притащил в Вестминстер под полою плаща[1472]. Он одел посланника в богатую одежду, и отослал его обратно в Дувр, и наказал епископу Кентерберийскому принять его, а затем еще компанию лордов и аристократов, я не знаю, что было потом, пока она снова не прибыла в Вестминстер, где ее нахлобучили на чашу, и расставили свечи вокруг, так, чтобы величайший герцог в стране должен был воздать ей честь, т. е. его (Волей — 
Т.Ч.) пустому сиденью, когда сам он отсутствовал. 
И затем, поскольку не нашлось противных аргументов из Слова Божия, Мартина решили осудить властью короля. И королевская милость, чтобы снова потворствовать папе, должен был составить книгу, в которой следовало доказать все, к чему они пришли. По причине нехватки мест из Писания, да и напрямую противно букве Писания, была изложена доктрина о том, что прелаты суть церковь, а церковь не может ошибаться, а посему, всё, что они творят, — истина, и мы должны верить им без всякого Писания, даже если они говорят то, что противно Писанию. Посему Бог, обиженный таким богохульством, дабы дать понять своим врагам, что они не узрят в открытом Писании, ни на практике их жития и деяний, напрямую обратных духу и букве Писания, и житию Христа и апостолов все эти 800 лет, излил чашу гнева своего на нас и уязвил мудрых мира сего остротою их же ума.
 Более того, когда Мартин Лютер изъяснился в послании, прося его королевскую милость помыслить, какой бы ответ на то дать, где сталась слава великой похвалы, что его милость дал кардиналу за его добрые деяния и бенефиции, которую все граждане королевства должны испытать?
 Мор среди других клевет в своем «Диалоге…» говорит, что никто из нас не должен дерзать жить нашей верою до смерти, но вскорости Бог доказал Мору, что тот всегда был постыдным лжецом, Он дал сил его слуге Томасу Хиттону исповедать (и это на смерть!) веру в Его святого сына Иисуса, за что епископы Кентербери и Рочестера после пытки и морения голодом в секретном узилище, убили его в Мейдстоне жесточайшим образом.
 Я молю его благороднейшую милость, нашего короля, поразмыслить обо всех способах, каковыми кардинал и наши святые епископы вели его с тех самых пор, как он сделался монархом, и рассмотреть, к чему шла вся гордыня, роскошь, и суетная похвальба кардинала, и как Бог изобличил его и наших прелатов в их лжи. Мы, ничего вообще не делая, вмешались между тем во все дела и потратили на нужды наших прелатов больше, чем на весь христианский мир, даже вплоть до полного нашего обнищания, и ничего не получили взамен, если не считать укора, позора, ненависти среди всех народов и насмешки с презрением от тех, которым мы помогли более всего.
 Как рассказывают французы, в последнее время в Париже устроили спектакль масок, где папа танцевал бок-о-бок с императором и с французским королем, крутил ими, а король Англии сидел на высокой скамье и наблюдал за ними. И когда его спросили, почему он сам не плясал, он ответил, что сидел там лишь для того, чтобы заплатить шутам за их представление.
 Итак, как говорят, мы заплатили за чужую пляску. Мы открыто подмазали императору и втайне выдали французам вдвое и втрое, как и папе. И хотя Фердинанд послал ему деньги, чтобы тем самым заморочить весь мир, в Германии говорят, что мы якобы дали денег королю Польши, а также туркам, и что нашими деньгами Фердинанда выставили из Венгрии. Это, конечно же, не так, но это украшает нас, как парша или лишай, и представляет нас вмешивающимися во всё. За это будут нас еще больше ненавидеть, чем мы это можем вынести, если только со временем мы не поумнеем.
 Я заклинаю его милость также позаботиться о своей душе и не допускать, чтобы во имя его страдали Христос и Его Святой Завет, дабы меч гнева Господня не поднялся вновь, а он ради таких дел подымается чаще всего.
 Я заклинаю его милость сострадать его бедным подданным, которые всегда были его милости послушны, любезны и добры, чтобы королевство не пострадало, волею злобного чумоносного заговора прелатов. Ибо если его милость, который всего лишь человек, умрет, то лорды и народ не знают, у кого больше прав унаследовать корону, и государство окажется в большой опасности.
 И я заклинаю светских лордов королевства прийти и ниспасть пред его королевской милостью и смиренно пожелать, чтобы его милость покорно испытал тех, кто достоин унаследовать, а если он или она не сможет, то следующих, а затем и тех, кто в третью очередь. И пусть о том сообщат открыто. И пусть присягнут все светские аристократы, и чиновники, и знать, и простой люд, кому исполнилось 18 лет, чтобы при престолонаследии не было беспорядка. Ибо если они попытаются сделать это мечом, то уверяю, что я не вижу другого исхода, как тот, что по пророчеству нашего кардинала, будет стоить нам целого королевства Англии.
 А все, кто присягнули кардиналу, я уверяю их, что можно и нужно нарушить эту клятву, как и я, отказавшись повиноваться ему. И все личные секретари и шпионы моего лорда кардинала, посредством кого он действует, я предупреждаю вас: берегитесь, пока не поздно. Мой лорд кардинал, хоть и носит всяческие титулы, однако он не всё предусмотрел своею головою, но разумом злостных и закоренелых во злодействе, он приблизил к себе наиболее ушлых, и их советом и примером собрал наиболее достойных служить его злой цели.
 И все, кто будет заодно с кардиналом и епископами по поводу какого-либо тайного назначения, будь они не так высоки, я убеждаю их порвать узы и последовать праву по ясному и открытому пути, и быть удоволетворенными, но не честолюбивыми. Теперь опасно лезть наверх, — ветви хрупкие. И пусть хорошенько посмотрят на реальные действия епископов, как они в прошлые времена услужали всем людям, и в какие беды они завели тех, кто был тихим. Многие люди, великие и малые, погибли в Англии (и даже в мое время, а уж сколько в прошлом!), в чьей крови Бог однажды потребует отчет. Наконец, пусть они поймут, что это просто епископская увертка — осуществлять таинство над одним человеком скрыто, по определенной цели, а над другим человеком — прямо противоположно тому, в обман и тех, и других. В клятвопреступничестве они разбираются так же, как и пес в костях, ибо у них есть власть распределять всё и всякое, как считают они.