безумный смех, как в плохо срежиссированном голливудском триллере с актерами третьего эшелона. Девушка кинулась к нему, чтобы остановить безумие, и попыталась взять за руки.
– Влад, ты серьезно? Ты реально это можешь? – в ней тоже просыпался истерический смех. – Я… я… не надо. Я же не смогу поступить больше… Я же не получу образование… Как я буду жить? Я так и останусь никем…
– О, красавица моя, у тебя для хорошей жизни все уже есть, и ты этим умело пользуешься, – он погладил ее по волосам и грубо схватил за ягодицу.
Карина нахмурилась и оттолкнула парня со всей мощи, которой хватило лишь на его маленький шажок назад.
– Ты не понимаешь, отец меня убьет, – она закрыла лицо ладонями и отвернулась, лихорадочно дыша.
Из-за шока пока ничего не болело. Мозг уже искал выход из ситуации, но страх неминуемого апокалипсиса угнетал и не давал мыслить трезво.
– Влад, пожалуйста, что ты хочешь? Что мне сделать? Только не выгоняй нас, пожалуйста! – она снова прильнула к нему, уткнувшись лбом в дымящуюся грудь.
– Ха, уже вас… – он опять рассмеялся и теперь сам ее толкнул. – Вот шмара! Нихуя мне от тебя больше не надо.
Хвойные глаза в последний раз пробежались по ее лицу, прорезав сердце. Влад сел в автомобиль и, сильно газанув, сорвался в темную даль ночного города.
Карина чувствовала, как от напряжения вскипает кожа и испаряется кровь. С изнанки лопались волдыри. И вся душа осталась в гниющих дырах. Сердце разлагалось быстро. Питаясь им, черви омерзения заполонили внутренности. Она ненавидела себя. За слабость, глупость, наивность, беспомощность. За все, из чего состояла, что говорила и думала, что делала. Ненавидела себя всю, кем была и стала.
* * *
– На представительных мужчин у меня фетиш, – ухмыльнулась Карина, внутри всеми силами держа в узде старые обиды. – Что, ябеда, опять папочке пожалуешься?
Карие глаза прищурились. Душевные цепи расшатывались потихоньку. Казалось, бешеные псы вот-вот сорвутся. Но гордость побеждала каждый раз, когда она была на грани. Не хотелось опускаться до его уровня. Хотелось оставаться хладнокровной.
Трунов вздохнул глубоко, склонив голову на грудь, и пробурчал, как мальчик:
– Я ведь уже раскаялся. И прощения просил. Не один раз.
Девушка выдавила смешок.
– Жерара в этот раз хотя бы не впутывай. Я сама это инициировала.
Парень огляделся по сторонам, боясь ненароком задеть ее взглядом. Широкие плечи сузились и опустились. Кулаки спрятались по карманам.
– Да, я сперва погорячился, но потом просил отца тебя не трогать… Но он не послушал…
Голос не просто сломался, разлетелся в щепки.
– Погорячился? – сардонически усмехнулась Карина и ткнула пальцем в грудь. – Ты мне своей горячностью всю душу нахер выжег!
– Да, я долбоеб! – длинные руки пролетели с обеих сторон и легли ей на плечи. Хвойные глаза наполнились слезами. – Я просто ревновал тебя очень… Потому что любил!
Последнее слово отдавалось пронзительной резью в сердце, которое в ответ вопило: «Неправда! Неправда! Неправда!».
– И до сих пор люблю, – твердили тонкие губы, которые она когда-то с жадностью целовала. Ей раньше всегда не хватало их ласки. – Не могу забыть. Просто каждый день как последний.
Трунов зажмурился и, схватив ее за шею, нежно поцеловал в лоб. Карина не сопротивлялась. Просто знала, что теперь уже ничего не страшно. Она не сдастся и не уступит. Он ее не разжалобит. И тем более не разбудит старую любовь. Потому что той не было. Возможно, никогда.
– Если любил, почему тогда так легко поверил Наде и не поверил мне? – спросила девушка с грустной улыбкой, подняв на него тяжелый взгляд. – Я ведь тебе доверилась, пришла за помощью и надеялась, что ты… хотя бы попытаешься…
– Не знаю, – закачал он головой, прочесал волосы назад и посмотрел открыто в глаза. – Не знаю… Гребаные предрассудки. Наверное.
Парень вздохнул.
– Просто… акх… все вокруг талдычили, что ты меня просто используешь. А потом этот Луковский… и Надя… Тогда все казалось таким… правдоподобным.
Карина с искренней веселостью расхохоталась. Так нелепо это звучало. Так по-дурацки все выходило, как в пошлом и несчастном анекдоте.
– Как будто ты меня совсем не знал, – карий взгляд упрекал.
– Зато теперь знаю.
– Хм. Только после того, как Надя рассказала правду. Мне ты так и не поверил, – заключила девушка, резко затихнув.
– Как мне тебя вернуть? – тихо спросил Трунов, глядя на нее с хандрой.
Горечь портила даже твердый голос.
– Никак, – она пожала плечами и отшагнула. – Не нужно оно тебе. А мне тем более.
Толпа вокруг стала проявляться отчетливее. До этого все казалось виртуальным фоном, размытым и статичным, как в видеоигре. Пиксели превращались в четкие очертания фигур, лиц, света и теней. Палитра пополнилась цветами. Отдельные обрывки чужих разговоров влетали в сознание.
– Кар, пожалуйста, – он остановил ее, обвив худые плечи сильными пальцами. – Я реально загибаюсь без тебя. Я на все готов, только скажи.
Хвойные глаза изо всех сил пытались всмотреться в ее каменное лицо. Это был взгляд больного человека. Или одержимого. На пике страданий. Карина понимала, что за подъемом следует спад. Скоро все успокоится. Но стерва в душе наслаждалась этим видом, злорадствовала его измученности.
– Влад, это твои проблемы, – сказала она уверенно, без грубости. – Мне от тебя ничего не нужно. Ты и трахаешься средне, и денег у тебя маловато. Зайкин мне эти жалкие двести пятьдесят тысяч на новоселье в съемной квартире подарил. На сертификате в «Икею», который ты выбросил в помойку.
Она улыбнулась, вспомнив, как это было. Трунов взвыл, круто развернувшись, и застыл спиной к ней.
– Опять Зайкин? – процедил он раздраженно. – Что у тебя с ним?
Девушка осмотрелась по залу. Черные глаза Жерара притянули ее внимание. Он не решался подходить и глядел вопросительно.
– Извини, меня ждут.
Она пошла навстречу, обойдя Трунова за полметра. Видеть его больше не хотела, поэтому не сводила глаз с нового любовника. Тот напрягся и поглядывал на оставшегося позади парня с опаской.
– Какие-то проблемы?
– Нет, просто бывший, – Карина постаралась беззаботно улыбнуться.
Он кивнул, и они вернулись в зал.
После спектакля Жерар повел ее в бар неподалеку, где угощал легким салатом и тяжелыми коктейлями. Много рассказывал об Алжире, откуда был родом, как его семья переехала в Париж, почему оказался в России. Девушка слушала почти внимательно, а сама думала о другом. Не о Трунове. Про него забыла еще в театре во время спектакля. После сегодняшнего разговора стало проще, как будто все точки над «i» заняли свои места. Она размышляла о разном, но во все стройные потоки мыслей вбивались синие глаза и
