ответ, стиснув зубы. «Бесишь! Еще больше бесишь! Какой же ты идиот, все-таки», – злилась душа.
Из кармана его штанов раздалась энергичная инди-мелодия. Зайкин взял телефон, вздохнул и, еще раз всех осмотрев, сказал:
– Закрыли тему.
Сразу после парень направился к выходу, по дороге отвечая на звонок. Когда дверь захлопнулась, Карина почувствовала себя брошенной на растерзание голодным волкам, которых специально морили, чтобы те впивали хищные клыки острее и кусали сильнее. Но никто не кинулся, даже Игнатьева стояла спокойно, только смотрела с ненавистью, настоящей, которую до этого, на самом деле, не испытывала. Никто даже слово не сказал. Зайкина не было, а все его продолжали слушаться. Но девушка все равно ощущала их мысли и чувства, их упреки, их ненависть и, наконец, несогласие с несправедливостью, олицетворением которой она стала.
Ей повезло, что на следующей паре все расходились по разным языковым группам. Накал ненависти вряд ли утих, но в объеме точно уменьшился. Пятнадцать человек – не сотня.
Настена с ней даже не попрощалась, убежала вместе с Варданяном из аудитории, как из падающего здания.
Карина не хотела идти на французский, потому что там был Жерар, но зато выпадала хорошая возможность сесть рядом с Зайкиным. Она нехотя шагала к кабинету. Все уже расселись. Зайкин занял старое место, опять читал на планшете. К ее удаче, сидел один. Девушка подошла к парте и, не глядя на него, буркнула:
– Подвинься.
Парень поднял вопросительный взгляд, замерев.
– У меня сел ноут, а зарядку я забыла. Мне нужен учебник, – пояснила она, раздражаясь, потому что откровенно врала: и ноут не сел, и зарядка была.
Зайкин вздохнул.
– Мой возьми, – предложила одногруппница с носом «картошкой» в розовом платье-толстовке, протягивая учебник.
Карина запомнила ее как Соломину.
– А я сяду с Зайкой.
Девушка кинула рюкзак на стул за парнем и положила руку ему на плечо. Он подвинулся, дав пройти.
– Спасибо, – безэмоционально ответила Карина и села сбоку перед самым столом преподавателя, потому что парта оказалась единственной полностью свободной.
С виду она надеялась, что выглядит каменной и твердой, а внутри все давилось всмятку. Само сердце, казалось, приобрело консистенцию желтка в глазунье, а все вокруг стало белком. Скорлупа давно треснула и рассыпалась.
Появление Жерара привело ее в тонус. Впрочем, преподаватель вел себя как ни в чем не бывало. Никак ее не выделял и за стол всю пару не садился, видимо, боялся близкого контакта глаз. Ей это было на руку. Девушка сама на него не хотела смотреть, даже случайно.
Зато взгляд постоянно тянулся вбок, искал искренний синий, но убегал трусливо еще до встречи. Сознание никак не удавалось переключить ни на задания, ни на себя. Зайкин на нее не обращал внимания, даже украдкой. Хихикал с соседкой, как обычно, активно отвечал на вопросы преподавателя, отшучивался и кривлялся. Голова давно высохла. Только пятна на белых чиносах напоминали об утреннем инциденте.
Всю пару Карина просидела как на гвоздях. Внутренние кошки привычно царапали душу. Но было совсем не по себе. Под конец она привела себя к убеждению: «К херам все».
Зайкин выскочил из кабинета одним из первых. Она дождалась, когда все студенты выйдут, чтобы пригласить Жерара на свидание – спектакль, билеты на который ей любезно предоставил бывший. Он смотрел на нее настороженно, периодически поглядывая на дверь, видимо, боялся приставаний на работе и быть пойманным с поличным.
– Не волнуйся, – усмехнулась девушка, собирая вещи с парты в сумку. – Я просто хотела пригласить на спектакль. Больше не с кем идти. Сегодня. Хочешь?
– Хорошо, – мужчина напряженно улыбнулся, не сводя с нее черных глаз.
– Держи, – она положила билет на стол. – Встретимся на входе минут за десять до начала.
– Спасибо.
Жерар прочитал наименование мероприятия и сказал:
– В таком случае с меня ужин после.
– Договорились.
Они кивнули друг другу, и Карина вышла.
Танцы она решила в этот раз пропустить. Спектакль наслаивался на них, а хотелось еще подготовиться к свиданию. Полина готовилась к своему. Ванную занимали по очереди. Карина по обыкновению уступала.
– А ты куда? Опять к Трунову? – спросила сестренка, крася губы ее помадой.
– В театр.
Полина одобрительно промычала.
– Культурная программа у вас даже предусмотрена?
– Раз в месяц, как положено, выход в свет, – посмеялась девушка.
У театра она вышла из такси и осмотрелась. На парковке глаз приметил рубиновое пятно, но Карина не стала зацикливать внимание. Зрители группами толпились у парадного фасада старинного здания: курили, вели светские беседы, встречались и расставались. Арочные окна были завешаны волнистыми шторами из классических интерьеров императорской роскоши. Но внутри было скромно. Жерар ждал ее на крыльце в пальто и кепке, переминался и втягивал голову в плечи от ветра.
Он приобнял ее за талию на входе. Говорить им было не о чем, поэтому Карина купила две программки и протянула одну ему. Мужчина улыбнулся и сделал вид, будто с интересом читает. Она вспоминала книгу про лису А, или по-китайски А Хули, проститутку, влюбленную в оборотня-волка Серого. Этот роман не был ее любимым, зато, пожалуй, единственный у Пелевина вышел про любовь. И все в ней было так одновременно бредово и невсерьез, а при этом жизненно. Любовь оборотней не могла не быть странной, зато брала за душу.
В зале все шептались. Полуголоса создавали давящий гул и странную атмосферу инореальности. Сюрреализм начинался от входа. В старинные дворянские интерьеры врезались современные софиты, колонки и светодиодные лампочки. Деревянные сиденья с ажурными спинками, покрытые кожзамом, имитировали роскошный комфорт. И всеобщее людское настроение поднимало чувство собственной важности, даже если его в Карине было чуть-чуть.
По театрам она очень редко ходила, всего в третий раз в жизни. И ей нравилось. Не столько живость актеров и талантливо созданные декорации, сколько пышная торжественность мероприятия. В кино производились совсем другие впечатления. И в коктейльном платье она, наконец, чувствовала себя к месту.
До антракта сознание девушки перенеслось в спектакль, потому звонок, как школьный, пробудил ее резко, сунув в лицо обыденность.
– Выйдем? – предложил Жерар.
Она кивнула, хотя не желала производить пустые действия: выходить только для того, чтобы выйти, походить и опять вернуться.
– Я сейчас подойду, – шепнул он на ухо, оставив ее у буфета, а сам сквозь толпу продирался в сторону двери со схематичным изображением мужского и женского начал.
Карина равнодушно рассматривала других зрителей, гуляющих по холлу, пока не встретила бешеный хвойный взгляд. Трунов уже шел к ней, как бык на красную тряпку. Безмятежность рассыпалась вдребезги.
Он почти врезался в нее, упершись руками с обеих сторон в стойку буфета, и дыхнул
