на съёмки, ни на концерты. Несколько раз я слышала, как он по телефону отказывается от приглашений, чего вообще никогда не делал.
— Ты решил себя заживо похоронить? — не выдержала я дня через два. — Будешь теперь лежать тут и жалеть себя? Вы же, артисты, сами говорите, что сцена лечит. Тебе надо встряхнуться, пообщаться с коллегами, выйти к зрителям.
— И что они увидят? Вот этот ужас? — возразил Лёня, кивая на своё бледное отражение в зеркале. — Красавец, краше в гроб кладут. Люди приходят на концерты как на праздник, чтобы увидеть нарядных, жизнерадостных артистов, несущих доброе и вечное. А я сейчас что несу? Нет, в таком виде на сцену я не выйду.
Упёртый осёл! К счастью, ещё через несколько дней к нам приехал Борис, посмотрел на Лёньку, покачал головой и забрал его к себе. Ну и прекрасно, он доктор, вот и пусть долечивает.
В общем-то я зря переживала, Лёня вернулся к нормальной жизни через пару месяцев, снова начал выступать, потом и гастроли возобновил. Но теперь наша разница в возрасте только усугубилась. Он стал более бережно относиться к себе, не поднимал тяжести, отказывался от ночных перелётов, выдрессировал шофёра подгонять машину точно к подъезду, даже если весь двор намертво заставлен, — раньше в таких случаях Олег парковался на основной дороге и Лёня доходил до него пешком. Словом, муж стал ещё более занудным и медлительным.
Зато на баб у него силы остались! Вот что меня неизменно поражало. То он еле живой лежит на диване, то вдруг ему кто-то позвонил, и он уже резво летит собирать вещи. Срочно вызвали на концерт. Ага, все так и поверили…
Натали с сомнением посмотрела на последний абзац, ещё раз его перечитала и стала яростно зачёркивать. Нет, это уже перебор. Она всё время забывает, что пишет для журнала, что её историю прочтут тысячи женщин. И каждая задаст закономерный вопрос: «Почему же ты не развелась?» А ответа на него у Натали не было. То есть был, но озвучивать его она совсем не собиралась. Не объяснять же, что она полностью зависела от Волка и материально, и морально. Последнее страшнее всего. Чёрт возьми, он взял в жёны невинную девочку, которая прилежно училась и радовала родителей. Ввёл её во взрослый пошлый мир, который поначалу ей казался сказкой. Но вся сказка строилась исключительно на условиях Волка — золотая клетка, редкие встречи с ним между его гастролями и никакого собственного мнения. Жизнь в молчании, с улыбающейся маской на лице для подруг и журналистов.
Сейчас-то можно и развестись. Но что дальше? Молодость не вернуть ни макияжем, ни пластикой. Сначала ничего не начнешь. Она просто не сможет, да и не захочет строить отношения с другим мужчиной. Жить одной? На что? А главное, для чего? Что она выиграет, разведясь? Свободу? Да свобода у неё теперь и так есть. Чем старше становился Волк, тем меньше он её контролировал. В последнее время даже стал заявлять в интервью, что у каждого из супругов должна быть личная жизнь, вот, мол, в чем секрет семейного счастья. К тому же уже лет пять-семь он перестал вести счёт деньгам. Лёня ежемесячно переводил на её карту солидную сумму, которую Натали тратила в своё удовольствие. Она могла накупить платьев, чтобы каждый раз появляться в свете в чём-то новом, или трижды за сезон ездить на курорт. С тех пор как дома поселилась Даша, присматривающая за пуделем и варящая Лёне супчики, муж вообще перестал предъявлять Натали какие-либо претензии. Ну и что, что они живут как соседи? Мирные ведь соседи, не скандалят, посуду на коммунальной кухне не бьют.
* * *
— Что ва-аришь, ве-едьма моя? При-иворотное зе-елье? — полушутя, полусерьёзно поинтересовался Леонид Витальевич, заглядывая в кастрюлю.
Настасья не ответила, задумчиво посмотрела на него, потом на плиту, взяла дощечку с мелко нарезанной морковкой, отправила морковку в кипящий суп, три раза помешала по часовой стрелке и только потом повернулась к Лёне.
— Вот откуда у тебя эти предрассудки? То есть банальный борщ я сварить не могу? На моей кухне должно кипеть исключительно колдовское зелье?
— Мо-ожешь, — поспешно сдался Леонид Витальевич. — Про-осто уж бо-ольно зло-овещий у те-ебя вид. И я ни ра-азу не ви-идел, что-обы ты го-отовила су-уп.
— Мне надоела ресторанная еда. И тебе тоже.
— А по-очему ка-астрюлька та-акая ма-аленькая? Сва-арила бы по-обольше, что-обы на два ра-аза хватило.
Сказал и подумал, что наглеет. Во-первых, женщины крайне не любят, когда мужчины дают им советы по домашнему хозяйству и Настя не исключение. Во-вторых, сейчас точно последует отповедь, что командовать он может женой. Но Настя только качнула головой.
— Вечером ты уедешь в Москву.
Леонид Витальевич вздрогнул. Ну вот и всё, она сказала то, чего он боялся. А ведь он почти поверил, что на сей раз получится иначе. Они провели вместе неделю — без ссор, без недовольства друг другом. Неделю спокойных прогулок по Петербургу, наполненных лаской пробуждений, неторопливых разговоров и тихих вечеров. Он уже было поверил, что у них могла бы получиться семья.
— На-адоел? — холодно поинтересовался он.
— Как ни странно, нет. Лёня, у тебя телефон звонит. Я бы на твоём месте взяла трубку.
Надо же, а он не слышал, хотя на слух никогда не жаловался. Но телефон остался в спальне да ещё и завалился между подушек. Леонид Витальевич не сразу его откопал и едва успел принять вызов. Номер незнакомый, звонки знакомых он сейчас игнорировал, чтобы не выдать себя. И всё же вместо обычного «Волк слушает», Лёня просто молча ждал, что скажет собеседник.
— Леонид Витальевич? Следователь Михайлюк беспокоит.
Он тут же забыл про конспирацию.
— Да-да, слу-ушаю.
— Вам завтра нужно к нам подъехать. Пришли результаты экспертизы. Мы хотим кое-что у вас уточнить.
Леонид Витальевич машинально приложил руку к груди и стал растирать левую её часть. На любую стрессовую ситуацию сердце теперь отзывалось неприятным покалыванием. Господи, ну что там ещё? Надо позвонить Ромке, узнать, как связаться с его адвокатом. Он так свято верил в справедливость правосудия, что совершенно перестал беспокоиться насчёт всё ещё не снятого с него обвинения. Ну да, куда больше он волновался из-за вернувшегося заикания и карьеры. А то, что его вообще могут посадить и тогда конец не только карьере, а всей жизни, он как-то и не думал. Теперь же, резко осознав, что ему грозит, схватился за сердце. Человек на том конце провода словно почувствовал его состояние и поспешно добавил:
— Вы не волнуйтесь, Леонид Витальевич. Нам
