ли взять себе на память что-нибудь из мебели? Я была бы рада сделать вам приятное.
Миссис Бишоп просияла и милостиво произнесла:
— Вы так добры, мисс Элинор, так великодушны. И если не сочтете некоторой смелостью с моей стороны…
Она замолчала, и Элинор подбодрила ее:
— Да, да, я вас слушаю.
— Я всегда любовалась секретером в гостиной… Прелестная вещь.
Элинор помнила его: довольно безвкусный, сплошь в ярких инкрустациях.
— Конечно, берите. Что-нибудь еще, миссис Бишоп?
— Что вы, мисс Элинор! Вы и так чрезвычайно щедры!
— Там еще есть несколько стульев в том же стиле, что и секретер, — заметила Элинор. — Не хотите ли взять и их?
Миссис Бишоп рассыпалась в благодарностях, соизволив принять и стулья.
— Я сейчас гощу у своей сестры. Может, вам требуется помощь, мисс Элинор? Если хотите, я могла бы пойти с вами.
Элинор решительно воспротивилась.
— Уверяю вас, мне бы это не составило труда, — не отставала миссис Бишоп. — Я с удовольствием бы помогла. Ведь вам будет так грустно перебирать вещи дорогой миссис Уэлман.
— Благодарю вас, миссис Бишоп, но я предпочла бы заняться этим одна. Такого рода дела лучше делать… одной.
— Как вам будет угодно, — холодно сказала бывшая экономка. Потом продолжила: — Дочь Джерарда сейчас здесь. Похороны были вчера. Она живет у сестры Хопкинс. Я слышала, сегодня утром они собирались пойти в сторожку.
— Да, я просила Мэри приехать, — кивнула Элинор. — Майор Сомервел хотел бы как можно скорее перебраться сюда.
— Понятно.
— Ну, мне пора, — сказала Элинор. — Рада была повидать вас, миссис Бишоп. Значит, секретер и стулья.
Она пожала ей руку и пошла в сторону булочной. Купив хлеба, она заглянула в молочную лавку, где купила полфунта масла и немного молока. Затем зашла к бакалейщику.
— Я хотела бы паштета для сандвичей.
— К вашим услугам, мисс Карлайл. — Локтем оттолкнув приказчика, к ней поспешил сам хозяин, мистер Эббот. — Какой вам угодно? Паштет из лосося с креветками? Или из индейки с языком? Из лосося с сардинами? Или из окорока с языком?
Одну за другой он выставлял на прилавки банки с паштетом.
— Хотя названия у них разные, на вкус, по-моему, они все одинаковы, — с легкой улыбкой заметила Элинор.
Мистер Эббот спорить не стал:
— Возможно, вы и правы. Отчасти. Но главное, что они очень вкусные, да-да, отменные.
— Некоторые побаиваются рыбных паштетов, — сказала Элинор. — Ведь бывали случаи отравления, да? Видимо, иногда готовят из несвежей рыбы.
Мистер Эббот изобразил на лице ужас:
— Уверяю вас, это высший сорт… Мы никогда не получали ни единой жалобы.
— Ну, тогда я, пожалуй, возьму одну баночку лосося с креветками и одну лосося с анчоусами. Благодарю вас.
2
Элинор Карлайл вступила на землю своих бывших владений через заднюю калитку.
Был жаркий, ясный летний день. Благоухал душистый горошек. Она прошла мимо разноцветной гряды и увидела младшего садовника Хорлика, который оставался здесь, чтобы содержать в приличном виде сад.
— Доброе утро, мисс, — с почтением приветствовал он Элинор. — Я получил ваше письмо. Боковая дверь открыта, мисс. Я открыл ставни и большую часть окон.
— Благодарю вас, Хорлик.
Она хотела пойти дальше, но молодой человек, судорожно дернув кадыком, застенчиво пробормотал:
— Извините, мисс…
— Да, — повернулась к нему Элинор.
— Правда, что дом продан? Я имею в виду, соглашение уже подписано?
— Да.
— Хотел бы вас попросить, — робко заговорил Хорлик, — не могли бы вы замолвить за меня словечко майору Сомервелу… Ему ведь нужны будут садовники. Может, он решит, что я слишком молод для должности главного садовника, но я четыре года работал под началом мистера Стивенса и много чему научился. Ну и когда один тут остался, тоже все здесь поддерживал в полном порядке, даже без помощников.
— Конечно, Хорлик, я сделаю для вас все, что смогу, — заверила его Элинор. — Я и сама собиралась порекомендовать вас майору Сомервелу и сказать ему, какой вы замечательный садовник.
Лицо Хорлика стало пунцовым.
— Спасибо, мисс. Вы очень добры. Вы понимаете, столько сразу всего на нас обрушилось, ну… смерть миссис Уэлман, и потом эта быстрая продажа усадьбы… а я… я собираюсь осенью жениться, ну и хочется быть уверенным…
Он замолчал.
— Надеюсь, майор Сомервел вас возьмет. Можете на меня рассчитывать — я сделаю все, что смогу, — снова пообещала Элинор.
— Благодарю вас, мисс. Вообще-то мы все надеялись, что усадьба останется у вашей семьи. Благодарю вас, мисс.
Элинор пошла дальше.
Внезапно, как поток, прорвавший дамбу, ее захлестнула волна ярости, дикого негодования.
«Мы все надеялись, что усадьба останется у вашей семьи…»
Они с Родди могли здесь жить! Она и Родди! Родди, наверное, хотел этого. Да и она сама — тоже. Они ведь так всегда любили Хантербери. Милый Хантербери… Задолго до того, как ее родители умерли… на чужбине… в Индии… она приезжала сюда на каникулы. Она играла в лесу, гуляла у ручья, собирала целые охапки душистого горошка, лакомилась огромными зелеными ягодами крыжовника и темно-красной сочной малиной. А позже созревали яблоки… Здесь столько укромных местечек, где можно было свернуться калачиком и часами читать какую-нибудь книжку.
Она любила Хантербери. Где-то в глубине ее сознания всегда таилась уверенность, что когда-нибудь она будет здесь жить постоянно. Тетя Лора все время поддерживала эту уверенность. Отдельными словами и фразами.
«Когда-нибудь, Элинор, тебе, возможно, захочется спилить эти тисовые деревья. Они немного мрачноваты, ты не находишь?»
Или:
«Здесь можно было бы устроить водоем. Когда-нибудь ты это сделаешь!»
А Родди? Родди тоже видел в Хантербери свой будущий дом. Может, эта подспудная мысль и лежала в основе его чувства к ней, к Элинор. Именно: ему была удобна эта любовь. Она давала возможность и ей и ему жить в Хантербери. Как все удачно складывалось.
Они жили бы здесь вместе. И сейчас они тоже были бы здесь вместе — и совсем не для того, чтобы готовить поместье к продаже, а для того, чтобы устроить по своему вкусу дом и сад. Бродили бы тут рука об руку, наслаждаясь теперь уже своей собственностью, счастливые — да, счастливые оттого, что они вместе… Если бы не роковая случайная встреча с этой девушкой — прекрасной, как дикая роза…
Что знал Родди о Мэри Джерард? Ничего — меньше чем ничего! Как он мог полюбить Мэри… реальную Мэри, а не тот образ, который он себе выдумал? Возможно, у нее действительно много привлекательных качеств, но что Родди мог о них знать? Все это старо как мир — злая шутка природы, непредсказуемое влечение.
Недаром ведь и сам Родди назвал это «наваждением»?
