бывать у него на дому и вообще считаться с ним как с последним человеком.
«Те профессора, кои за какие-нибудь акты более не пользуются благоволением студентов, поступят благоразумно, если окна своих домов откроют не на улицу, а на двор, — написал полицеймейстер Кручин-ский остзейскому генерал-губернатору, маркизу Лучинину. — Здешний студент выше себя ставит бога, потом государя-императора и потом себя и больше никого другого» (Herr Gott, dann der Kaiser von Russland, dann der dorptische Bursche). Считаю долгом также присовокупить, что на них не имеют воспитательного влияния наказания, налагаемые иногда кураторской коллегией или же университетским сенатом. Для них карцер — не наказание, а место приятного времяпрепровождения, и нередки случаи, когда арестованного ночью посещают его товарищи — с напитками, музыкой, а порою и маркитантками, которых переодевают в студенческие мундиры, чтоб можно было незаметно протащить их с собой. Нет возможности подробно перечислить те мелкие проступки, которые допускаются «обитателями чердаков», тем более что большая часть этих проступков остается нераскрытой, потому что пострадавшая сторона, опасаясь мести (Rache), часто совершенно не обращается к защите закона.
Так, например, в прошлом году до нас дошли сведения, что студент богословского факультета Карл фон Зиверинг со своими тремя товарищами 14 ноября вечером, когда движение на улице прекратилось, в нетрезвом виде ворвался в квартиру отставного капитана Курочкина и, воспользовавшись временным отсутствием в квартире господина капитана, лишил невинности молодую дочку последнего, — осведомившись об этом на основании устной жалобы самого отца, отставного капитана Курочкина, я захотел дать делу ход, как того требует закон. Но, к удивлению нашему, на следующий день представившийся нам господин капитан сообщил, что такой случай не имел места, и что у него вообще нет молодой дочери, и девушка, проживающая в его доме, это не его дочь, а законная жена. Однако мы путем проверки установили, что господин капитан в состоянии возбуждения впал в печальное недоразумение, спутав свою жену, тоже молоденькую, со своей родной дочерью, родившейся от ныне покойной первой жены отставного капитана Курочкина. Но что студент богословского факультета Карл фон Зиверинг, 27 лет, неженатый, сын лифляндского дворянина, имел подобное насильственное сожительство, подтверждается еще тем, что вышеупомянутый Карл фон Зиверинг в трактире фрау Фогельзанг рассказывал товарищам о происшедшем, обещая жениться на несчастной девушке.
На улицах они время от времени показываются в неподобающей и странной форме, с взъерошенными волосами, не в установленной формы фуражках, а в таких странных и разноцветных тюбетейках, кои достойны разве бродячих цыган, но не студентов императорского университета. Они ходят сомкнутыми рядами, в расстегнутых мундирах, и некоторые даже без жилета и галстука; с тротуаров сталкивают неугодных им прохожих, и нередко случается, что избивают неповиновавшихся, в частности русских чиновников, кои из чувства самолюбия и чести службы не подчиняются капризу пьяных студентов. Таким образом, они не только нарушают порядок во вверенном нашему попечению городе, но и опорочивают высокое имя императорского университета. Хотя им и запрещено по ночам показываться на улице с зажженными факелами или же ходить с ними из дома в дом, они даже пользуются этими факелами для прикуривания сигар, равно как и трубок, и, допуская зазорные выражения против закона, продолжают безнаказанно разгуливать. А что они творят в публичных местах — вящим тому доказательством может служить следующий случай, чему свидетелем были мы сами.
В дворянском клубе «Афродита», где присутствовали многочисленные высокопоставленные чиновники и военные, а также жандармский полковник Донцов, — когда начался маскарад и большая часть вышеупомянутых высокопоставленных лиц перешла в соседнюю комнату поиграть в вист, предоставляя остальным веселиться, — входит Неизвестный, закутавшийся в черное домино. В то время как в зале каждый ходил в своей маске и в избранном им наряде, запахнувшийся в черное домино Неизвестный подходит к группе женщин, в которой были — жена ратсхерра Розенцвейга, одетая страусом, две дочери старшего судьи ландгерихта — в одежде капуцинов, жена и дочь куратора фон Янау: первая в шкуре северного медведя, вторая в одежде наложницы султана, — Неизвестный внезапно сбрасывает с себя черное домино и почтенным дамам и их молоденьким дочерям показывает одежду Адама. На крики дам мы выбежали, но Неизвестный уже успел скрыться, оставив дочь куратора, одетую в одежду наложницы султана, в состоянии обморока, каковое состояние, как заверили в этом ее мать и подоспевший на помощь воинский врач Веретенников, явилось результатом пережитого ужаса и стыда. Было уже поздно для ареста злоумышленника, личность которого до сих пор не выяснена и лишь вышеупомянутая дочь куратора рассказывала, что Неизвестный — студент университета по имени Фридрих, но как его фамилия — она не помнит. Наше намерение — допросить двадцать три студента университета, прозывающихся Фридрихом, и одного, прозывающегося не Фридрихом, а Фредериксом, — не разделяет жандармский полковник Донцов, который вопреки всем реальным показаниям происшествие это считает последствием необыкновенного нервного и чувственного возбуждения женщин, а Неизвестного — невещественным видением, представшим перед глазами дочери куратора.
Будучи нрава беспокойного и располагая свободным временем, они вспыльчивы от безделья. Достаточно, если один другого назовет «dummer Junge»[96], и вот уже готовы драться на эспадронах. А ежели назовет «Hundsfott»[97], тогда эспадроны заменяются пистолетами, которые водятся у большинства из них, и даже есть такие, чьи квартиры походят на арсенал всевозможного оружия. Лица у многих покрыты шрамами, а также пластырем, что является последствием удара шпаги или выстрела. К сожалению, домовладельцы, опасаясь козней студентов, не доносят об оружии и имеющих место дуэлях.
Вышеупомянутое происходит, во-первых, оттого, что гг. профессора, вместо того чтобы вести студентов по правильному пути науки, не только пренебрегают своими обязанностями и не внушают, им духа морального воспитания, но некоторые из них подчас потакают дурным страстям своих питомцев и сами являют собой плохой пример, как, например, покойный ректор Эверс, который, невзирая на свой преклонный возраст, в фехтовальном зале участвовал в упражнениях, неустанно поощряя других не вкладывать шпаги в ножны, покуда она не окрасится кровью противника.
Вторая причина — это крайняя незначительность и плохая оснащенность находящейся под нашим командованием полицейской части, о чем мы имели честь доложить вам. в рапорте от 7 июля прошлого года за №. 2206. Лошади не получают надлежащего корма, у них до того жалкий, вид, что когда выезжаем в манеж или в поле, на ученье, то нас поднимают на смех не только: студенты, но и остальная толпа. То же самое можно сказать о сбруе, а также о всадниках, большинство которых давно бы следовало разогнать по домам, чтобы они путали ворон на полях гречихи и грели бы
