а то арестую!» Я и подошел. Говорю: «Вася, посади их. Голованов — это точно наш командующий». И тут как раз машина. Они и уехали.
— Хоть поблагодарили тебя?
— Мамаша с сержантом ругалась, все что-то доказывала, а девчонка гордо отвернулась.
— Эх, упустил ты случай, — сокрушенно сказал Рыбин, — надо же было! Ух, чудак!
— Чего?
— Ну, намекнуть!.. Фамилию сказать свою.
— Да он знает.
— Как?! Откуда? Ты сказал?!
— Ничего я не говорил. Я в казарме рассказал Быкову, а тот нашего полковника возит… И недели через две полковник вызывает меня и говорит: «Командующий армией генерал Голованов благодарит тебя за внимательное отношение к членам его семьи».
— Хорошую ты байку выдумал, — вдруг рассмеялся Рыбин.
— Выдумать можно чего-нибудь и посмешнее… О! Идет! — Сережа кинулся к шлагбауму, но тотчас вернулся огорченный.
— Это в Орловку… Я уже горел раз на этом.
В половине двенадцатого и Рыбин забеспокоился. Пошел в будку к старшему. А тот что может сделать, если машин нет? Посочувствовать. Да и что карначу какой-то лейтенант? Он и на майоров особенного внимания не обращает. Ему одно: подай документы.
— И ты что ж, каждый раз подолгу так ждешь? — спросил удрученный Рыбин.
— Да нет!.. Прошлый раз подошел и сразу почти сел. Шофер ехал один, так в кабину посадил даже. Шикарно доехал.
— А что же сегодня-то?
— Обстановка не та… Редко, но бывает…
— Эх, если б сейчас подошла! Не поверишь — банку шпрот отдал бы, ей-богу!.. Ты предложи. Зарез, брат, вот как надо быть в городе!
— Да кому предлагать-то? Подойдет машина — ну, пообещайте штук пять папирос, а банку — еще чего! В одной армии служим…
В двенадцать Рыбин совсем приуныл. Толстый, маленький, съежившийся, с плаксивым выражением лица, лейтенант потерял всякую надежду. Стукнул себя по лбу: «Эх, Сергей, это, я знаю, мне наказание, что я тебя подолгу держал… Курва буду, если теперь хоть на минуту задержу лишнюю».
— Да ладно, уедем, — успокаивал его мальчик, но уже без прежней убежденности.
Такого еще не было. Человек пять военных пританцовывали у КП, дожидаясь попутной машины. Мороз-то не сильный, но ветер. Это еще хуже. В будке раздалось знакомое Сереже «ту-ту» — сигнал полевого телефона. Сержант Коля бросился в будку. После вышел оттуда и скомандовал:
— Всем отойти от КП на пятьдесят шагов! — и поднял шлагбаум.
Послышался нарастающий рокот моторов. Шла колонна зачехленных «катюш». К ним проситься — пустой номер: близко не подпускали. Не останавливаясь, установки пошли в южную сторону. А за ними — машины с боеприпасами. Потом орудия повезли. По другую сторону КП стоял дежурный с фонариком, преграждая путь встречному транспорту.
Шлагбаум опустили.
— Вот так, — значительно сказал сержант Коля подошедшему мальчику.
Уже около часу ночи к шлагбауму подошла машина с продуктами — полный кузов. Вначале было шофер замахал руками:
— Не могу! А если что пропадет — мне под трибунал из-за вас?
Сержант Коля стал говорить с ним. Рыбин бегал вокруг со своими шпротами, вздыхал, делал какие-то знаки шоферу.
— Ну скажите, как мы можем украсть? — сказал Сережа, подойдя к кабине.
— Почем я знаю? Выкинешь на дороге и приметишь место, а после…
— Да нужна нам твоя конина! — вспыхнул Рыбин. Уж и его пробрало. Видно, шофер был деляга порядочный. И нахал. Все же Рыбин как-никак офицер.
— Было уже. Учен! Прошлый раз кусманчик говядины с полкило откосили. Тоже посадил на КП.
— Кончай разговоры! — приказал Коля, держа в руках документы и разглядывая их.
Это он все правильно делал: шофер-то ждет и знает, что при желании всегда можно найти повод для придирки. Это запросто. Скажет: «Печать неотчетлива» или еще что выдумает — поди доказывай. Ну, допустим, шофер докажет — так сколько времени уйдет. А карнач — тот может просто записать в лист: «пререкался на КП». Все. Колотушкина раз записали так, а после комвзвода Радов дал ему два наряда вне очереди. Не пререкайся.
Коля значительно изучал накладные. А чего? Имеет право. Шофер занервничал.
— Ладно, — согласился он, — одного возьму. Пусть лейтенант в кабину ко мне третьим садится.
— Так не пойдет, — сказал пограничник, — бери обоих.
Шофер сказал:
— Ну, пусть солдат лезет в кузов… Только одно условие: будет сходить — обыщу карманы.
Сережа уже замерз. Хотелось уехать. Но в то же время все его существо протестовало против обыска. А что, в самом деле? Он же боец Красной Армии. И позволить такое? Да пошел он со своими продуктами!..
— Коля! Сажай лейтенанта в кабину третьим, я подожду. Мне спешить некуда, — сказал Сережа твердо.
Рыбин колебался.
— Только учтите, не вздумайте ему консервы давать. Лучше дайте сержанту из фляги глотнуть, — шепнул Сережа Рыбину.
— И тебе! — подхватил лейтенант.
— Ладно. Я тоже. Замерз…
Зашли за машину. Выпили по глотку из рыбинской фляги, и просиявший лейтенант укатил в город.
— Что, начальство твое? — сочувственно спросил Коля.
— Не-а. Так… Не очень вредный.
— И разбавлять не умеет: воды много налил, — сказал Коля.
В студеную январскую ночь, когда Сережа возвращался в часть, началась канонада. Сперва он подумал, что это обстрел. Но, прислушавшись, понял: бьют наши пушки, — разрывов не слышно. Весь следующий день глухой непрерывный гром стоял над городом. Бойцы прислушивались к нему с радостной тревогой. Весь санитарный транспорт ушел в сторону фронта. 18 января к вечеру в казарму пришел
