Наконец удалось подобраться к огням достаточно близко, чтобы понять, откуда они исходят. Зрелище впечатлило настолько, что некоторое время не мог даже пошевелиться.
Четыре острова соединялись тоннелями из глины. Все они тянулись к пятому острову, на котором находилась остроконечная и широкая к низу башня. Тоже из глины, сквозь которую, словно вены под кожей, выпирали толстые бревна, доски каркасов и перекрестий с креплениями. На каждом из четырех островков торчали башни поменьше. В круглых окнах без рам мерцали огни. Землю вокруг строения освещали факелы на высоких древках. Вода между островами выглядела желтой от глины, маслянистой и густой. Здесь не было домов, зато десятки мостов вели на другие острова.
На основном острове скопились сотни, тысячи людей. Вместо одежды на них красовались только юбки или короткие кожаные туники. Ни женщины, ни мужчины не стеснялись наготы. Распластались на земле и лежали неподвижно, протянув, будто в мольбе, руки к центральной башне.
Было тихо. Так тихо, что они все напоминали мертвецов.
Словно вечность минула.
Вдруг раздался звонкий и ритмичный стук. Он зарождался внутри большой башни и вырывался на волю сквозь пустые окна. В такт люди зашевелились, принялись бить ладонями по земле, потом затянули какую-то молитву, целиком состоявшую из жалобных просьб, клянченья всего на свете и подобострастных благодарностей.
Из башни вышел высокий темноволосый человек. Через плечо перекинут широкий ремень, на котором висел старый барабан.
— Масбей! Масбей! — закричали радостно люди.
Мужчина стучал по натянутой коже барабана указательными пальцами и улыбался.
Следом прошествовали три женщины, облаченные в одежды бурого цвета. Две несли в руках кувшины, третья — грязную нефритовую статуэтку.
— Лиеда! Ноттра! Ниеда! — Радости в голосах прибавилось.
Потом появился старик. Лохматый, кособокий и сгорбленный. На шее мерцал колдовской зеленью железный ошейник. От кольца протянулись две цепи, что заканчивались на запястьях кандалами. Лицо старика обезображивали шрамы. Нос и губы, словно ножом искромсали.
— Скот! Выродок! Тварь! — люди бушевали, плевали вслед старику, кидали в спину кусками дерна.
Из башни выходили все новые существа. Каждый нес какую-то удивительную вещь. Народ встречал властителей восторженными криками, называл по именам, клялся в вечной любви и покорности.
Завершил процессию мужчина, как две капли воды похожий на первого — Мазбея. Он опирался на длиннющее копье с широким трехгранным лезвием и изукрашенным резьбой древком.
— Андере! Андере! Бог богов!
Брошенного на копье взгляда хватило, чтобы Ильгара в дугу согнуло. Жнец задохнулся от холода, поселившегося в груди. Упал на колени, хватая ртом воздух и не в силах даже приподняться.
Его заметили.
Вначале — появившиеся из башни существа. Затем и люди, бьющие поклоны и возносившие хвалы своим повелителям, уставились на незваного гостя, возмущенный крик огласил болото.
Масбей перестал стучать в барабан. Поправив ремень на плече, направился к чужеземцу. Десятник прикинул, сумеет ли в нынешнем состоянии сбить черноволосого с ног и свернуть шею… результат не обнадеживал.
И все же рванулся навстречу Масбею, но даже приподняться не сумел. Движения стали тягучими. Руки еле двигались. Мысли ворочались в голове лениво и медленно. Словно в болотной жиже увяз. В таком состоянии и ребенка не одолеешь.
— Ты спешишь, чужак, — проговорил черноволосый, наклонившись к нему. — Как любой короткоживущий, ты спешишь. Не думаешь, а делаешь. Не твое время еще. Не твое! Стой и смотри.
Андере повелительно кивнул и указал копьем вперед.
Процессия двинулась дальше. Шли они по людям. А те, вместо того, чтобы вопить от боли или попытаться убраться с дроги, сладострастно кричали, словно их осыпали золотом.
— Благодать! Благодать! Счастье! Благодать!
Масбей схватил Ильгара за шиворот и потащил. Десятник двигался как муха в меду. Лишь правый глаз все еще оставался послушен ему, позволяя наблюдать за людьми.
Кто-то неистово целовал примятый мох, по которому прошли боги. Дети радостно визжали, ползли следом, цеплялись за бурую одежду и молили, чтобы до них дотронулись. Какая-то молодая девушка, задрав тунику и бесстыже раскинув ноги, просила, чтобы ее покрыл бог. Ее примеру последовали другие женщины. Но властители болота оставались глухи к просьбам и призывам. Их внимание было приковано к расчищенному участку земли впереди.
Там, отражая огни факелов, раскинулось крохотное озерцо с чистой водой. Дно озера устилал песок. Берега были голыми. В десяти шагах от воды поднимался холмик с жирной, перекопанной землей. Венчал его цветок. Стебель казался выкованным из стали. Лепестки — расплавленными и застывшими самоцветами. Его хотелось назвать прекрасным… но внутри растения вместо сока бурлил яд. Десятник чувствовал. Даже на губах появился горький привкус.
В нос шибанул мощный приторный запах, круживший голову похлеще курительных трав. Лепестки покрывал толстый слой пыльцы, что сверкала, как крупинки золота.
Процессия остановилась перед озером. Женщины с кувшинами набрали воду и поставили сосуды у ног Андере. Тот зажал копье коленями и острием проколол обе ладони. Кожа в месте раны почернела, начала трескаться. Заструилась кровь. Капли срывались с кончиков пальцев и падали в кувшины. Но раны быстро затягивались, кожа приобретала молочно-белый цвет и, Андере вновь приходилось резать руки. Так продолжалось долго.
Бог богов еле держался на ногах, когда ритуал закончился. Кувшины стали алыми от потеков.
Женщины забрали сосуды и направились к цветку. Они с любовью поливали его покрасневшей водой.
Затем, когда богини ушли, на холм поднялся, покачиваясь, Андере. Вскинул копье, вонзил в размякшую землю. Почва вздрогнула. Запахло гнилью.
— Наша мощь растет, как растет этот цветок, — устало, но громко проговорил бог богов. — Когда достигнет пика — мы выйдем из болот…
Покачиваясь, направился обратно к пирамиде.
— Выйдем… — прошептал задумчиво Масбей. Затем покосился на Ильгара и улыбнулся. Улыбка не сулила ничего хорошего. — Но нам нужна сила, чтобы вырастить цветочек. Ты в этом нам поможешь.
Он трижды ударил в барабан ладонью. От раздавшегося гула десятника вжало в землю.
— Тварь! — Масбей окликнул закованного в цепи старика. — Вот тебе новая игрушка. Узнай, сколько в нем осталось жизни, а потом — выжми все до капли. Время не терпит.
Старик, бряцая звеньями и раболепно пригнув голову, подошел к ним. Покрасневшие глаза уставились на распластанного человека. Причмокнув, Тварь раскрыл рот и закричал, показав обрубок языка. Развел руки в стороны, насколько позволяла цепь.
