подняться сюда, снять его и уйти в другую комнату.
Вхожу внутрь, мой взгляд прикован к открытому ноутбуку, стоящему на столе, дверь со щелчком закрывается.
Сильные руки хватают меня сзади и прижимают к твердой груди. Это он. Никто другой не пахнет красным деревом, кожей и сандалом. Прежде, чем я успеваю ахнуть, он зажимает мне рот рукой.
— Что все это значит? — шипит мне на ухо.
Сильное и быстрое биение его сердца отдается эхом у меня за спиной. Но это пустяк по сравнению с быстрым стаккато моего пульса.
— Отпусти меня, — пытаюсь сказать я, но слова звучат приглушенно.
— Кто тебя послал?
Я качаю головой.
Его смешок столь же зол, сколь и мрачен, и все предположения, которые я сделала о нем, снова всплывают в голове. Он никак не может быть академиком Лондонской школы финансов. Он точь-в-точь как те опасные люди, которые работают с папой.
— Не. Ври. Мне.
Каждое слово несет смертельную угрозу.
Я снова качаю головой, дыша так быстро, что в глазах пляшут темные пятна. Мои колени дрожат, тело вот-вот рухнет на паркет. Единственное, что удерживает на ногах — это сила его хватки.
Он ослабляет руку, закрывающую рот. Ровно настолько, чтобы я могла говорить, но не кричать.
— Пожалуйста, — шепчу я. — Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Почему ты подошла ко мне в субботу? — спрашивает он.
Истерический смех наполняет мою грудь. Зачем еще девушке подходить к хорошо одетому мужчине, который безумно сексуален?
Я выдавливаю из себя слова:
— Не потому, что ты преподаватель в моем университете, если это то, о чем ты беспокоишься.
— Ответь на мой вопрос.
— Ты выглядел как…
Я бросаю взгляд через отделанный деревянными панелями кабинет, останавливаясь на окне. Снаружи студенты прогуливаются на солнышке, не обращая внимания на то, что один из преподавателей сейчас озвереет.
Как, черт возьми, мне закончить это предложение, не прозвучав как золотоискатель или шлюха?
— Продолжай, — рычит он.
— Ты напомнил мне героя романа, — выпаливаю я.
Он замирает, и хватка на шее ослабевает.
— Объясни.
— На прошлой неделе я вернулась домой и обнаружила, что мой отец исчез.
Это первый раз, когда я произнесла эти слова вслух, и боль от того, что меня бросили, душит. Горло сжимается, перекрывая доступ воздуха. Моргая, я борюсь с подступающими слезами.
— Я чувствовала себя дерьмово, а потом проходила мимо «Красной комнаты» и увидела тебя…
— И?
Челюсть сжимается, я сглатываю. Мариус не производит впечатления человека, который напрашивается на комплименты или похвалу.
— Ты хочешь, чтобы я разжевала всё?
— Если только не хочешь, чтобы я выбил это из тебя, — его тон спокойнее, звучит почти как мужчина, который не давал мне уснуть ранним утром.
От смутного напоминания о том, что мы делали вместе, к моим щекам приливает тепло. Оно набирает скорость, спускаясь по груди к бедрам.
Воображение рисует меня, склонившейся над его коленями и получающей обещанную порку. Часть беспокойства проходит, но теперь пульсация клитора почти синхронна с его сердцем.
— Говори.
— Я хотела сексуального и богатого парня, — бормочу я.
— И?
Ощущение тепла на коже вызывает раздражение. Я вырываюсь из хватки, и, к огромному удивлению, Мариус позволяет мне повернуться к нему лицом.
Солнечный свет проникает через высокое окно, освещая одну сторону его лица и придавая кончикам темно-каштановых волос сочный оттенок красного. Он смотрит на меня сверху вниз расширенными зрачками, окруженными тонким голубым кольцом.
Какую бы угрозу он ни видел во мне, теперь она исчезла, сменившись любопытством, граничащим с весельем.
И это все?
Никаких извинений за то, что выскочил и напугал меня? Никаких извинений за обвинения?
Должна ли я продолжить и перейти к грязным разговорам?
— Если ты уже забыл, чего я хочу, перечитай сообщения, — огрызаюсь я. — Потому что у нас свидание в субботу в твоей игровой комнате.
Свет в его глазах меркнет.
— Этого не будет, Мисс…
Его отказ бьет, как пощечина. Я отступаю назад, каблук моих туфель запутывается в толстом ковре.
— Почему? — спрашиваю я, прежде чем успеваю остановить себя.
— Ты студентка, — говорит он так, как будто это очевидно. — Я преподаватель, правила Университета Марина запрещают…
— А что говорят правила о фотографиях члена от профессора? — я поднимаю подбородок.
Его лицо вытягивается, и взгляд становится убийственным.
Мой желудок падает на пол из темного дерева и летит вниз несколько лестничных пролетов. О чем, черт возьми, я думала? Я не просто угрожаю сварливому старому академику. Этот человек швырнул стулом в племянника самого могущественного британского гангстера.
Профессор Сегал надвигается, черты его лица убийственны. Я отступаю назад, снова чуть не спотыкаясь о ковер, пока моя задница не ударяется об угол стола.
Его рука обхватывает мою шею. Не настолько крепко, чтобы задушить, но достаточно, чтобы дать понять, что он может раздавить мне трахею. Я падаю назад, позвоночник прижат к твердой поверхности, голова рядом с открытым ноутбуком.
Нужно бежать или отбиваться, но я хочу замереть. Профессор Сегал опасен, но он не отец. Та часть меня, которая отчаянно нуждается в острых ощущениях, устремляется вперед и руководит губами.
— Ты, должно быть, сделал что-то особенное, чтобы стать профессором в возрасте двадцати восьми лет, — говорю я. — Было бы жаль потерять все из-за домогательств к студентке.
Я ожидаю, что его глаза вспыхнут или хватка усилится, но выражение лица выглядит почти как облегчение, прежде чем снова окрашивается яростью.
— Объясни, — шипит он сквозь стиснутые зубы.
— Ты не отменяешь наше свидание в субботу, — говорю я дрожащим голосом. — Я хочу шикарный ужин и экскурсию по твоей игровой комнате, а потом потрахаться.
— И?
Его хватка не усиливается и не ослабевает. Не могу сказать, происходит ли это потому, что он соглашается с моими требованиями, или же хочет, чтобы я окончательно себя утопила.
Сглатываю.
— И ты будешь доступен для секса, когда я захочу.
Его ноздри раздуваются, а мускулы челюсти каменеют.
— Ты сумасшедшая.
Что безумно, так это то, что он не задушил меня до смерти. Я решаю воспринять это как положительный знак.
Профессор Сегал поднимает брови в безмолвном вопросе. Я интерпретирую это как вопрос, есть ли у меня еще какие-нибудь требования.
Черт возьми. Я в ударе.
С таким успехом я могу вытянуть из него что угодно.
— Я хочу денег.
Его глаза сужаются.
— Сколько?
— Мне нужно оплатить обучение, аренду и прочие расходы, — выпаливаю я.
Впервые с тех пор, как уложил меня на стол, он отводит взгляд, ослабляет хватку на шее и отходит в сторону.
Отсутствие зрительного контакта ощущается как отказ.
— Сколько? — его голос холоден.
— Что?
— На твои расходы.
Эти
