надела пальто, сапоги, схватила шарф и выбежала за ним следом, но такси, в которое он сел, лишь махнуло мне черным боком и скрылось за поворотом. Сумерки медленно затягивали город в свои сети, ветер, как всегда, пронизывал до костей, а я стояла и смотрела вслед машине, в которой уезжал тот, о ком я мечтала так долго.
Вспомнив Злыдню Петровну, я почувствовала себя той самой женщиной, обманывающей двух мужчин сразу. Я почувствовала себя дрянью. Как же так? Я всегда старалась быть хорошей девочкой, не лазать по деревьям, слушаться маму, учиться на «хорошо», и что? В итоге это все не помогло? В итоге я все равно плохая? Плохая, никому не нужная, запутавшаяся в своей жизни и желаниях девчонка?
Я стояла на улице возле дома Лиз и в ужасе представляла себе то, что буду делать дальше, если он не вернется. Что я буду делать? А если он вернется, как смотреть в его глаза?
Оказавшись в квартире на Кенсингтон, я закрыла уши от тишины, которая пыталась меня раздавить. Возле двери валялась сумка Джонатана, но его самого не было нигде. Звонить я не решилась, даже боялась, а вдруг сразу сейчас же услышу, что все кончено?
И все же пришлось рассмотреть все варианты и подумать о том, как буду жить дальше здесь одна. О том, смогу ли я хоть как-то объясниться или загладить вину, или… Но я понимала, что сама себя тогда стану ненавидеть, саму себя буду грызть за то, что не подхожу такому человеку.
А я должна была быть достойной, поэтому мои мысли не раз возвращались к предложению Райли. Нет, не деньги меня привлекали, а то, что я могла спасти репутацию Джонатана, чтобы хоть так оставить положительные воспоминания о наших отношениях у парня.
Переодевшись, я забралась на кровать, часы на телефоне показывали половину первого ночи, но Джонатана все еще не было, и сообщений от него тоже. На кровати лежала футболка, оставленная Коулом, которую он, наверное, скинул, когда приехал из аэропорта утром. Я взяла ее в руки и свернулась калачиком с ней в руках.
День оказался настолько длинным и тяжелым, что я не заметила, как провалилась в сон.
Меня разбудил солнечный луч, падающий на лицо через окно. Солнце в октябре в Лондоне светило так ярко, обещая хороший день, что я не сразу вспомнила, что ничего хорошего лично мне он принести не может.
В квартире стоял запах кофе и геля для душа. Я вскочила с кровати, но квартира, как и вчера, оказалась пуста, и теперь еще и сумка исчезла. Уехал. Чего я еще ждала? Все сама испортила. Могла бы и по телефону сказать Страуду, что не хочу к нему возвращаться, могла бы просто забрать вещи и уехать, не дожидаясь того, как он в очередной раз будет манипулировать мной. Могла бы… как часто задним числом мы начинаем думать, что бы можно было сделать или сказать, но дело в том, что прошлое всегда остается в прошлом, и изменить его, к сожалению, нельзя.
Я вернулась к кровати, заметив листок на подушке, но долго не решалась взять его в руки и прочитать. Он лежал на голубой наволочке – белый как смерть, которая приходит внезапно. И вот теперь она ждала меня. Нет, не реальная, конечно, но душа точно приготовилась умирать.
Сверху написано: «Nastia»
Не «Sunny», а просто мое имя, даже не Стася. Руки задрожали, но я все же взяла его, открыла и стала читать:
«Прости. Я не знаю, что сказать. Поэтому и не разбудил тебя. Я вернулся около трех и не мог уснуть. Мне надо подумать. Подумать о том, что важнее. И важен ли я. Прости. Может быть, я не так идеален, как ты себе представляла. Мне не хочется сейчас выяснять отношения. Надеюсь, что ты поймешь меня.
Джонатан»
Слез не было, они кончились еще вчера. Я сложила листок и смотрела на то, как он планирует из моих рук на пол. Вот так, значит, выглядит настоящая боль. Вот так прощаются с фанатками зве́зды. Вспыхнув, тут же гаснут и забирают чужой свет с собой.
Телефон лежал на тумбочке, тот, наш. Нашла единственный номер, что был сохранен в памяти, и я нажала на вызов, но в ответ услышала только: «Абонент не отвечает или временно недоступен…»
Вдруг мне пришла в голову спасительная идея, и я бросилась искать свой постоянный телефон. Нашла, набрала номер…
– Клер?!
– Да, – ответила она осторожно.
– Это Настя, Клер. Вы не знаете, где Джонатан?!
Я чувствовала, как похолодели руки, слышала, как что-то шуршит в трубке. Но не хотела слышать то, что ответила мама Коула.
– Джонатан улетел в Акапулько, – спокойно объяснила она. – Он вылетел шестичасовым рейсом.
– Вы все знаете, да? Он сказал вам?
– Настя, это только ваше с ним дело. Я не знаю, что произошло, но он очень был расстроен. И сказал, что у него теперь нет друга. И что должен подумать. И должен вернуться к съемкам.
Я сползла по стене на пол и прижала к себе колени, слушая ее.
– Ты же знаешь, он не любит разговаривать о том, что его беспокоит.
– Все кончено, Клер… Все кончено… – прошептала я.
Я знала, что мне теперь делать.
Глава 19
Я тебя не люблю
«Любовь – это наркотик. Поначалу возникают эйфория, легкость, чувство полного растворения. На следующий день тебе хочется еще. Ты пока не успел втянуться, но, хоть ощущения тебе нравятся, ты уверен, что сможешь в любой момент обойтись без них. Ты думаешь о любимом существе две минуты и на три часа забываешь о нем. Но постепенно ты привыкаешь к нему и попадаешь в полную от него зависимость. И тогда ты думаешь о нем три часа и забываешь на две минуты. Если его нет рядом, ты испытываешь то же, что наркоман, лишенный очередной порции зелья. И в такие минуты, как наркоман, который ради дозы способен пойти на грабеж, на убийство и на любое унижение, ты готов на все ради любви».
Паоло Коэльо «На берегу Рио-Пьедра села я и заплакала»
Знаете, раньше я сравнивала себя с Золушкой, такой тихой милой девушкой, которая спит на золе, вытирая нос грязной рукой, а потом вдруг превращается в прекрасную принцессу, в которую влюбляется принц. Но теперь я не знала, кто я. Золушки не поступают так с принцами, они не меняют их на кучера или пажа, они остаются верными с первой секунды, как
