ощущать тепло Натана. Ловить губами его стон и меняться им в ответ. Но, увы, все это осталось где-то там, на берегу Тихого океана.
Я вздохнула и переступила порог прекрасной квартиры сестренки Коула.
– Настя?
Наверное, я неважно выглядела, потому что следующие слова Лиззи заставили меня слегка улыбнуться и сделать вид, что все хорошо.
– Что случилось?
– Можно мне кофе? – Я оттягивала разговор и на самом деле хотела прийти в себя. – Ужасно хочу кофе, вот просто умираю от его недостатка в крови.
Она хитро прищурилась.
– Обещаю, потом все расскажу в подробностях, – и я подняла правую раскрытую ладонь в знак клятвы и улыбнулась.
Она закрыла за мной дверь, предложила раздеться, а сама исчезла в кухне, чем несказанно меня обрадовала. Время допросов с пристрастием откладывалось, и это давало возможность привести мысли в порядок.
Я стащила пальто, скинула сапоги и пошлепала босыми ногами по прохладному полу в гостиную, но, кажется, совсем этого не ощущала. Все мои мысли остались там, в квартире Тома, с двумя парнями, которые решали не только то, с кем из них должна остаться я, но и что-то еще, что было намного важнее всей этой нашей любви. И все же сердце было готово вырваться и отдельно от меня бежать туда, к ним, уговорить, убедить, приказать Тому, чтобы он нас отпустил, чтобы дал нам свободу, чтобы простил нас.
Но я знала, что только помешаю, что мужчинам легче договориться вдвоем, что они просто поговорят и…
– Почему ты босиком? – удивленно подняв брови, совсем как Нат, спросила Лиз. – И в пижаме? Что происходит?
Я оглядела себя и завязала на узел под грудью пижамную рубашку без пуговиц. Потом села на диван и пожала в ответ плечами. Сестра Джонатана промолчала, поставила на столик поднос с кофе, сконами и джемом.
– Нет, определенно. Я тебе не дам кофе, пока ты хоть что-то не расскажешь.
Я тяжело вздохнула.
– Может, хоть воды простой, – попросила в ответ.
– Хорошо, но ты сразу начнешь рассказ.
Деваться было некуда. Я усмехнулась, но побоялась спрашивать у Лиззи, не было ли в их семье тех, кто во время войны поддерживал немцев и пятую колонну.
– Договорились, – всего лишь сказала я.
Выпив целый стакан воды, стала рассказывать Лиззи все, что накопилось за последние несколько месяцев. Про то, что Том заставил Джонатана дать обещание, про его условие, про умелого кукловода, который дергал за ниточки, привязанные к нам с Коулом, про Францию, про… Слова лились как смывающий все поток, потому что я больше не могла молчать, сдерживая все в себе, хотелось все проговорить и взглянуть на ситуацию со стороны.
Лиз только успевала хлопать глазами и удивляться всему, что произошло. А я уже говорила о том, что мне не нужно было приезжать в эту страну, но подруга успокаивала и говорила, что все это глупости. И что это и есть жизнь со всеми ее невзгодами и передрягами, иначе нам было бы скучно. А я бы сейчас немножко поскучала. Только… Только рядом с Натаном.
Когда она пересела ко мне на диван и мы приступили к кофе, я рассказала ей про Райли. Мне, возможно, стоило подумать о том, что Лиззи обязательно все расскажет брату, но поток уже нельзя было остановить, меня несло.
– Пожалуйста, Лиззи, не говори ничего Натану, – попросила все же я. – Он столько лет с ней работает. И я не думаю, что она хотела ему навредить. Наоборот, она искала пути выхода из сложившейся ситуации, в которую, по сути, втянула его я.
– Но не таким же путем?! – возражала Лиз, всплеснув руками и зачесывая волосы пятерней назад.
Ее присутствие, участие и дружба всегда поддерживали меня в этой стране, да и за ее пределами. Я вспомнила о Наде, которой могла позвонить и рассказать все, но понимала, что могу услышать только то, что она про такой исход мне говорила. А я не хотела этого слышать, по крайней мере, не сейчас.
– Я не знаю. У них свои пути. Это, наверное, был самый…
– Ужасный! – продолжила она.
– Нет. Это был самый верный выход. Нейтрализовать причину всего этого сумасшествия. – Я посмотрела в ее глаза, но она не понимала меня, мотая головой.
– Причину? Ты называешь себя причиной? Ты сошла с ума! – Лиз негодовала, она вскочила с дивана, пытаясь убедить меня в том, что я должна все рассказать Джонатану и не подставлять его так. Но дело обстояло так, что я, как обычно, хотела решить все сама, так, как считала нужным, не доставляя ему дополнительных проблем.
– Он любит тебя, он все поймет. Ты должна доверять ему, а он – тебе, – резюмировала она.
– Нет. Я не расскажу ему об этом, – опустив голову и смотря на пальцы, обхватывающие остывшую чашку с кофе, глухо обронила я.
Лиз молчала, изучая меня. Я подняла голову.
– И ты ничего ему не скажешь!
– Я…
– Лиззи, пожалуйста. Я не хочу, чтобы он из-за меня испортил карьеру, чтобы все это рухнуло в один миг. Не хочу, чтобы он потом проклинал меня всю жизнь, что это я виновата во всем. Не хочу…
Поставив чашку на столик, я уткнулась в ладони и расплакалась. Лиззи обняла меня, поглаживая по волосам как маленькую девочку.
– Я ничего не скажу, обещаю. Просто… Как же с вами трудно. Постарайтесь держаться друг друга и доверять.
Я кивала, прижимаясь к ее плечу, расслабляясь в ее объятиях и отпуская все, что я так долго держала в себе.
А потом мы разговаривали с ней о более приятных вещах.
Оказывается, счастье в ее глазах утром было неподдельным: Брендон наконец сделал ей предложение, и они собирались через две недели объявить о помолвке, поэтому она светилась, как огромный бриллиант на солнышке. Я радовалась за нее, а она переживала о том, не выглядело ли это странно: так рано выходить замуж, хотя ей всего двадцать семь, ведь кто-то в этом возрасте только решает попутешествовать, а она вот хочет съехаться с парнем и строить семью. Я могла только позавидовать таким проблемам. Выходить замуж в семнадцать – вот странно, а в двадцать семь кто-то становится уже родителями, хотела сказать я, но промолчала.
Мы смеялись над тем, что часто женщины создают себе проблемы там, где их нет. И над тем, как часто наши проблемы кажутся нам неразрешимыми, но, когда сравниваешь их с чужими, понимаешь, что все это фигня.
И как раз в это время, когда ты ничего не ожидаешь, а просто наслаждаешься моментом, происходит обычно что-то самое неприятное и неожиданное. Зазвонил домофон, и сестра Джонатана пошла открывать
