ли печь, сделанная из определенных материалов и определенной формы, чистой или нечистой. Раби Элиезер решил, что она чиста, но остальные учителя имели на этот счет другое мнение. Ответив на все возражения, выдвинутые учителями против его решения, и видя, что они все еще отказываются согласиться, раби повернулся к ним и сказал: «Если Галаха (закон) в согласии с моим решением, пусть свидетельствует об этом это рожковое дерево». При этих словах рожковое дерево выдернуло корни из земли и переместилось на расстояние девяноста метров, а некоторые говорят, что на триста шестьдесят пять метров от своего прежнего места. Но учителя засомневались и сказали: «Мы не можем принять свидетельство рожкового дерева». – «Что же, – сказал раби Элиезер, – пусть этот текущий ручей будет свидетельством», – при чем ручей тотчас же повернул свое течение в противоположную сторону. Но учителя отказались принять и это свидетельство. «Тогда пусть стены школы будут свидетелями, что закон согласен с моим решением», – сказал раби Элиезер, и стены начали прогибаться и почти обрушились, когда раби Иехошуа вмешался и остановил их, сказав: «Если ученики мудрецов спорят о Галахе, что вам с того? Молчите!» Тогда, из уважения к раби Иехошуа, они не упали, а из уважения к раби Элиезеру они не приняли снова свое прежнее прямое положение, но остались падающими, и так они выглядят по сей день. Тогда раби Элиезер сказал учителям: «Пусть сами небеса свидетельствуют, что Галаха в соответствии с моим решением». И был услышан Бат-Кол или голос с небес, сказавший: «Что делаете вы с раби Элиезером? Галаха во всех отношениях соответствует его решению!» Тогда раби Иехошуа встал и доказал, ссылаясь на Писание, что даже голос с небес слушать не следует, «ибо ты, о Боже, давно прописал в законе, данном нам на горе Синай (Исх. 23:2), “Следуй за большинством”. У нас есть свидетельство пророка Элиягу, данное под клятвой раби Натану, что касательного этого спора о печи сам Бог признался, сказав: “Мои дети победили меня! Мои дети победили меня!”»[463].
Неудивительно, что этот пассаж из Талмуда бесконечно использовался антисемитами как доказательство бесстыдно-манипулятивного отношения евреев к Богу! Короче говоря, здесь уже разворачивается смерть Бога: когда акт творения совершен, Бог умирает, оставаясь лишь в мертвой букве закона, не сохраняя за собой даже права вмешаться в то, как другие люди интерпретируют Его закон – неудивительно, что эта притча перекликается с известной сценой из начала фильма «Энни Холл» Вуди Аллена (другого еврея!), где пара, стоящая в очереди за билетами в кино, обсуждает теорию Маршалла Маклюэна, который сам вдруг появляется среди людей, стоящих в очереди, и вмешивается в спор, решительно вставая на сторону персонажа Вуди Аллена…
Дэвид Гроссман однажды рассказал[464] мне странное личное воспоминание: когда, непосредственно перед началом арабо-израильской войны 1967 года, он услышал по радио об угрозах арабов сбросить евреев в море, он начал брать уроки плавания – типичная еврейская реакция, если такая вообще существует, в духе долгого разговора между Йозефом К. и священником (тюремным капелланом), последовавшей за притчей о Двери в Закон в «Процессе» Кафки. Подобное еврейское искусство бесконечной интерпретации буквы Закона, таким образом, глубоко материалистично, а его подоплека (а может, даже и истинная цель) заключается в том, (чтобы удостовериться) что Бог действительно мертв (и таковым останется). Именно поэтому христианство могло возникнуть только после иудаизма и изнутри него: его центральный мотив смерти Христа только полагает как таковую, «для себя», смерть Бога, которая «в себе» уже происходит в иудаизме. Отсылка к этому аспекту иудаизма позволяет нам отклонить «фундаменталистское» религиозное подвешивание этического, чья формула была предложена давным-давно Августином: «Люби Бога и делай как пожелаешь». (Или, согласно другой версии: «Люби и делай как хочешь» – с точки зрения христианства обе версии по сути равнозначны, так как Бог есть Любовь). Уловка, конечно, в том, что если ты любишь Бога, ты будешь делать то, что пожелает Он – то, что желает Он, будет желанно тебе, а то, чего Он не желает, сделает тебя несчастным. Таким образом, ты не можешь просто «делать что захочешь»: твоя любовь к Богу, если она истинна, гарантирует, что в своих желаниях ты будешь следовать высочайшим этическим стандартам. Это немного похоже на общеизвестную шутку: «Моя невеста никогда не опаздывает, потому что, если она опоздает, она больше не будет моей невестой»: если ты любишь Бога, ты можешь делать все, что захочешь, потому что, если ты сделаешь что-то злое, это само по себе послужит доказательством, что ты на самом деле не любишь Бога… Но двусмысленность остается, так как нет гарантии, вне твоей веры, того, что действительно угодно Богу – в отсутствии каких-либо этических стандартов, внешних по отношению к твоей вере в Бога и любви к нему, всегда есть опасность, что ты используешь свою любовь к Богу в оправдание самых ужасных деяний.
Как же нам понять превосхождение Закона в любви не-фундаменталистским образом? В своем прочтении св. Павла Бадью предоставляет вразумительное объяснение субъективного перехода от Закона к любви. В обоих случаях мы имеем дело с разделением, с «разделенным субъектом», однако, модальности разделения полностью различны. Субъект закона «децентрирован» в том смысле, что он пойман в саморазрушительном порочном круге греха и Закона, в котором один полюс порождает свою противоположность. Св. Павел предоставлил исчерпывающее описание этого вовлечения в седьмой главе Послания к Римлянам:
Ибо мы знаем, что закон духовен, а я плотян, продан греху. Ибо не понимаю, что делаю: потому что не то делаю, что хочу, а что ненавижу, то делаю. Если же делаю то, чего не хочу, то соглашаюсь с законом, что он добр, а потому уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Ибо знаю, что не живет во мне, то есть в плоти моей, доброе; потому что желание добра есть во мне, но чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю. Если же делаю то, чего не хочу, уже не я делаю то, но живущий во мне грех. Итак я нахожу закон, что, когда хочу делать доброе, прилежит мне злое. Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего и делающий меня пленником закона греховного, находящегося в членах моих. Бедный я человек!
Таким образом я не просто разрываюсь между двумя противоположностями, Законом и грехом; проблема в том, что я даже
