Малум шагал в первых рядах. «Кровь» снова объединилась с другими бандами для последнего, решающего боя. Преступные группировки распространялись по Виллирену, словно вирус. Где-то по пути Малум окончательно поддался своим инстинктам и больше не убирал клыки. Он полностью одичал, как и его люди. Даже старые закаленные солдаты, немало повидавшие на своем веку, смотрели на их работу с отвращением.
Смешавшись по пути с городским ополчением, которое, в свою очередь, слилось с несколькими драгунскими полками, эта армия, больше похожая на грозную, неуправляемую толпу из тысяч мужчин и сотен женщин, хлынула в западные районы города, подбирая с тающего снега оружие, валяющееся там в избытке. Солнечный свет лился из-за облаков с такой силой, что город скоро заблестел от влаги, как только что вынырнувший из воды тюлень.
Уверенные в себе и оттого особенно жестокие, люди буквально втаптывали в грязь небольшие группы встречавшихся им на пути окунов. Их окружали по двое, по трое, и, когда тем становилось некуда отступать, потерявшие ориентацию захватчики просто бросались на толпу, которая тут же крошила их на куски палицами, топорами и мечами. Горожане вымещали на них боль и гнев за пережитый ужас, разламывая их панцири на мелкие кусочки и превращая их тела в кровавую, водянистую от снега кашу. Убедившись, что силы вторжения истощены и что новые корабли захватчиков больше не появляются на горизонте, бандиты с маниакальным удовольствием предавались своему грязному делу. Они стали буквально одержимы манией смерти.
Удивительно, но труднее всего в этих остаточных боях оказалось справиться с краснокожими румелями: они проявили себя искусными бойцами, изобретательными по части отступления. Некоторые даже пытались сдаться на милость победителей, но никто с ними на такую сделку не пошел. Тварям отрывали хвосты, которые заталкивали в их же орущие пасти; их либо избивали до полной неопознаваемости тел, либо забивали камнями и обломками. Такие зверские методы особенно пришлись по душе Малуму, и насилие продолжало плодить насилие. Возможно, так он утверждал смысл собственного существования.
Избиение продолжалось бо`льшую часть суток. Малум удивлялся тому, что у событий не было определенного конца, четкого финала. Город был слишком истощен. Сильно поредевшие в численности граждане даже не понимали, что им все-таки удалось выиграть эту войну. Хотя, может быть, «выиграть» все же слишком громкое слово. Скорее, им удалось эту войну пережить.
Всех терзала одна и та же мысль: «И что же дальше?» Город нужно было поднимать из руин, отстраивать заново.
Примерно через час после того, как завершились убийства, люди начали бродить по городу, прокладывая новые дорожки через развалины. Полностью обессиленные ополченцы сидели на грудах камней, оставшихся от домов. Откуда-то появились дети, смотревшие на красное солнце такими глазами, словно никогда раньше не видели его.
Малум тоже слонялся по городу без всякого дела и вдруг наткнулся на валявшуюся на земле сломанную маску. Он снял свою и удивился тому, что так цеплялся за нее всю жизнь. Какой ему был от нее прок? Да и теперь, когда единственная женщина, чье присутствие придавало его существованию видимость нормальности, ушла из его жизни, зачем ему продолжать прятаться?
Малум бросил свою маску в грязь и пошел дальше.
Он то, что он есть, – вампир; и теперь он станет в этом городе королем.
– Но бросить Ночную Гвардию? Ведь это твоя жизнь… в ней все для тебя. – Беами лежала на кровати рядом с Люпусом, ее глаза ломило от усталости. – Это твоя работа, это ты сам. Для людей ты герой, ведь ты помог спасти столько жизней.
– В этом городе нет места для героев, – проговорил Люпус без всякого выражения.
С тех пор как они вернулись, он ничего не делал, только лежал и смотрел в потолок. Итак, все закончилось – уже кое-что. Хотя ему почему-то не верилось, что на самом деле настал конец.
– Здесь только смерть кругом. Смерть – и ничего больше. Все, что может дать нам этот гребаный мир, – это смерть, так? Сейчас эти твари нападают на нас, отнимают у нас нашу землю, но ведь то же самое сотни лет делала с другими народами наша империя. Мы прибирали к рукам их земли, нимало не заботясь ни об их жизни, ни о том, какое место они уже занимали в этом мире. Теперь я все увидел с другой стороны… Раньше я гордился своей службой, но теперь понял, что никакой особой чести в ней нет. – Он умолк, сделал глубокий вдох. – А теперь я хочу одного – уйти отсюда. С тобой.
– Ну, если ты хочешь, – отозвалась Беами задумчиво. – Но ты понимаешь, что если мы когда-нибудь вернемся сюда, то на это же самое место и в это же время?
– Искусные лучники редко бывают хорошими строителями, а именно они сейчас нужны этому городу. Строители, ремесленники да еще санитары. Когда мы уйдем, можешь сломать свою реликвию. Или спрятать ее – как пожелаешь. Я хочу попробовать себя в другом месте, а если у нас не получится вступить там с кем-нибудь в контакт, что ж, так тому и быть. Мне наплевать. Все равно здесь у нас ничего нет. Возьми свое оборудование, какое захочешь, и давай попробуем начать новую жизнь – подальше отсюда.
Беами выровняла ножки реликвии хеймр, повернула шар в верхней ее части. Прошло немало времени с тех пор, как она пользовалась устройством в последний раз, и сейчас ее вдруг охватил безотчетный страх: а вдруг она разучилась?
Они уже собрались. У Люпуса вещей было немного, и он подсмеивался над Беами, которая набрала целую кучу. И куда она все это будет там складывать? Да и вообще, у них ведь нет там никакого дома, так что не зря ли они это затеяли?
Крепко обнявшись – его голова у нее на плече, – они стояли в ее разоренной комнате в цитадели. Люпус уже почти совсем поправился и обнимал ее с нежностью, нехарактерной для него прежнего. Всякий раз он прикасался к ней так, словно был благодарен за саму возможность кого-то обнимать.
Они сложили свои вещи аккуратной стопкой вокруг реликвии.
– Возможно, более нелепого решения мы с тобой еще никогда не принимали, – заметила Беами.
– Нет, моим самым нелепым решением было смыться от тебя в армию. А теперь я покидаю армию и остаюсь с тобой. Подумать только, сколько времени и сил мы могли бы сэкономить.
Она улыбнулась:
– Что ж, зато теперь времени у нас будет сколько угодно.
Одной рукой продолжая обнимать Люпуса, она положила другую руку на хеймр, и реликвия начала пульсировать.
Время вдруг р-а-с-т-я-н-у-л-о-с-ь.
Глава пятьдесят четвертая
Конец.
Но можно ли назвать победой то, что оплачено сотней тысяч жизней? И можно ли сказать, что ты выиграл войну, если от твоей армии почти ничего не осталось?
Охваченный глубокой усталостью, Бринд часами напролет сидел в полумраке обсидианового зала. Его мышцы содрогались, когда приступы боли пронзали все его тело, но тут же отступали, побежденные культистской чертовщиной, которая текла в его крови. Иногда заходил связной с новостями, и тогда Бринд слушал его, подавшись вперед в своем кресле и глядя в пол. Редкие уцелевшие гаруды еще проводили воздушную разведку, но теперь Виллирен, похоже, держался крепко. Где-то между связными зашел Бруг и сообщил, что Хааль умер в госпитале от потери крови.
– Когда же это кончится? – вздохнул Бринд.
Бруг вышел, сохраняя бесстрастное выражение лица, и Бринд снова остался один.
В открытое окно влетел легкий ветерок и зашелестел бумагами с планами обороны и картами города у него на столе. Командующий неподвижно смотрел, как они падают на пол. Карты больше ни к чему. В этом городе появятся теперь новые улицы, и линии на бумаге тоже придется проводить заново. Лутто уже много дней никто не видел. Трусливый бейлиф, должно быть, сбежал из города еще в самом начале заварухи. Так что задачу послевоенного строительства Бринду тоже придется пока взять на себя.
Кошмарные видения все еще жгли его мозг, стоило ему закрыть глаза: куски отрубленной плоти, лужи крови, полчища захватчиков, топчущие их мертвых… Он слышал, что у других солдат случались настоящие припадки, когда они вспоминали все виденное. Взрослые мужчины плакали как дети. И ничего в кодексе поведения солдата империи не могло подсказать ему, что с этим делать.
Недостаток сна притупил его реакцию, вот почему он не сразу заметил появление Джамур Рики, бывшей императрицы. Рядом с ней маячила какая-то громадная фигура, нависая над ним, но он не в силах был пошевелиться, даже если бы ему сказали, что это стоит его смерть. Негодующие крики его солдат в коридоре указывали на то, что эти двое, видимо, вошли силой.
Бринд произвел мысленную перекличку всем мышцам своего тела и выпрямился. Его особенно интересовала могучая, жутковатого вида незнакомка рядом с бывшей императрицей. Что это? Он снова перевел взгляд на Рику.
