— А вон и мама! — обрадованно вскрикнул Ваня, увидев мать, Полину, всех троих малышей.
Оставаться в селе было опасно, да и негде приютиться. Собрав, что можно, мать с детьми ушла в соседнее село, где не было немцев, а Ваня остался, чтобы перенести в погреб зерно и картошку. Работал до вечера.
— А потом пришли наши. Я как увидел их в балке, сразу побежал туда, — закончил свой рассказ Ваня.
Командир 443-го полка полковник М. 3. Гагарин приказал начальнику штаба капитану М. М. Голубеву зачислить парня на все виды довольствия.
— А ты, Георгий Миронович, будешь ему за отца-командира, — добавил полковник, обращаясь к политруку Фисенко, который исполнял обязанности начальника разведки полка.
Так тринадцатилетний Ваня Митин стал сыном полка, юным бойцом-разведчиком. Он хорошо знал местность и однажды повел группу разведчиков в Верхнее Гурово. Фисенко, высокий и худощавый, шагал впереди всех, а Ваня бежал за ним и указывал дорогу. К селу подошли ночью. Ваня ушел вперед. Вскоре он вернулся и сообщил, что на этой стороне села немцев нет, а за оврагом — полно. Есть там и танки.
Разведчики собрали данные о численности противника. На обратном пути завернули к Ваниному тайнику и прихватили с собой все собранное оружие.
Еще несколько раз Ваня ходил в разведку, и Фисенко уже не опасался брать его на рискованные дела. Как-то вместе с политруком Ваня побывал в гостях у матери. Она жила снова в Анненском. Увидев сына в военной форме, ахнула.
— Да куда же ты вырядился! Отец погиб на фронте, и ты добром не кончишь, — заплакала она.
Но политрук успокоил мать, похвалил ее сына за смелость и расторопность.
До лета 1942 года Ваня оставался в семье разведчиков подразделения Г. М. Фисенко. Во время отступления наших войск к Дону 443-й полк вел тяжелые оборонительные бои, несколько раз попадал в окружение. В ходе этих боев отдельные подразделения оказались отрезанными от полка, некоторые воины пробирались через линию фронта самостоятельно, затем вливались в другие части. В списках личного состава росло число пометок об убитых и пропавших без вести. В суматохе тех дней затерялись следы Вани Митина и некоторых других разведчиков. Во всяком случае, ко времени стабилизации франта в 443-м полку не было ни политрука Фисенко, ни юного разведчика Митина.
И вот в архивных документах 6-й стрелковой дивизии я вдруг наткнулся на фамилию политрука Г. М. Фисенко. Не тот ли это, что был в 443-м полку? Оказалось, тот самый, горьковчанин. Его я разыскал в Кабардино-Балкарии, в городе Прохладном. Во время июльских боев западнее Дона он с группой своих разведчиков попал в 6-ю дивизию. Находился при нем и Ваня Митин. Но вскоре их пути разошлись.
«Но недавно, — пишет Г. М. Фисенко, — я разыскал своего фронтового сына. Он живет в Одессе. После отступления от Щигров мы с ним попали в один из полков 6-й дивизии, участвовали в боях за Воронеж. На Чижовке я был тяжело ранен и надолго выбыл из строя. А Ваня Митин продолжал путь на запад. Он стал опытным разведчиком, вернулся домой с боевыми наградами. Потом учился».
А. Баюканский
Большой бой Генки Капустенка
аташа живет в многоэтажном доме, который очень похож на все дома их микрорайона. А двор у них один — общий. И, конечно, ребятни видимо-невидимо.
Как-то ребята играли в войну. Наши наступали, «не наши» — держали оборону. Укрывшись за сараем, они осыпали наступающих градом снежков. Подойти к ним было невозможно. И тогда один мальчишка из третьего подъезда встал в полный рост и, держа в руке снежок, прямо пошел на противника.
«Не наши» выскочили из-за сарая, загалдели: «Не будем мы бить безоружного. Это не по правилам!» Разгорелся спор. Чем бы он закончился, неизвестно, не выйди на улицу Наташа Капустенок. Ребята окружили девочку, объяснили, что произошло.
— Скажи, разве можно во время войны открыто, как на прогулке, идти на врага? Ведь сразу убьют.
— Конечно, — ответила Наташа, — нужно было незаметно подползти к укреплению и тогда атаковать. Ясно? — Наташа повернулась и пошла прочь.
— Ты куда?
— На занятия. В музыкальную школу…
Придя из музыкальной школы, Наташа присела к столу, вспомнила разговор с мальчишками во дворе. Стала думать про папу. Он сейчас на работе. Наташин папа работает на Коксохиме, где и в самую суровую зиму жарко, как в Африке, потому что там плавят кокс. Девочка видела, как вырывается пламя из всех семидесяти семи печей коксовой батареи, как горячий кокс ссыпается искрящейся рекой прямо в тушильный вагон.
Огромен Новолипецкий ордена Ленина металлургический завод. Около тридцати тысяч человек работают здесь. А вот Геннадия Владимировича Капу-стенка все знают. Он — известный человек на заводе. Новатор. Начальник смены коксового цеха, первым вызвал на соревнование товарищей по труду.
— Выплавка стали, — сказал он, — наше общее дело. Поэтому давайте соревноваться друг с другом. Мы — коксохимики — будем давать доменщикам отличный кокс. Доменщики выплавят из него чугун. Конверторщики сварят из чугуна сталь. Прокатчики сделают из стали стальной лист.
Словом, начал он вместе с мастерам Иваном Затоноких соревнование смежных профессий. И не знает ни минуты покоя Геннадий Владимирович Капустенок. Помогает машинистам двересъемной машины, руководит единственной в стране установкой сухого тушения кокса. 80 человек ждут от него совета и помощи.
Однажды смена выдалась особенно напряженной. Заклинило один из конвейеров. Пока ремонтировали, ушло время. Пришлось наверстывать упущенное.
Устало поднимался по лестнице Геннадий Владимирович и вдруг навстречу соседская девчонка:
— А вам письмо пришло. Вот такое! С красивыми марочками…
Письмо передала отцу Наташа.
— Папа, это тебе из Москвы. Возьмешь меня в Москву?
Геннадий Владимирович надорвал конверт. Наташа заглянула через плечо, прочитала: «Комитет ветеранов войны. Партизанская секция…»
А через день, достав из серванта ордена и медали, Геннадий Владимирович прикрепил их к новому пиджаку. Наташа внимательно следила за отцом. Ордена располагались сверху вниз. Отечественной войны. Рядом орден Трудового Красного Знамени. Ниже партизанские и трудовые медали.
Медаль за бой, медаль за трудИз одного металла льют!
— продекламировала Наташа.
Геннадий Владимирович улыбнулся и, обняв дочку, направился к выходу…
Последний раз мелькнули за окном вагона огненные сполохи Новолипецкого металлургического. Геннадий Владимирович сумел разглядеть среди леса труб свою главную коксохимическую трубу и почему-то грусть овладела им. Казалось бы, радоваться нужно. Едет в столицу нашей Родины на встречу с бывшими белорусскими партизанами.
«Какие-то они стали сейчас? — подумал Геннадий Владимирович. — Вроде вчера еще пацанами были…»
А поезд все шел и шел, постукивая колесами на стыках рельсов. За окном мелькали заснеженные перелески, деревни на крутых взгорках. Если прикрыть глаза, то можно было представить, что сейчас не февраль 1972 года, а февраль 1942 года. Как быстро пролетело время!
Геннадий Владимирович задумался, припомнил школу, дружков-пионеров. Грозный 1941 год. Думал, забылось многое. Нет. Память вернула его к тем грозным дням. Время словно сдвинулось. Он снова был вожаком ребячьей ватаги, был вихраст и беспечен А потом пришли партизаны. С автоматами, красные ленты на шапках.
Да, как же все это началось?
МОТОЦИКЛ «БМВ»
Фронт отступил. Ушли на восток разрозненные части Красной Армии. Замерла деревня Фортуново в ожидании больших перемен. Только семеро дружков не теряли даром времени. Они дали друг другу клятву: «Изводить проклятых катов до самой кончины». Но «катов» еще не было, и ребята бродили по лесам, проселочным дорогам, наведывались в замшелые заросли. Собирали оружие, гранаты, патроны.
В этот день стояла жаркая, безоблачная погода. Ребятишки собрались возле крайней хаты, слушали деда Пахома — главного специалиста «по немецким вопросам». Дед в первую мировую войну бежал из германского плена.
— Больно любят они воевать — то, — говорил словоохотливый дед, поощряемый вниманием слушателей — все усатые, упрямые, як зубры. Прут на рожон за кайзера. Тьфу, за энтого… фюлера.
Ребята, усевшись в кружок, переглядываются. Ваня Голынский — самый близкий дружок Генки Капустенка — подзадоривает деда.
— А что еще любят каты?
— Сосиски с пивом. И шнапс. Подопьют и поперли вперед. И пули их вроде не берут.
— А мы это испытаем, — не выдержал Генка.
Дед Пахом поднял поблеклые глаза на мальчишку.
— Ты, того, Капустенок, не балуй. Беду на село накличешь! — И покачал кривым пальцем.
Генка хотел что-то ответить деду, но слова замерли на языке. Из-за колхозного сарая повалили клубы пыли. Кто мог ехать в деревню в смутное время?
