милостью, у него была отобрана большая печать, он был обвинен в государственной измене, то есть в том, что он слышал и говорил в королевском присутствии, когда у него был жар (о, лицемеры!), но о главной измене, что он замыслил, не было сказано ни слова, и он не считался в том изменником.
Потом они созвали парламент (как словно если бы золотой мир вернулся снова), с помощью которого лицемеры затуманили взор наблюдающих, произвели переустройство склепов и проверку завещаний, а предосновой всего этого было то, что они пытались остановить свет Слова Божия, что доходит к нам из-за границы[1464]. Они производят пересмотр множества должностных держаний, решив, чтобы никто отныне не смел занимать одновременно несколько должностей, будь то добродетелью или хитростью, но лишь служа при дворе. Нужно еще было избавиться от откровенной симонии[1465]. О, слепые шуты, о, бесстыдные лицемеры! Какая им печаль, против Бога или против их собственных законов льстить известным людям и ослеплять их? Но слушайте дальше. Десятину установили изначально, чтобы найти проповедников, церковнослужители должны были взять бенефиции в свои руки во имя прихода и обеспечить проповедника Слова Божия, живущего там, жильем и достаточными средствами к существованию, а остаток поделить среди бедняков. И король обязан был поддерживать это положение дел, а не противодействовать ему, если он не хочет зваться откровенным тираном. Теперь я взываю к совести его королевской милости и его лордов. Какой ответ они дадут, когда предстанут на страшном суде перед Христом за ограбление стольких душ в стольких приходах, лишив их Слова Божия, заставляя практикой множественности должностей содержать нескольких священнослужителей в своих домах, лишая при том стольких многих бедных и нуждающихся положенной им пищи насущной, нужда которых при отсутствии помощи постоянно вопиет к Богу, навлекая на них месть, видимую нами в ежедневно обрушивающихся на них тысячах бед, а также на их жен и детей. Пусть они прочитают книги Исхода и Второзакония и подумают над тем, что вычитают там. Да, и чего же делать стольким священникам? Во-первых, убивать домашнюю птицу, во-вторых, осквернять своих жен, дочерей и служанок, и наконец, обманывать всех их.
Когда в ходе нынешнего переустройства (реформации) были явлены цвет маска их лицемерия, то духовенство приползло, стеная, к его милости королю, и предали ему многое, что они отдавали своему папе, чтобы он (король — Т.Ч.) ввел их в светский чин и велел им по их образцу делать то же со своими любимыми подданными. И они были не менее добрыми к духовному господину, ибо их зады[1466] сидели на колючках, пока они не получили прощение от папы, ради боязни нежелательных последствий. Так же поступили и светские власти. Как только эта связь была предана, парламент распался, ибо наши прелаты и их присяжные друзья нашли то, что искали, и поймали рыбку, на которую они забрасывали наживку всех этих граней реформации, и для которых кардинал, в надежде загнать мир в рай для дураков, даже согласился со своим здравым смыслом отказаться от должности канцлера. Что касается Даремского епископства, сказать вам всю правду, он не мог согласиться ни на что иное, кроме как наградить своего старого духовника и одного из своих главных сподвижников, тихого Сатурна[1467], что говорит столь редко, но весь день расхаживает туда и сюда, замышляя и воображая беду. Мерзкий лицемер (Т. Волей — Т.Ч.) велел его (Даремское епископство — Т.Ч.) оставить.
Что касается той службы, описанной в Христовом Евангелии, то он явился в Лондонское епископство. Какую же службу он исполнял там? Он сжег Новый Завет, назвав его doctrinam peregrinam, т. е. чуждым учением. Да, воистину: смотри, сколь отличным от папы было житие Того, в крови которого был создан этот Завет, и тем более чуждо это учение папскому закону, в коем единственно, и в практике которого этот Тунсталл научен, по этой причине он покинул Лондонское епископство. По этой же причине он снова подхватил его, поскольку этого жаждало его любостяжание и честолюбие. И это естественно, нет ничего необычного в том, что там должен быть какой-либо хороший епископ, пока в епископствах царит не что иное, как светская помпа, роскошь, сверхизбыточное изобилие, всякого рода излишества, свобода оставаться безнаказанным — т. е. вещи, которых лишь дурные желают, а добрые опасаются.
И как только парламент закончил работу, кардинал получил свою хартию и подался домой, и все епископы разбежались, словно лисы по норкам, оставив однако, после себя своих посыльных, чтобы вернуться назад, как только звезды повернутся к лучшему, чего они и боятся.
Какова причина всех этих злосчастий
Откуда исходит все это злосчастье? Воистину, это десница Божия, дабы покарать похоть этих великих людей, которые ходят без страха Божия, следуя по стопам вознесшихся прелатов, вопреки своему призванию, и дабы отомстить за обиды, богохульства и жестокое преследование Его Слова.
Когда Мартин Лютер осыпал упреками папу и его клир, цитируя пассажи из Слова Божия, всяких книг навозили в Англию, и наш кардинал поверил, что нашел хорошее средство против этого дела, и послал в Рим, требуя суетного титула — «защитник веры»[1468], о чем проповедовал наместник Кройдона[1469], что его королевская милость не потеряет Лондона и 20 миль в его окрестности[1470]. И неудивительно, ибо это стоило более, чем Лондон и 40 миль в окружности. Он способен сделать (я думаю) всё это с честью, кроме пролития безвинной крови, что была пролита идолу, и ежедневно проливается. Когда это славное имя[1471] пришло от нашего святого отца, кардинал принес эту весть его королевской милости в Гринвич. И хотя оно уже было у нашего короля, и тот знал его (свой новый титул — Т.Ч.), утром были собраны все лорды и джентльмены, которых можно было созвать в столь короткий срок, дабы произнести его (имя — Т.Ч.) с честью. А на следующее утро кардинал узнал об этом известии с другой стороны, через монахов. Часть знати явилась открыто и передала ему (Волей — Т.Ч.) поклон из Рима от лица папы, другие — встретили его на полдороге, а третьи — у ворот дворца, и наконец, его королевская милость поприветствовал Волей в зале и провел к тому месту, где были подготовлены высокие сидения для его королевской милости и кардинала, и была зачитана булла, а там уж не только мудрые, но и люди недалекого ума хохотали, осмеивая суетно напыщенный стиль, как и на получении кардинальской шапочки, которую, один грубиян
