был совершен брак между ним и принцессой Сесиль
(Cecile), за которую Англия отдала все герцогство Гиан и графство Мэн
(Maine), что тем самым утеряла всю Нормандию, к которой они были ключом[1447]. А затем был злодейски умерщвлен герцог Глостерский, отчасти потому, что он умел распознавать ложные чудеса, а также ради отдачи обоих этих графств. Ибо если бы он был жив, их не рискнули бы отдать.
И когда король Эдуард[1448] сместил короля Генриха, был замыслен брак между ним и королевой Испании, матерью нынешней королевы. Но прежде, чем послы вернулись домой, наши прелаты околдовали короля Эдуарда своим «апостолом» братом Бонгеем (Bongaye) и женили его на вдове[1449], что стала королевской женой, чтобы Испания и Англия не стали заодно, и король Эдуард не завоевал бы Францию по второму разу. Но что случилось после расторжения отношений между королем Эдуардом и графом Уорвиком, и что вышло с его детьми? И что сделал король Генрих с детьми Виндзора? Но зачем нашим прелатам заботиться, какая кара или беда падет на князей в их княжествах, лишь бы их королевства процветали.
В дни короля Генриха VII[1450] кардинал Мертон (Murton) и епископ Винчестерский Фокс подали королевской милости исповеди такого количества аристократов, какое пожелал его милость. Кому-то таким образом перестали доверять, если тот нацеливался на дома Хартии (Charter houses), Сион, Гринвич и аббатство св. Иоанна; как бы то ни было, и исповедника папскою властью принудили подать свою исповедь в письменном виде — а ведь он тоже некогда приносил присягу. И кардинал Мертон имел разрешение от папы изучать некромантию, да и сам он был колдуном, и я слышал еще кое-что о нем, о чем я лучше промолчу. И как святые монахи-наблюдатели разносили поддельные письма, чтобы удостовериться, кто был верным, я тоже промолчу. Так вот, таковых искушений и неправд было бы вполне достаточно, чтобы отвратить того, кто сам по себе не собирался отвращаться, да и на исповеди мы бичуем себя такими словами, которые никогда бы не изрекли перед посторонними людьми.
Как казнили аристократов, которых выдал исповедник, и какое наказание ожидало его, принимая во внимание то, что он сказал на месте казни, я по опыту могу догадаться, но от этого людские уши покраснеют.
И разве не хитрый сговор двух вышеупомянутых прелатов подвигнул на осаду Булони[1451], когда уже не было войны между королем Франции и Англии, то есть между подушкой человека, которого клонит в сон и его головой? А эта осада стоила жизни многим, а также и тем, кто знать не знал ни о каких кознях. Его королевская милость отправился через Ла-Манш с 10 тысячами человек, чтобы завоевать всю Францию, и быстро растратил сто тысяч фунтов стерлингов. И еще два таких похода из-за подстрекания я могу вспомнить, о чем промолчу по разным причинам, где тоже много англичан потеряло свои жизни.
А разве наш кардинал Волей подобной политикой, думаете вы, не собрал то, что, по его мнению, должно быть заплачено, если бы англичане не приберегли кое-что на потом? Он навел множество шотландцев на английскую границу, то ли через каких-то английских епископов, то ли через какого аристократа, которого он уговорил обещанием ежегодной пенсии, а потом бедные северяне должны были выбираться своим ходом. И потом он распорядился, чтобы в Лондоне трижды в неделю устраивалось общее шествие и по всей стране тоже, пока королевские сборщики собирали налог с простых людей. Посему непрестанный мор и тому подобное, по угрозам Божиим должны были обрушиться на весь христианский мир, о чем говорится в книгах: Левит, 26 и Второзаконие, 28–29, ибо они (духовенство — Т.Ч.), наравне с турками, попрали имя Христово, и если они хотят называться христианами, то им надо обернуться и посмотреть на Его учение.
Да, и какая пошла слава о кардинале, и каким громким гласом, когда он обманул своих же собственных священников и заставил их клясться тем, что у них было, дабы лучше раскрутить их на выплаты, ибо обычные священники не очень послушны своему начальству что касается денег, если только они ни будут знать, куда и зачем платить. Теперь не было необходимости каждому прохвосту знать все тайны этого дела, по многим причинам. И к сему надо припомнить еще одну претензию и осветить еще одно дельце. Тогда же было распоряжение духовного начальства, чтобы священникам приходить к дворянам своего Отечества и к светским чиновникам и клясться в том, чего стоил каждый человек. Ныне священники, скорее, были бы убиты и умерли мучениками по примеру святого Фомы Кентерберийского, чем поклялись перед светским судьей, ибо они считают это большим грехом, чем бежать от своих собственных отцов, и что тогда, очевидно, свобода церкви была бы утеряна, а сами они стали бы не лучше, чем подлое мужицкое сословие. И когда они оказались в таком положении, что им либо присягать, либо оказываться в королевской немилости и потерять свое добро (то есть своих богов[1452]), тогда наш лорд кардинал снизошел своей милостивой силою и разрешил им присягать только перед духовными. И тогда священники, в радости, что они ускользнули от лап мирян, так ликовали и радовались, что не знали, чем благодарить нашего лорда кардинала и согласились присягать и жертвовать деньгами, в противном же случае, несмотря на все проклятия, которыми их мог бы осыпать как сам папа, так и наш лорд кардинал, из них бы не вытянули ни ломаного гроша.
Обыкновение нашего времени
Когда королевская милость[1453] впервые снизошел к праву короны и к управлению королевством, будучи молодым и неопытным, Томас Вольфф, муж честолюбивый и храбрый, и телесно сильный на действие и перенесение трудностей от многого, и на противостояние неуемным амбициям, опытный и сведущий в делах этого мира, слышавший, видевший и читавший о многих политических делах, и сделавший многое самолично, и бывший в Тайном Совете по важным делам, щепетильный, как Синон[1454], что предал Трою, облеченный правом соединять и разделять, с одним в сердце и иным на устах, будучи точным, красноречивым, способным внушать неопытным людям то, чего они и не подозревали, столь ревностный до почестей и славы, к которой он не искал никаких других, кроме как самых прямых и скорых путей, правильных или неправильных, этот злобный волк[1455], скажу я, и бушующее море, и погибель для всей Англии, будучи по характеру приятным и спокойным сначала (как девицы легкого поведения, когда
