Марочка взмахнула ручкой, как бы в подтверждение, что «возврата не будет», и умчалась.
Я смотрел ей вслед, не зная, смеяться мне или удивляться.
— Неужели они все такие? — спросил я своих товарищей.
— Ты хочешь знать, все ли они такие мещаночки, глупышки? Нет, не все, — сказал Роман с каким-то, как мне показалось, особым значением. — Не все, нет, — повторил он, будто отвечая и на свои, очень занимавшие его мысли.
Мы тоже уселись в кресла, и нас тоже угостили чаем и пирожными.
Мимо нас все шли и шли пары, в какой уж раз повторяя свое движение по кругу. За полчаса я успел заприметить многих девушек. Вот яркая блондинка, как Мара, но высокая и стройная. Она опустила глаза и делает вид, что ее интересует только щебетание идущем рядом подруги, но время от времени вдруг не выдерживает и бросает на кого-нибудь из институтцев полный любопытства взгляд. Вот смуглянка с блестящими глазками и острым носиком; она поворачивает изящную головку с гладкой прической черных волос то в ту, то в другую сторону, и, кажется, какое бы имя ей ни дали при крещении, ее иначе не назовешь, как Галочка. Вот девушка с таким обыкновенным лицом и неопределенным цветом глаз и волос, что, случись кому-нибудь описать словами ее внешность, даже не за что было бы уцепиться. А ведь есть же и у нее свои особенности! Не могут не быть. На свете людей почти два миллиарда, а абсолютно одинаковых нет, двойники встречаются только в фантастических романах. Значит, надо уметь в каждом человеке разглядеть его особенность. И, может быть, у малоприметных людей их особенности, скрытые от поверхностного взгляда, драгоценнее того, что у других сразу же бросается в глаза.
Я хотел поделиться этими мыслями с Романом и уж начал было говорить, но тут же умолк, заметив, что он меня совершенно не слушает, а, опустив низко голову и сурово сдвинув брови, смотрит в сторону. Невольно и я посмотрел туда же. У кадки с пальмой стояла лицом к нам женщина в темном, строгом платье, какие носят классные дамы, и что-то с улыбкой говорила двум гимназисткам. Их лиц не было видно, но одна из них, высокая, стройная, с черными, чуть не до пят, косами привлекала к себе внимание не только Романа: с откровенным любопытством на нее смотрели и гимназисты, и семинаристы, и даже солидные, как говорил Аркадий, «конченые» институтцы.
Дама, отпуская гимназисток, приветливо кивнула. Они сделали легкий реверанс и пошли по кругу. И я увидел их лица… Нет, вторую девушку я рассмотрел потом, когда опомнился.
Я увидел лицо той, что с двумя косами, и у меня защемило в сердце… Чувство, которое меня охватило, было подобно тому, какое я испытал однажды на берегу моря, любуясь восходом солнца: восторг и тоска.
Бессмысленно пытаться описать лицо девушки, говоря, какие у нее глаза, нос, брови. Да, глаза у нее синие, что так украшает брюнеток; да, нос у нее тонкий, с горбинкой; да, брови ее — прямые шелковые шнурочки, но сколько уже было подобных описаний! Разве хоть одно из них дает представление о том, что вызывает щемящее чувство, как неповторимая красота.
Девушка шла легко, свободно, не замечая (именно не замечая, а не делая вид, что не замечает) устремленных на себя взглядов, шла так, будто была у себя дома, но и в ее походке, и в повороте головы, и в том, как взяла она под руку свою подругу, сочетались грация и простота, энергия и мягкость. А подруга… подруга была круглолицая, голубоглазая толстушка с очаровательными ямочками на розовых щеках. От нее так и веяло добротой и приветливостью.
Когда эта пара поравнялась с нашими креслами, Роман, все еще сидевший с опущенной головой, повернулся с необычайной поспешностью ко мне и без всякого повода заговорил о последних телеграммах с военных фронтов.
Я никогда не замечал, чтоб Аркадий особенно интересовался военными действиями, а тут он, смущенно кашлянув, сделал вид, будто очень внимательно слушает Романа. Но только девушки прошли мимо, Аркадий прищелкнул языком, прикрыл один глаз и в упоении прошептал:
— Королева!.. Богиня!.. Афродита!.. Язык и ум теряя разом, гляжу ей вслед единым глазом. Послушай, Роман, я отвернулся по известной тебе причине: неловко как-то после того случая встретиться взглядом. А ты почему вдруг отвел глаза? Испугался, что ослепит тебя?
Роман пожал плечом:
— Не понимаю, кого ты имеешь в виду.
Но о войне больше говорить не стал.
— Так это и есть Таня Люлюкова, «сказка Градобельска»? — спросил я Аркадия.
— Конечно. Сам видишь, какая красавица. А рядом — ее подруга, Женя Ахило. Заметил, что ни та, ни другая не прикололи номерка для летучей почты? Не удостаивают. Женя, конечно, приколола бы, но во всем следует своему божеству. А божество разговаривает в Градобельске только с одним существом мужского рода — с нашим Иваном Дмитриевичем. Он и у них преподает математику. «Мадемуазель Люлюкова, при помощи какой волшебной фразы можно узнать число пи?» — «При помощи фразы: «Кто и шутя и скоро пожелает пи узнать число, уж знает». — «Отлично. Ставлю вам пять. Когда. будете писать вашему почтенному дядюшке, передайте ему от меня нижайший поклон». — «Мерси. Обязательно передам, Иван Дмитриевич». Вот такой у них светский разговор в классе. А дядюшка ее — депутат Государственной думы, один из лидеров кадетской партии, профессор, автор многих исследований по истории культуры. Живет в Петербурге, племянницу же свою, оберегая от назойливых столичных женихов, обучает в тутошней гимназии, благо здесь и имение его под самым городом, и воздух чистый, не то, что в туманной северной столице. Уразумел теперь, почему она в Градобельске не хочет ни с кем знакомиться? Не по ней тутошние простофили.
— Кроме тебя, — подковырнул Роман.
— Меня она, Ромаша, отшила потому, что не знала, с кем я дружу. Самый популярный человек мира прислал мне свой привет. — Небрежным движением руки Аркадий вынул из кармана тужурки уже знакомый мне портрет с надписью: «Другу Аркадию от Петра».
— Да-а, — протянул Роман, — это тебе, Дмитрий, не твоя двоюродная сестра, что замужем за внуком швейцарского посла. В чем другом, а в таких делах Аркадии хоть кого переплюнет.
«Друг сербского короля» спрятал портрет в карман.
— Сегодня гимназический хор будет, конечно, петь гимны и песни наших союзных держав. Как запоют «Боже правый, ты спасал нас от напастей и врагов», я и пущу портрет по рукам. Завтра буду самым популярным человеком в Градобельске.
— Куда еще популярней! Вот даже сама классная дама к тебе шествует.
Действительно, еще издали благосклонно улыбаясь Аркадию, к нам подплывала дама в строгом темном платье. Аркадий встал и изогнулся в почтительном поклоне.
— Господин Диссель, все говорят, что вы отличный танцор, — сказала дама, кокетливо щурясь. — После концерта извольте принять на себя распорядительство танцами.
— С величайшим удовольствием! — еще ниже склонился Аркадий. — Заранее прошу разрешения пригласить вас на первый вальс.
Дама мило кивнула, приколола к его плечу синюю ленточку и отплыла.
Аркадий и до этого не мог пожаловаться на недостаток внимания к себе со стороны гимназисток (из нагрудного кармана его тужурки выглядывала уже целая пачка разноцветных секреток), а тут маленький гимназистик, бегавший по вестибюлю с фанерным почтовым ящиком, стал подносить ему конвертики всех цветов радуги чуть не через каждые две-три минуты.
Таня Люлюкова и Женя Ахило, гуляя по кругу, опять прошли мимо нас. И, странное дело, при их приближении Роман опять повернулся ко мне и заговорил о каких-то песнях, которые поют рабочие на здешнем свечном заводе. «Да он избегает ее взгляда, — мелькнула у меня догадка, — или сам боится на нее смотреть». Я попытался связать непонятное для меня поведение Романа с тем, что по пути сюда он колебался, идти на вечер или вернуться, но ни до чего определенного так и не додумался.
Получал секретки и Роман. Его смуглое мужественное лицо и светящиеся умом черные насмешливые глаза заметила, конечно, не одна девушка.
Ко мне же гимназистик подбежал только раз. Оборвав края розовой секретки по пунктиру и развернув ее, я прочитал:
«Милый цыпленочек! Тебе не холодно? Ты такой щупленький. Хочешь кашки?»
Роман заметил мое смущение, потянул к себе секретку и тоже прочитал. Прочитал и Аркадий.
— Жалко, что не проставила свой номер, а то бы ты ей ответил, — сказал он.
Я махнул рукой. Что уж тут отвечать!
— Ты, кажется, огорчился? — засмеялся Аркадий. — Вот уж зря! Придется объяснить тебе, где собака зарыта. Для старшеклассниц ты не очень интересная фигура. Их интересуют наши старшекурсники. В следующем году старшеклассницы кончают гимназию, а старшекурсники — институт. Неофициальная статистика показывает, что большинство неженатых институтцев увозят из Градобельска не только диплом, но и невесту. Вот если бы ты был не на первом курсе, а на последнем, или если б сегодняшний вечер устраивали не восьмиклассницы, а шестиклассницы, тебе б совсем другое писали. Правильно я говорю, Роман?
