Из открывшегося отверстия пахнуло затхлостью и гнильем, и этот запах мгновенно пропитал мою одежду и кожу. Я взял фонарь и вошел. За стеной находилось прямоугольное помещение пяти или шести метров в глубину. Стены были испещрены рисунками и надписями, причем создавалось впечатление, будто коричневатые, темные линии наносили пальцами. Засохшая кровь. Пол устилала какая-то субстанция, принятая мною сначала за толстый слой пыли. Однако при ближайшем рассмотрении, когда я опустил фонарь пониже, оказалось, что под ногами лежит ковер из останков мелких косточек. Костей грызунов, рассыпавшихся в мелкий прах. С потолка на черных шнурах в большом количестве свисали разнообразные предметы. Я различил сакральные символы, изображения святых и мадонн с выколотыми глазами и сожженными лицами, распятия, обмотанные колючей проволокой, а также обломки жестяных поделок и кукол со стеклянными глазами. Очертания человеческой фигуры едва угадывались в глубине комнаты.
Стул был повернут лицом в угол. На стуле сидел человек в черной одежде. Мужчина. Руки его были скованы за спиной наручниками, а тело примотано к стулу толстой проволокой. Я похолодел от ужаса, какого не испытывал никогда в жизни.
— Сальвадор? — выдохнул я.
Не чуя под собой ног, я медленно приблизился к нему. Силуэт оставался неподвижным. Я остановился в шаге от пленника и медленно вытянул руку. Пальцы скользнули по его волосам и коснулись плеча. Я хотел повернуть тело, но со страхом почувствовал, как истлевшая плоть проседает под моими пальцами. Спустя миг после того как я дотронулся до него, послышался тихий шелест. Труп обратился во прах, с шуршанием посыпавшийся из одежды и сквозь проволочные путы, чтобы тотчас же взмыть темным облаком, которое повисло в воздухе среди стен тюрьмы, где узник был погребен столько лет. Я взглянул на тонкий слой праха на своих руках, поднес ладони к лицу и умылся тем, что осталось от души Рикардо Сальвадора. Открыв глаза, я увидел его тюремщика. Диего Марласка стоял на пороге камеры с полыхающим взором и рукописью патрона в руках.
— Я прочитал, пока дожидался вас, Мартин, — сказал Марласка. — Шедевр. Патрон сполна вознаградит меня, когда я передам ему рукопись от вашего имени. Признаю, что мне так и не удалось решить задачу. Я заблудился на полпути. И мне приятно осознавать, что патрону удалось найти более талантливого преемника.
— Посторонитесь.
— Сожалею, Мартин. Поверьте, искренне сожалею. Я проникся к вам глубоким уважением, — промолвил он, вынимая из кармана предмет, похожий на костяную рукоять. — Но я не могу выпустить вас из этой комнаты. Пришло время вам занять место бедного Сальвадора.
Он нажал кнопку на рукояти, и обоюдоострое лезвие блеснуло в темноте.
Марласка атаковал меня с яростным криком. Лезвие навахи распороло мне щеку и пронзило бы левый глаз, если бы я не отпрянул в сторону. Я упал на спину, на пол, устланный мелкими косточками и пылью. Марласка, схватив нож обеими руками, бросился на меня, вложив в удар всю свою силу. Острие ножа зависло в паре сантиметров от моей груди, поскольку я успел выставить правую руку и теперь упирался в горло Марласки.
Он наклонил голову, пытаясь впиться зубами мне в запястье, и я с силой ударил его в лицо левой рукой. Марласка даже не почувствовал удара. Его обуревали ярость безумия и боль, и я понял, что он не даст мне уйти живым из этой камеры. Мощь его натиска казалась сверхъестественной. Я ощутил, как острие ножа впивается мне в кожу. Собрав все силы, я снова врезал ему кулаком в лицо и почувствовал, как ломаются кости носа. Его кровь обагрила мои стиснутые пальцы. Марласка в бешенстве взревел и, не обращая внимания на боль и кровь, на сантиметр воткнул нож в мою плоть. Резкая боль пронзила мне грудь. Я ударил опять и попытался добраться пальцами до глазниц, но Марласка задрал подбородок, и я вцепился ему в щеку. Теперь я ощущал зубы под пальцами.
Я двинул кулаком ему в зубы, лишив нескольких штук и разбив губы. Он взвыл, и его натиск на миг ослабел. Я отпихнул его, и Марласка свалился на пол. Его лицо превратилось в окровавленную, искаженную болью маску. Я отскочил от него, моля Бога, чтобы он больше не встал. В следующее мгновение он потянулся за ножом и начал подниматься.
Вновь завладев навахой, Марласка ринулся на меня с оглушительным воплем. На сей раз он не застал меня врасплох. Схватив с пола фонарь, я швырнул его в Марласку. Фонарь угодил ему в лицо, и масло залило ему глаза, губы, шею и грудь. Огонь вспыхнул моментально и через две секунды плащом окутал его тело с ног до головы. Волосы сгорели мгновенно. Глаза, исполненные ненависти, смотрели на меня сквозь языки пламени, пожиравшего веки. Я подобрал свою рукопись и выскочил вон. Марласка, не выпуская из рук ножа, попытался преследовать меня за порогом проклятой комнаты, споткнулся и упал ничком на кучу старой одежды, тотчас загоревшейся. Огонь перекинулся на сухое дерево шкафа и мебель, сваленную в углу. Я выбежал в коридор. Оглянувшись через плечо, я заметил, что Марласка все еще идет следом, вытянув руки, словно надеясь схватить меня. Я поспешил к двери, но напоследок замешкался и видел, как Диего Марласка, охваченный пламенем, в исступлении бьется о стены, занимавшиеся пламенем от его прикосновения. Огонь распространился на книги, разбросанные по полу в галерее, и добрался до занавесок. Языки пламени змеились по потолку, лизали дверные косяки и оконные рамы, проползли по ступеням лестницы в кабинет. Тот проклятый человек рухнул на колени в конце коридора. Тщетные надежды, вскормленные безумием, разбились вдребезги, и его тело, обратившееся в факел из плоти и ненависти, поглотила буря пламени, неукротимо бушевавшая в стенах дома с башней. И это последнее, что мне запомнилось. Потом я открыл дверь и сбежал вниз по лестнице.
Соседи стали собираться на мостовой, заметив первые проблески огня в окнах башни. Я зашагал вниз по улице, удаляясь от дома, и на меня никто не обратил внимания. Вскоре я услышал, как полопались стекла в кабинете, и обернулся. Пожар разбушевался, и пламя уже обволакивало флюгер, имевший форму дракона. Довольно быстро я достиг бульвара Борн, лавируя во встречном потоке местных жителей, устремившихся к дому. Они шли, задрав голову, завороженно глядя на яркий костер, полыхавший в небе.
25
В тот вечер я в последний раз навестил букинистическую лавку «Семпере и сыновья». На двери висела табличка с надписью «закрыто», однако, подойдя поближе к витрине, я увидел, что в магазинчике еще горит свет. Исабелла находилась за стойкой одна и сосредоточенно изучала пухлую бухгалтерскую книгу, предвещавшую, судя по выражению лица девушки, что дни старой лавки сочтены. Но, увидев, как Исабелла покусывает карандаш и почесывает кончик носа указательным пальцем, я исполнился уверенностью, что, пока она там, магазину ничего не угрожает. Ее присутствие спасет это место так же, как спасло меня. Я не хотел портить такой момент и стоял, любуясь ею, о чем она не подозревала, и улыбался про себя. Вдруг, словно прочитав мои мысли на расстоянии, Исабелла подняла голову и посмотрела на меня. Я помахал ей рукой и увидел, что помимо воли ее глаза наполняются слезами. Она захлопнула книгу и, обогнув стойку, побежала открывать дверь, глядя на меня так, словно не до конца верила своим глазам.
— Тот человек сказал, что вы бежали и что… мы больше вас никогда не увидим.
Вероятно, Грандес успел нанести ей визит.
— Я хочу, чтобы вы знали: я не поверила ни слову из того, что он мне рассказал, — выпалила Исабелла. — Позвольте, я позову…
— У меня мало времени, Исабелла.
Она удрученно посмотрела на меня.
— Уезжаете, да?
Я кивнул. Исабелла проглотила комок в горле.
— Я же вам говорила, что не люблю прощаний.
— А я тем более. Поэтому я пришел не прощаться. Я пришел вернуть кое-какие вещи, которые мне не принадлежат.
Я достал книгу «Шаги с неба» и протянул ей.
— Ей всегда полагалось находиться в шкафу с личным собранием сеньора Семпере.
Исабелла взяла ее в руки и, увидев пулю, застрявшую между страниц, молча уставилась на меня. Тогда я вынул белый конверт с пятнадцатью тысячами песет, которые старик Видаль заплатил за мою смерть, и положил его на стойку.
— А это возмещение за книги, которые Семпере дарил мне столько лет.
Исабелла открыла конверт и пересчитала деньги, совершенно ошеломленная.
— Я не уверена, что могу принять их…
— Считай это моим свадебным подарком, преподношу его заранее.
— А я-то еще надеялась, что вы однажды поведете меня к алтарю, хотя бы в качестве посаженого отца.
— И я сделал бы это с превеликим удовольствием.
— Но вы должны уехать.
— Да.
— Навсегда.
— На время.
— А если я поеду с вами?
Я поцеловал ее в лоб и обнял.
— Где бы я ни находился, ты всегда будешь со мной, Исабелла. Всегда.
