* * *
Я прощаюсь со всем, чем когда-то я былИ что я презирал, ненавидел, любил.
Начинается новая жизнь для меня,И прощаюсь я с кожей вчерашнего дня.
Больше я от себя не желаю вестейИ прощаюсь с собою до мозга костей,
И уже наконец над собою стою,Отделяю постылую душу мою,
В пустоте оставляю себя самого,Равнодушно смотрю на себя — на него.
Здравствуй, здравствуй, моя ледяная броня,Здравствуй, хлеб без меня и вино без меня,
Сновидения ночи и бабочки дня,Здравствуй, все без меня и вы все без меня!
Я читаю страницы неписанных книг,Слышу круглого яблока круглый язык,
Слышу белого облака белую речь,Но ни слова для вас не умею сберечь,
Потому что сосудом скудельным я был.И не знаю, зачем сам себя я разбил.
Больше сферы подвижной в руке не держуИ ни слова без слова я вам не скажу.
А когда-то во мне находили словаЛюди, рыбы и камни, листва и трава.
1957
В музее
Это не мы, это они — ассирийцы,Жезл государственный бравшие крепко в клешни,Глинобородые боги-народоубийцы,В твердых одеждах цари, — это они!
Кровь, как булыжник, торчик из щербатого горла,И невозможно пресытиться жизнью, когдаВ дыхало льву пернатые вогнаны сверла,В рабьих ноздрях — жесткий уксус царева суда.
Я проклинаю тиару Шамшиадада,Я клинописной хвалы не пишу все равно,Мне на земле ни почета, ни хлеба не надо,Если мне царские крылья разбить не дано.
Жизнь коротка, но довольно и ста моих жизней,Чтобы заполнить глотающий кости провал.В башенном городе у ассирийцев на тризнеЯ хорошо бы с казненными попировал.
Я проклинаю подошвы царских сандалий.Кто я — лев или раб, чтобы мышцы моиБез возданья в соленую землю втопталиПрямоугольные каменные муравьи?
1960
Явь и речь
Как зрение — сетчатке, голос — горлу,Число — рассудку, ранний трепет — сердцу,Я клятву дал вернуть мое искусствоЕго животворящему началу.
Я гнул его, как лук, я тетивойДушил его — и клятвой пренебрег.
Не я словарь по слову составлял,А он меня творил из красной глины;Не я пять чувств, как пятерню Фома,Вложил в зияющую рану мира.А рана мира облегла меня;И жизнь жива помимо нашей воли.
Зачем учил я посох прямизне,Лук — кривизне и птицу — птичьей роще?Две кисти рук, вы на одной струне,О явь и речь, зрачки расширьте мне,И причастите вашей царской мощи,
И дайте мне остаться в сторонеСвидетелем свободного полета,Воздвигнутого чудом корабля.О два крыла, две лопасти оплота,Надежного как воздух и земля!
1965
Снежная ночь в Вене
Ты безумна, Изора, безумна и зла,Ты кому подарила свой перстень с отравойИ за дверью трактирной тихонько ждала:Моцарт, пей, не тужи, смерть в союзе со славой.
Ах, Изора, глаза у тебя хорошиИ черней твоей черной и горькой души.Смерть позорна, как страсть. Подожди, уже скоро,Ничего, он сейчас задохнется, Изора.
Так лети же, снегов не касаясь стопой:Есть кому еще уши залить глухотойИ глаза слепотой, есть еще голодуха,Госпитальный фонарь и сиделка-старуха.
1960
* * *
И я ниоткудаПришел расколотьЕдиное чудоНа душу и плоть,
Державу природыЯ должен рассечьНа песню и воды,На сушу и речь.
И, хлеба земногоОтведав, прийтиВ свечении словаК началу пути.
Я сын твой, отрадаТвоя, Авраам,И жертвы не надоМоим временам,
А сколько мне в чашеОбид и труда…И после сладчайшейИз чаш —никуда?
1967
* * *
Струнам счет ведут на лиреНаши древние права,И всего дороже в миреПтицы, звезды и трава.
До заката всем народомЛепят ласточки дворец,Перед солнечным восходомНаклоняет лук Стрелец,
И в кувшинчик из живогоПерсефонина стеклаВынуть хлебец свой медовыйОпускается пчела.
Потаенный ларь природыОтмыкает нищий царьИ крадет залог свободы —Летних месяцев букварь.
Дышит мята в каждом слове,И от головы до пятШарики зеленой кровиВ капиллярах шебуршат.
1968
Земное
Когда б на роду мне написано былоЛежать в колыбели богов,Меня бы небесная мамка вспоилаСвятым молоком облаков,
И стал бы я богом ручья или сада,Стерег бы хлеба и гроба, —Но я человек, мне бессмертья не надо:Страшна неземная судьба.
Спасибо, что губ не свела мне улыбкаНад солью и желчью земной.Ну что же, прощай, олимпийская скрипка,Не смейся, не пой надо мной.
1960
Загадка с разгадкой
Кто, еще прозрачный школьник,Учит Музу чепухеИ торчит, как треугольник,На шатучем лопухе?
Головастый внук Хирона,Полувсадник-полуконь,Кто из рук АнакреонаВынул скачущий огонь?
Кто, Державину докука,Хлебникову брат и друг,Взял из храма ультразвукаЗолотой зубчатый лук?
Кто, коленчатый, зеленыйЦарь, циркач или божок,Для меня сберег каленый,Норовистый их смычок?
Кто стрекочет, и пророчит,И антеннами усовПятки времени щекочет,Как пружинками часов?
Мой кузнечик, мой кузнечик,Герб державы луговой!Он и мне протянет глечикС ионийскою водой.
1960
Кора[3]
Когда я вечную разлукуХлебну, как ледяную ртуть,Не уходи, но дай мне рукуИ проводи в последний путь.
Постой у смертного порогаДо темноты, как луч дневной,Побудь со мной еще немногоХоть в трех аршинах надо мной.
Ужасный рот царицы КорыУлыбкой привечает нас,И душу обнажают взорыЕе слепых загробных глаз.
1958
Зимой
Куда ведет меня подруга —Моя судьба, моя судьба?Бредем, теряя кромку кругаИ спотыкаясь о гроба.
Не видно месяца над нами,В сугробах вязнут костыли,И души белыми глазамиГлядят вослед поверх земли.
Ты помнишь ли, скажи, старуха,Как проходили мы с тобойПод этой каменной стенойЗимой студеной, в час ночной,Давным-давно, и так же глухо,Вполголоса и в четверть слухаГудело эхо за спиной?
1958
До стихов
Когда, еще спросонок, телоМне душу жгло и предо мнойОгнем вперед судьба летелаНеопалимой купиной, —
Свистели флейты ниоткуда,Кричали у меня в ушахФанфары, и земного чудаХодила сетка на смычках,
И в каждом цвете, в каждом тонеИз тысяч радуг и ладовОкрестный мир стоял в коронеСвоих морей и городов.
И странно: от всего живогоЯ принял только свет и звук, —Еще грядущее ни словаНе заронило в этот круг…
1965
* * *
