можем неплохо тебе заплатить. Ты даже останешься в выигрыше. Будешь свободной, с деньгами, если хочешь, я устрою тебя на какой-нибудь телеканал. Хотя, думаю, тебе и так сейчас будут поступать предложения…
Я чуть не подавилась этими словами. Мне хотелось сейчас же отправиться в душ и помыться, чтобы не чувствовать всю грязь этого противного Голливуда.
– К тому же Коул все равно не бросит то, чем занимается. Только дурак расстался бы со всем, что он сейчас имеет. Да и мы с Ником не позволим ему это сделать. Слишком многое вложено в него.
Я чувствовала, что ей хотелось сказать на самом деле. Что я самозванка и глупышка, которая влезла, захотела поживиться и тому подобное, что она сможет раздавить меня, как клопа, что я ничто, что… Но я сказала лишь:
– Да. Я понимаю, что вы никогда не позволите ему уйти. По крайней мере, пока он приносит хорошие деньги.
– Умница…
По щеке опять покатилась слеза, и я смахнула ее тыльной стороной ладони.
– Так что, если ты хочешь его спасти, спасти его карьеру, дело всей его жизни, тебе всего лишь надо будет набрать мой номер. – Ее голос так и оставался на протяжении всего разговора слишком безжизненным и твердым. Она была акулой, которая прогрызала себе дорогу, глотая таких, как я.
– Я подумаю… – как на автомате ответила я.
– До свидания, – резюмировала Райли.
Мир рушился как карточный домик, падающий на один бок, и возможности поднять и поставить его на место совсем не осталось. Знаете, когда все падает, смешиваются масти, мысли, все вокруг превращается в хаос. Думала ли я об этом, когда загадывала желание и мечтала о самом красивом мужчине в мире? Нет, точно нет.
Я все прокручивала в голове слова Райли: «Ты уже ему наскучила. Натан непостоянен». Когда я успела? Или я изначально не была той, которая ему нужна? Может быть, он разочаровался во мне как в женщине? Ведь я совсем неопытна и у меня было только два партнера. Но ведь все у нас было хорошо? Или я думала, что все хорошо, а Джонатан думал о том поцелуе? Или просто на самом деле он хороший актер и все его «люблю» – это очень убедительные доводы, чтобы… Чтобы что?
Джонатан Коул – мужчина, которого хотят многие. Я думала, что ему даже не надо говорить каких-то особенных слов, чтобы девушки соглашались с ним пойти в постель. Или надо?
Голова шла кругом от того, что происходило в моей жизни за эти последние дни. В дурку загреметь была пара пустяков. Теперь я понимала, почему все звезды пьют антидепрессанты и проводят дни напролет на встречах с психологами. Такое давление кого хочешь лишит рассудка.
Обессилев от всех этих размышлений, я рухнула на кровать и прижала к себе колени. Хотелось обхватить себя крепче руками и закрыться от всего мира, слезы лились, не переставая, я и не думала, что их так много накопилось.
Почему?!
Я не могла дышать, мне не хватало воздуха в этой квартире, которую снял Джонатан для нас. Хотелось успокоиться, но я не знала, как это сделать. Вспомнив о милом подарке, который подарил мне Коул в первый мой приезд в Лондон, я решила найти башенку, ведь эта безделушка никогда не давала мне пасть духом. Но ее нигде не было. Вытащив чемодан из шкафа, я открыла его и поняла, что мой талисман умирает от одиночества где-то там, в пустынном логове Ноттинг-Хилла, в квартире Тома.
Мне ничего не оставалось, как натянуть сапоги, пальто, замотать шарфом шею и, наплевав на все, отправиться на поиски сквозь прохладную сумрачность Лондона. Я медленно шла вдоль домов, направляясь к шоссе, чтобы поймать такси. Метро с его шумностью и множеством человеческих глаз не привлекало сейчас совсем.
Но и в темноте улиц спрятаться от посторонних глаз не удавалось, за мной на почтительном расстоянии двигался автомобиль, из открытого окна которого высовывался объектив фотокамеры, нагло фотографирующей меня в этом ужасном состоянии. Но я ничего не могла поделать, я же не, мать ее, графиня Сассекская или как там ее.
Я завернула к подъезду какого-то дома, плюхнулась на ступени и, положив голову на ладони, опять зарыдала, весь мир мне вдруг показался совсем другим – жестоким, грязным, лживым и неприветливым. Не таким, каким я его видела пять дней назад.
Ничего не оставалось, как скорее поймать такси и через тридцать минут оказаться возле дома Томаса Страуда. Оглядевшись, я шагнула к двери и открыла ее, чтобы быстрее скрыться от чужих взглядов.
Великолепная современная квартира встретила меня давящей на уши тишиной и каким-то затхлым запахом, я поморщилась и приступила к тому, зачем пришла, но башенка никак не находилась. Частичка, связывающая нас с Джонатаном, потерялась. Обессилев, я скатилась на пол возле кровати, положив голову на матрас, не зная, что делать дальше.
В прикроватной лампе мелькнула лампочка, я повернулась к ней лицом, завороженно смотря на то, как она мигнула еще пару раз и с яркой вспышкой потухла. Вот так же и я. Всего несколько мгновений…
Я опустила руку на пол, пытаясь упереться ею в пол, поддерживая вес своего тела, когда пальцы коснулись того, что я искала. Я схватила башенку и прижала ее к сердцу.
Ее у меня никто не мог отнять!
* * *
Утром разбудил резкий звонок домофона. Я вскочила, скинув с себя пальто, которым укрывалась ночью. Оказывается, я заснула на диване в квартире Тома, потому что не смогла заставить себя подняться и вернуться назад. На ходу потирая глаза и зевая, я подошла к двери и поспешила ответить неугомонному посетителю.
– Кто там? – сонно пробормотала.
– Настя… – выдохнули на том конце. – Что ты там делаешь?
– Джонатан?
Джонатан… Это Джонатан…
Я нажала на кнопку, впуская его в дом, а сама метнулась в ванную комнату, чтобы увидеть страшную себя в зеркале. Глаза опухли и были красными, нос раздулся, волосы торчали, но, наверное, я так и должна была выглядеть после того, как проплакала весь вечер и ночь. Брызнув в лицо водой и помяв щеки, я открыла дверь Натану, и вчерашний день вихрем ворвался в мою жизнь снова.
Любимый выглядел уставшим после перелета, небритым, но довольным. Он пытался отдышаться и смотрел на меня с облегчением и снисхождением.
– Что? – не понимала я.
– Как ты здесь оказалась? – Он стащил с себя черную шапку и протянул ко мне руки. – В пижаме…
Я стояла неподвижно, осматривая его с ног до головы, пытаясь найти перемену, пытаясь поймать его на этой лжи, на том, что я ему
