— Обойдусь[30].
— Разумно. Ну так вот, когда он позвонил тебе, я оказался в курсе. Понятно было, что ты сунешься на выручку сестре и наломаешь дров. При таком раскладе стало не до комбинаций. Плюс налицо захват заложников, опять-таки… Короче говоря, было принято решение вмешаться.
— Уж вы вмешались…
В общем, вразумительно.
Я ему поверила. Почти.
— Получается, я вам сорвала операцию?
— Все наломали дров. В отчетах пишут так: ситуация спонтанно вышла из-под нашего контроля. Вмешалась тут одна назойливая дамочка…
Забавы рыцарей кинжала и плаща.
Виноватой я себя не ощущала.
— В тех обстоятельствах ты действовала, если честно, потрясающе, — заметил капитан. — Почти… да что там, просто профессионально, как хорошо обученный агент. — Тесалов улыбнулся. — Ты уверена, что никогда не проходила соответствующую подготовку? Ну, в ГРУ там или в ЦРУ?
— А то вы мою биографию насквозь не просветили. Наш разговор сейчас, случайно, не пишется?
— Тебя надо спросить.
Резонно, да.
— Я лично не пишу.
— Я тоже.
«Я» Тесалов тоном выделил: мол, понимай как хочешь. Возможно, кто-то из конторских нас сейчас и в самом деле слушает. А может, нет — кто ж штирлицев поймет.
Вообще-то это уже паранойя.
Тесалов вкрадчиво спросил:
— Тебе неинтересно, кем на самом деле был тот журналист?
— Который Алексей? Полагаю, что не журналистом. Наверно, частный детектив какой-нибудь. Рискну предположить, что это фатер мой подсуетился, когда узнал, что у дочурки неприятности. Заслал страховки ради казачка… Я угадала, нет?
— Отец тебе сказал?
— По телефону? Он же не дурак.
— А то я сомневался. Да, всё правильно. Личность «журналиста» мы установили. Товарищ из Самары, бывший мент, сотрудник детективного агентства. Толковый вроде мент…
— Да, потому и вляпался.
— Пора отстреливать. Уж слишком ты умна.
Интересно, это шутка юмора?
Усугубим:
— Да, между прочим. Слушай, капитан, ты ведь не капитан? На звание повыше, я так думаю?
— Вообще-то я майор. А здесь-то как…
— А просто догадалась. Слыхал о женской интуиции, майор? К тому же я умна…
Не там, где это надо. Ну, или не тогда.
— Да, доктор Кейн… с тобой не заскучаешь!
— А уж с тобой-то! Классика почти. Помнишь, песенка была, пародия такая: «Враг не ведал, дурачина: тот, кому всё поручил он, был чекист, майор разведки и примерный семьянин», — не удержавшись, процитировала я; само просилось на язык. — Н-да, сущий водевиль, когда бы не кровища…
Тесалов покосился на часы:
— Ты мне напомнила… — Из бардачка он вынул пистолет, тот самый нарчаковский ствол. — Я тоже умный. И предусмотрительный: догадался втихаря тогда твою «копейку» осмотреть.
— Я же ее вроде запирала.
— Ну, Дайана…
— Ясно, извини. Морды бьем, замки вскрываем, телефоны слушаем… Интересная у некоторых жизнь!
— Ты на свою взгляни.
И то. Крыть вроде было нечем.
Тесалов, явно для проформы, уточнил:
— Пистолет принадлежал твоей соседке?
— Родственнице.
— Родственнице? Хорошо, пусть так. Выходит, всё же родственница… Кто она тебе?
— Двоюродная бабушка. Была. Я этого не знала.
— Занятный поворот. Расскажешь, что к чему?
— Когда-нибудь. Потом.
Тесалов не настаивал:
— Не к спеху… Ну так вот. Короче, пистолет. Между прочим, редкое оружие. Самый настоящий раритет, у знатоков приличных денег стоит. С секретом пистолетик. Вот, смотри…
Тесалов (он сидел со стороны Невы) открыл дверь жигуленка, оттянул затвор.
— Стрелять собрался? Спятил, мы же в городе!
— Смотри сюда.
Майор спустил курок. Вместо грохота раздался тихий «чпок». Пуля, я так полагаю, ушла в воду — за снегом видно не было. Запахло порохом.
Он всё-таки пижон.
— Занятная игрушка, да? — Тесалов закрыл дверь. — Оружие для диверсанта. Глушитель встроенный, как в наших ПСМ. Вполне надежно бьет. — Он протянул мне ствол: — Держи. Оставь себе на память. Сувенир. Разрешение тебе потом оформим, когда всё уляжется.
— Не думала, что это всё так просто.
Он пожал плечами:
— Не для всех.
Внушительно звучит.
— А ты не прост, майор. Даже и с поправкой на специфику твоей Конторы, как мне кажется…
— Простых у нас не держат. А кажется — крестись… но в чем-то ты права. Знаешь, да: в былые времена кто-то должен был работать с диссидентами, а кто-то — с резидентами. Прочувствуйте, как говорится, разницу. Подразделение, в котором я служу, напрямую подчиняется столице… ну да пока тебе эти нюансы ни к чему.
Это самое «пока» я про себя отметила.
Понятно, в общем-то, к чему шел разговор…
— Да, влипла я… — А это уже вслух.
Тесалов понял мою реплику по-своему:
— Победителей не судят, доктор Кейн. Против нас у прокурорских руки коротки. Считай, что ты под нашей «крышей».
— За «крышу», говорят, приходится платить…
Майор подачу — явную — не принял. Счел, должно быть, что несвоевременно. Что ж, тогда еще поговорим, лично мне спешить пока что некуда.
О наркотрафике и том, что с этим связано, Тесалов больше не упоминал. Пришлось смириться с тем, что для меня во всей этой истории многое — возможно, навсегда — останется за скобками. Ну да в жизни вообще многое выносится за скобки, осмелюсь повторить — иной раз сама жизнь…
Пустое. Просто замечание между темами.
Во многом знании есть много ерунды.
Детально обсуждать ход следствия по «делу о квартирах» большого смысла не было — официально дело только-только начало раскручиваться. В прессу информация пока не просочилась. Было у меня такое подозрение, что подробности этой запутанной аферы не скоро и не все станут достоянием просвещенной публики, благо придержать их есть кому. Оченно уж скользкая история.
Накануне мне пришлось еще раз побывать в прокуратуре — потребовалось уточнить кое-какие показания. Обращались и общались со мной бережно, как с тухлым яйцом. Следователю я передала отчет «старухи на проценте» (тот лист, который в бандероли был особняком), а так же собранные Нарчаковой аудиозаписи. Дубликат компьютерного диска, поразмыслив, я оставила себе. На всякий случай.
А вот с письмом Елизаветы Федоровны мне я не рассталась. Следователю пришлось довольствоваться только ксерокопией, да и то лишь части этого письма — той, где Нарчакова объясняет свои действия. Всё остальное — личное — касается меня, моей семьи, однако же не следствия. Настоять следачка не смогла.
Удивительно, но мне вернули «раскидайчик». Он же вроде бы вещдок, орудие убийства… тем не менее. Если честно, у меня сложилось впечатление, что на прокурорских сверху крепенько наехали. И не одна Контора: не исключено, что фатер тоже подключил свои отнюдь не маленькие связи. Пока об этом я могла только гадать. При случае спрошу, мне всё же интересно…
Так вот, о следствии по «делу о квартирах». Одним из его главных фигурантов являлся, очевидно, доктор Рудас. Теперь Альберт Михайлович помалу обживался в изоляторе. Держался он (во всяком случае, пока) весьма самонадеянно, успел обзавестись солидным адвокатом. Ни в чем виновным он себя не признавал, всё отрицал, включая очевидное. Кажется, достойный эскулап всерьез намерен был добиться оправдания. Что занятно, его призрачные шансы при ближайшем рассмотрении не казались вовсе безнадежными. Не хотелось бы впадать в грех публицистики, но в нашем небогоспасаемом отечестве и не такие преступления иным сходили с рук[31]…
В результате не вполне понятного мне выверта прокурорской мысли была задержана и склочница Цуцко. Через трое суток — забегу вперед — старшую сестру благополучно отпустили. Хочется надеяться, что камерные впечатления госпоже Цуцко запомнятся надолго; по крайней мере, с этой стороны я могла себя почувствовать отмщенной. Хоть и мелочь, а приятно всё-таки.
