палкой, что он головой вниз слетел с камня и ударился о валуны. Я подумал, что он издох. Ан нет, живуч разбойник!
– Потому что он орел. И жизненная сила у него не сравнится с твоей… как у козленка. – Дядю Шах-Бубу, видимо, опечалила судьба Цавдара.
Мои чувства пребывали в смятении; казалось, что опустевшее небо тяжелым грузом давит на плечи. Летали птицы, но они не могли заполнить небо подобно орлу. Однако Цавдар был жив, и в моем сердце зажглась искорка надежды, что он еще будет парить в небесах. Надеялся я и на дядю Шах-Бубу, лишь он мог спасти орла, он должен знать, как это сделать.
Гнев Тенфе также улегся; наверное, старушка сожалела о том, что гордая птица, парившая в поднебесье над горами, оказалась под ногами. Опять прижав палец к губам, она качала головой. Интересно было бы узнать, о чем она думает? Может быть, осознавала, что падение единственного своего достойного соперника вконец обесцветит ее старушечий век? На кого теперь она будет кричать, кому будет угрожать?
Перед кем будет доказывать, что сердце у нее еще не угасло? Кому будет грозить ружьем? Кому теперь показывать, что одинокое владение среди пастбищ и полей, среди гор и скал еще имеет своего крепкого хозяина? Нет, не та жизнь наступит без орла…
– Ей-богу, теперь мне жалко бедняжку, – промолвила старушка.
– Дай-ка нож, отрежем ему голову. – Дядя Хелеф посмотрел на дядю Шах-Бубу. – Слышал я, полезно поесть вместе мясо козленка и орла. Если не веришь, как вернешься в село, спроси у доктора Назима.
– Доктору Назиму дай обследовать свою голову! – Дядя Шах-Буба отвязал веревку от колышка и начал завязывать орлу ноги.
– Что ты делаешь? – Дядя Хелеф не понял его действий.
– Повезу в Москву, скажу, что ты его поймал. – Дядя Шах-Буба снял с себя ватник.
Цавдар открыл глаза, они были неопределенного серо-зеленого цвета. Орел приходил в себя, но едва ли еще осознавал, в какую беду он попал. Наверное, пока он испытывал лишь боль в сломанном крыле.
– Держи мою палку, – сказал мне дядя Шах-Буба, а сам, завернув в ватник, поднял орла, одной рукой придерживая его за шею. – Пошли, тут нам больше нечего делать.
– Вай, дорогой Шах-Буба, разве так поступают? Неужели ты это говоришь серьезно? Зайдите домой, перекусите. Я уже приготовила…
– Нет. Не обижайся. Зайду в другой раз, когда вернется твой внук. Тогда и поедим, и выпьем. Будем пить из рога дядюшки Камала!
– Перед ребенком совестно мне. – Тенфе повернулась ко мне. – Ведь скажут, даже стаканом чая не угостила!
– Пусть пойдет и напьется из родника, – сказал дядя Хелеф. – Орла поймал я, а угощают других!
– Я уже напился, – ответил я дяде Хелефу. Мне также надоели его шутки.
– Заберите с собой хотя бы этого бедного козленка. Пусть Гюзель приготовит вам что-нибудь. Скажите, что я просила… Подождите, я найду, во что его положить…
– Нет-нет, не стоит утруждать себя. – Дядя Шах-Буба остановил ее: – Козленок пусть останется у тебя, найдешь, что с ним сделать, – и повернулся к дяде Хелефу: – Сними с него шкуру, разделай, потом уходи.
– Его мясо не влезет мне в горло, – сказала старушка.
– Тогда отдай тому, у кого в горло влезет все что угодно. – Дядя Шах-Буба опять взглянул на своего товарища.
– Наконец ты сказал хоть что-то умное. – Дядя Хелеф отнесся к его словам спокойно.
– Забирай, Хелеф, себе, – сказала Тенфе. Может быть, она почувствовала некоторое облегчение от того, что больше не надо возиться с козленком. Растила-то его для внука, который служит в армии, а если не судьба, то и сама не захотела есть его мясо.
– Грех отпускать победителя над орлом с пустыми руками. Все же, есть еще справедливость на свете! – Дядя Хелеф поднял козленка за задние ноги, потом сказал, обращаясь к Цавдару, находившемуся под мышкой у дяди Шах-Бубы: – Ты хотел его съесть, а съем все-таки я! Значит, не ты, а я из породы орлов! – Насвистывая, он удалился той же дорогой, какой и пришел сюда.
Дядя Шах-Буба не ответил ему ни словом. Мы попрощались со старушкой Тенфе и направились в сторону моста через Большую реку.
Мне было жалко Цавдара. Дядя Шах-Буба старался не сжимать орла, чтобы ему не было больно. Цавдар время от времени дергал ногами, а потом опять успокаивался. Наверное, боль пронзала всего его: тело, голову, крылья. Может быть, когда боль немного отпускала, он и пытался вырваться? Или хотел освободиться от этой боли в теле? Иногда он дергал головой, за которую держал его дядя Шах-Буба. Но, видя, что никакие усилия не помогают, ему приходилось мириться со своим положением. Как я понимал, большую, чем раны, боль орлу доставляло его бессилие, невозможность помочь самому себе. В глазах его, помимо испытываемой им боли, сквозили прежняя гордость и ненависть ко мне и к дяде Шах-Бубе, наверное, не забывал он и про дядю Хелефа с бабушкой Тенфе. Пожалуй, в эти минуты Цавдар ненавидел весь окружающий мир. Кто знает, какие еще чувства и желания его обуревали. «Если бы утром Халиса встретилась мне с полным кувшином, может быть, не было бы и этого несчастья…» – подумал я.
Но несчастье Цавдара на этом не закончилось…
Кто только ни приходил во двор дяди Шах-Бубы поглазеть на орла, за ногу привязанного к опоре навеса террасы.
– Ей-богу, ты велик, Шах-Буба! Мы еще никогда не видели, чтобы кто-нибудь поймал орла.
– Не я его поймал, – отвечал дядя Шах-Буба. – Это дело рук Хелефа.
– Хелеф поймал? – сомневались люди. – Такого не может быть!
– Если не верите мне, спросите у Кудрата.
– Да, это так, – подтверждал я.
– Тогда Хелефа надо представить к званию Героя.
– Сам он хочет орден Ленина, – смеялся дядя Шах-Буба.
– Да-а, шут шутом, но скромен!
– Как назвать орлом птицу, которую сумел поймать Хелеф? – насмехался еще кто-то.
Люди смеялись.
– Подкрался и ударил сзади, – сказал я.
На мои слова едва ли кто-нибудь обратил внимания. В глазах людей имя Хелефа роняло Цавдара со своей орлиной высоты. Если бы его поймал дядя Шах-Буба, бедняга не пал бы так низко.
Я думал: желание каждого человека – обрести вместо рук два крыла, оторваться от земли и свободно парить в небе, но человек так не может, ему это не дано. Он может летать лишь на чем-то, самим им созданном, но разве это можно считать свободным полетом? Нет, это совершенно другое, когда человек зависит от конструкции, которую он создал. Пусть он и испытывает чувство обретенной свободы и высоты, но его судьба при этом связана с конструкцией, в которой он находится, она же слепа, она не имеет души, и потому ей все равно, что может произойти с человеком. Вот почему человек, чувствуя свою зависимость, опасается ее… Иное дело – орел. Полет орла – это свободный полет, он летит, куда захочет, летит, сколько хочет. Он сам себе владыка, сам решает свою судьбу, и его жизнь в полете не зависит от чего бы то ни было… Вот почему люди завидуют орлам. Мне показалось, что они пришли во двор дяди Шах-Бубы, чтобы порадоваться унижению Цавдара, но никто не задумывался над тем, действительно ли это можно назвать унижением? Каждый пытался толкнуть его, ткнуть в него палкой, над ним насмехались. Дядя Шах-Буба одергивал их, но все равно и стар, и млад поступали по-своему.
