Хотя снаружи похолодало, а оконные решетки дребезжали под натиском северо-западного ветра, в доме непогода не ощущалась. От расставленных вокруг стола жаровен поднималось тепло, воздух казался сладким из-за подогретого вина. Чжан Чэнлин подтаскивал ароматные блюда одно за другим и очень боялся споткнуться, так как перед глазами висела лёгкая пелена — от дурманящих запахов или от восторга. Лишившись семьи и крова, мальчик боялся стать нищим бродягой и даже не мечтал встретить Новый год по всем правилам. Но, видимо, у богов были лучшие планы на Чжан Чэнлина. Усевшись на своё место, он поглядывал то на Чжоу Цзышу, то на Вэнь Кэсина и чувствовал, как тает тяжесть на сердце.
Чжоу Цзышу повеселел, едва зайдя в пропитанную винным благоуханием комнату. Первым делом он наполнил свою чашу и поднёс её к носу. Полуприкрыл глаза, наслаждаясь чистым и свежим запахом, и лишь после этого сделал неторопливый глоток. Домашнее вино из ближайшей деревни не отличалось изысканностью. Но дыхание этого вина бодрило, вкус таял на языке, и в холодную ночь оно согревало изнутри все тело сверху донизу.
В столице сейчас яблоку было негде упасть. По случаю Нового года комендантский час отменялся, и нарядная толпа заполняла улицы. Чжоу Цзышу помнил ночные ярмарки, и песни Лунной Девы над серебром реки, и изысканные нектары многолетней выдержки. Но в те дни вездесущий запах румян мешал разобрать аромат напитков, а груз обязанностей делал пресным всё, что попадало на язык. Лишь теперь у него появилось время для простых радостей.
Пока Чжоу Цзышу сидел, замерев над чашей, пара палочек подкладывала в его миску немного того, немного этого. Повернув голову, он окинул удивленным взглядом Вэнь Кэсина, который всегда любил отобрать чужое лакомство, а теперь с тихой заботой проносил лучшие куски мимо своего рта.
— Не забывай про еду, пьянчужка! — ласково улыбнулся Вэнь Кэсин, и Чжоу Цзышу почувствовал, что его легонько дернули за струну в сердце.
Вэнь Кэсин помолчал, размышляя о чем-то своём, и негромко прибавил:
— Кажется, это лучший Новый год из тех, что я помню.
Чжан Чэнлин по-прежнему не понимал толком, что собой представляет господин Вэнь, поэтому мог только растерянно моргать и слушать в оба уха.
— Последние несколько лет праздник был для меня поводом приструнить подхалимов и предателей, — задумчиво продолжил Вэнь Кэсин. — После этого мы с Гу Сян спокойно распивали на двоих чайник вина. Но о чём говорить с Гу Сян? Мы просто отмечали то, что прожили ещё год. Если не можешь веселиться с семьей, нет смысла устраивать торжество. Только тошнее делается, — заключил он, покачав головой.
В глазах Чжан Чэнлина старший Вэнь мгновенно приобрел ореол глубокой трагичности, и взгляд мальчика наполнился сочувствием. Растрогать Чжоу Цзышу было сложнее. Он бросил на Вэнь Кэсина колкий испытующий взгляд и усмехнулся:
— А как же все твои задушевные подруги? То есть друзья. Прости, я оговорился.
В шутку он спрашивал или нет, Вэнь Кэсин лишь безразлично пожал плечами:
— Один платит за то, чтобы не пить в одиночку. Другой раздаривает улыбки каждому встречному, но тело продаёт по лучшим ценам. Где же тут семья и где праздник? А-Сюй, ты напрасно унижаешь себя такими сравнениями, — предупредил он мягко. — Твоя ревность — плохая приправа к хорошему ужину.
У Чжоу Цзышу возникло острейшее желание опрокинуть свою чашу на голову господину Вэню, но рука не поднялась расплескать доброе вино. После тяжелых колебаний он все-таки вылил остатки выпивки себе в глотку, так ничего и не ответив.
Когда восхитительный ужин был съеден и разговоры пошли на убыль, Чжан Чэнлин поспешил на улицу с вязанкой петард. Через минуту двор наполнился треском и вспышками света. Алые искры взлетали ввысь, рассыпались в ночном небе и опадали огненным дождём. Глядя на такую красоту, Чжан Чэнлин вдруг рассмеялся по-детски звонко и безмятежно. Что бы ни случилось в этом году, холода уходили, уступая место весне.
Устроившись на ступенях крыльца, Чжоу Цзышу продолжал наслаждаться вином. Вэнь Кэсин присел рядом, выхватил из его руки чашу и лукаво усмехнулся. Отыскав на фарфоре место, которого Чжоу Цзышу касался губами, он с удовольствием допил вино с того же края и медленно слизнул последние капли, словно не мог насытиться вкусом. Чжоу Цзышу отвернулся, чувствуя, что уши начинают гореть. Тогда Вэнь Кэсин со смехом взял его замёрзшую руку и прижал к своей груди, отогревая ледяные пальцы. Про себя он подумал, что это определённо был лучший Новый год за всю треклятую жизнь.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Примечание к части
∾ Ли Бо (современное произношение Ли Бай) или Ли Тай-бо ( 李白; 李太白; 701-762/763 г.) — китайский поэт времен династии Тан.
∾ Ду Фу (杜甫; 712-770) — один из крупнейших поэтов Китая и выдающийся классик времен династии Тан.
∾ Ли — мера длины, примерно 0,5 км (в древности ок. 400 м).
∾ Лаба (腊八) — 8-й день двенадцатого месяца, день просветления Будды Шакьямуни. Традиционным праздничным угощением является каша Лабачжоу (腊八粥), которая связана с легендой о просветлении.
∾ Малый Новый год — 23/24-й день двенадцатого месяца, относится в контексте к 祭灶节 («праздник жертвоприношения кухонному богу»). В этот день принято убирать дом, подносить пищу и закрашивать рот изображения бога кухни подслащенной жидкостью.
Том 2. Глава 54. Пробуждение
Опустилась ночь.
Весна уже вступила в свои права, и при свете дня воздух наполнялся ароматами просыпающейся природы. Но после заката зима ещё напоминала о себе внезапными заморозками и тонким ледком на реках. У недавно оттаявшего ручья стоял человек в багряной одежде с кроваво-красным родимым пятном на пол-лица. Это был Сунь Дин, Скорбящий Призрак.
Сунь Дин внимательно осматривался вокруг. Одна его рука была отведена в сторону, согнутые пальцы на ней напоминали когтистую птичью лапу. В темноте бросалось в глаза неестественное сверкание ладони, которое никак не могло быть бликом лунного света на коже. Несколько теней отделились от окружающей темноты и бросились к нему. Сунь Дин мгновенно взвился в воздух и вступил в схватку с одетыми в чёрное людьми.
В десятке великих призраков Долины самыми могущественными считались Скорбящий Призрак, Призрак Висельника и Призрак Непостоянства.[364] Это не означало, что остальные не представляли опасности. Просто указанная троица пустила корни в Долине раньше других. За долгие годы интриг, привлечения сторонников и уничтожения противников каждый из них стал влиятельной силой, которую не сбросишь со счетов.
Скорбящий Призрак не являлся непревзойдённым мастером кунг-фу, но его «ладонь ракшасы» была уникальна. В настоящее время в улине Центральных равнин больше никто не владел этой техникой. Поражённые «ладонью ракшасы» погибали, не сделав и трёх шагов. На трупе находили отличительный знак в виде ладони. Даже два знака — удар проходил насквозь, оставляя тёмные отметины на груди и спине. Это было действительно устрашающе.
Несмотря на внезапную ночную засаду, Сунь Дин ничуть не растерялся. Пара его смертоносных ладоней мелькала в воздухе, уничтожая противников, словно жуков. Атакующие явно переоценили свои возможности. Вскоре бой закончился: оставшиеся в живых в панике разбежались. Скорбящий Призрак не стал никого преследовать. Он подошёл к одному из трупов, лежавшему ничком, и задрал на нём рубаху. Увидев маску призрака, вытатуированную на пояснице мертвеца, Сунь Дин криво усмехнулся.
Через полчаса на месте действий появился ещё один человек. Он приблизился к Сунь Дину, наклонился, чтобы рассмотреть татуировку на трупе, и скупо спросил:
— Что произошло?
Скорбящий Призрак спрятал ладони в рукава, окинул прибывшего равнодушным взглядом и холодно отметил:
— Ты опоздал, лао Мэн.
Этот лао Мэн был ни кем иным, как помощником Гу Сян в ту ночь, когда Чжоу Цзышу и Вэнь Кэсин выбирались из пещеры-ловушки. Как и тогда, лао Мэн был одет в простую грубую одежду. При быстрой ходьбе он слегка прихрамывал на левую ногу, но это бросалось в глаза только внимательному наблюдателю. Открытое лицо лао Мэна могло показаться добрым и приветливым, если бы не омрачавшая его в данный момент угрюмость. Переднюю часть его тела закрывал длинный фартук, как у работников скотобойни. Следуя велению Вэнь Кэсина, лао Мэн всё-таки нарядился мясником.
