они идут к своим хахалям), втерся в доверие к королевской милости и прислуживал ему, и стал незаменимым и услужливым, и во всех играх и развлечениях первым, что всегда под рукой, руководя командами игроков, ободряя других и изобретая все новые игры, желая понравиться и услужить всем.
И затем, по мере того, как делались тайные дела, о которых по многим признакам ты можешь догадываться и поверить, что это так и было, он подмастил королевские родословную и первородство, что не редкость у прелатов во всех странах, посредством чего он добивался, чтобы королевская милость сопровождала его всю его жизнь, и чтобы удача сопутствовала ему во всех его делах.
Как я слышал, разные люди говорили, что он научился науке колдовства, носил на шее гравированные амулеты, которыми он околдовывал разум короля, и заставлял того думать о нем больше, чем о любом другом господине или госпоже в королевстве, так что теперь королевская милость следовала за ним по пятам, как он раньше следовал за королем. И всё, что он говорил, считалось мудростью, и что он утверждал, то и считалось честью. Так вот, со временем он изучил образ мыслей и благорасположение королевских приближенных и всех знатных особ, и тех, кого он считал нужными людьми, льстя и втираясь к ним в доверие большими обещаниями, то клянясь, то беря свои слова (о том, чтобы один помогал другому) обратно, ибо без страшной клятвы он никогда не допускал никого в свои тайные дела.
И по мере того, как развивались его карьера и достоинство, он стал собирать вокруг себя хитроумных людей, и также тех, кто был опьянен жаждой славы, как и он сам. После того, как они приносили страшную клятву, он продвигал их, давая им большие обещания и делая сообщниками во лжи, и представлял их также его королевской милости, брал их на королевскую службу, говоря: вот человек, годный вашей милости. Посредством этих шпионов всё, что делалось или говорилось при дворе против кардинала, сообщалось ему в пределах часа или двух. А затем ко двору являлся сам кардинал и с помощью магии убеждал всех в обратном. Если кто-либо при дворе говорил против кардинала и не был в особой милости у короля, то кардинал позорил его перед всеми, а затем со скандалом прогонял прочь со двора. Если же тот был в королевской милости, то он (Волей — Т.Ч.) льстил, совращая подарками, отправлял к нему послов; одних он сделал управителями в Кале (Calice), Хайне (Haines), Джернси (Jarnsie) и Гернси (Gernsie), других — отослал в Ирландию и на север и держал там до тех пор, пока король совсем не забывал про них, а затем их менял на других, покуда не достигал того, что по отношению к ним намеревался сделать.
Подобным же образом он вертел дамами и джентльменами, кем как хотел, всеми, кто был велик, задаривая их подарками. Да и где святой Фома из Кентербери хотел прийти после, кардинал Томас Волей часто приходил до, мешая своему правителю, и извращая порядок святого человека. Если какая-либо из дам была хитра и потому подходила для его цели, он заставлял её клясться себе в том, что она предаст королеву и будет докладывать ему, что та говорила и делала. Я знаю одну такую, которая покинула двор по одной той причине, что не выносила более предавать свою госпожу.
И по то тому же образцу он наводнил двор капелланами и своими собственными учениками и детьми, лично им выпестованными, которые собирались обсуждать суетности и поливать те цветы, что посадил кардинал. Если кто-либо из этих бакланчиков попадал в фавор у короля, находил занятие при дворе, и хотел проводить политику, противную политике кардинала, и проводил борозду не так, то кардинал отсылал его в Италию или в Испанию, или его ввязывали в скандал и вышвыривали со двора, как выкинули Стоуксли.
Он сделал нынешнего епископа Линкольна, своего интимнейшего друга и старого приятеля, исповедником короля, и что бы ни говорил ему на исповеди король, думавший, что он говорит тихо, и кардинал его не услышит, кардинал слышал в тот же день. Это и неудивительно — как твари Божии должны повиноваться Богу и служить Ему, также и творения папы должны повиноваться папе и служить его святейшеству.
Наконец, Томас Волей стал тем, кем хотел, привратником на небеса, и никто не мог продвинуться в королевстве, кроме как чрез него.
Причина всего того, что мы выстрадали за эти двадцать лег
В начале правления его королевской милости Франция была мощной, и я думаю, что уже пятьсот лет она не была столь могущественной. Король Людовик Французский завоевал Неаполь и отобрал Болонью у престола св. Петра, на что разгневался папа Юлий и наметил, как выбить оттуда французов, но трезво отказался от этого плана, т. к. не хотел дать шанса германскому императору возвыситься еще больше[1456]. Наша первая экспедиция в Испанию имела целью принизить Францию. Наши интересы были нацелены на боковые части Испании, на Гасконь, частью, чтобы удержать те земли, а частью, чтобы припугнуть гасконцев и заставить их сидеть дома, пока испанцы будут завоевывать Наварру. Когда Наварра была завоевана, наши солдаты, что не погибли там, вернулись домой и привезли с собой на родину деньги, кроме тех, что потратили там. Хотя и пострадав от потери Наварры, французы тем не менее были достаточно сильны, чтобы состязаться с Испанией, Венецией и папой, со всеми союзниками, которых он мог навербовать; для нас не было другого выхода, кроме как наседать на французов, если только их выбьют из Италии.
Затем папа Юлий написал своему любезному чаду Томасу Вольффу, чтобы он был так добр и любезен, и оказал помощь святой церкви, сравнившись с Фомою Бекетом, ибо тот был столь же способен. Тогда новый Фома, столь же славный, как и прежний, взял дело в свои руки, и убедил в том королевскую милость. Король взял отпуск от своей клятвы, что была условием мира между английским и французским королями, и обещал помочь святому престолу, на котором «папы Петра» никогда и не бывало.
Но император Максимилиан не мог никоим образом остаться в стороне, если бы только французы не подкупили его, и не получили от него помощи, ибо немцы никогда не отказываются от взятки, откуда бы ни исходило предложение. Тогда сказал Томас Вольфф (королю — Т.Ч.): «Какая честь была бы оказана вашей милости, если бы император стал с вами, такой чести не оказывалось еще
