стеклах. Воздух не прогревали огромные рекламные щиты, светящиеся круглыми сутками, сказывалось отсутствие многокилометровых пробок из разогретых машин, не было толп людей, извергающих теплый пар в воздух. Все было по-настоящему.
Через приоткрытое окно слышался скрежет лопаты. Сизый уже шаркал по двору, пытаясь себя занять хоть чем-то. Пластмасса противно шкрябала по каменной брусчатке, раздражая напряжение, сковавшее всех обитателей лесного домика. Как ни странно, но Сизого понять мне проще всего. Усталость от пребывания в одиночном заточении делала его нервным, но он уже перестал задавать вопросы, смирившись со статусом отшельника. Надо признать, что ему это пошло на пользу. Он скинул ту отвратительную маску дерзости, оголив нутро, позволив узнать настоящего и надежного паренька, уснувшего под слоем пыли и городской мишуры.
Янка закрылась в спальне, отказываясь открывать кому-либо. Она не плакала, не кричала, просто шептала, что нужен воздух. Ее голубые глаза так и искрились грустью и непролитыми слезами, а руки дрожали. Она сдерживалась изо всех сил, чтобы не показать боль и растерянность, вибрирующую в теле.
Мое сердце сжималось от жалости, а голова трещала от безысходности сложившегося, потому что поменять что-либо был не в силах. Пока. Я стоял в тупике, долбясь в высоченную каменную стену, толщина которой была для меня непреодолимой. Но ирония заключалась в том, что все было предопределено еще до моего приезда в этот город.
«База» знала обо мне гораздо больше, чем я думал. Они разыграли несколько вариантов, один из которых должен был сыграть. И сыграл. Вот только понять не могу, насколько выгодна им данная комбинация. Потому что от исхода операции теперь зависит намного больше, чем я готов был поставить на кон. Это перестало быть простым бездушным заданием. И они об этом знают, а еще понимают, что выходить на конфликт со мной им невыгодно. Черт! Бросил в стену газету, которую нервно мял, насилуя ослабленный мозг.
— Тебя они чем взяли? — в отражении стеклянного барного стеллажа увидел, как в дверном проеме застыл Лазарев. Он замер в нерешительной позе, занеся ногу через порог.
— Разве теперь это имеет значение? — как только я подал голос, он вошел в кабинет, плотно закрыв за собой дверь. — Они готовили меня, чтобы поставить во главе группы Моисея, как только он решит уйти на покой. Долго готовили. Настолько, что я стал сливаться с окружающими меня людьми. Но в какой-то момент что-то пошло не так и меня списали, забыв предупредить. Я даже не знал, что теперь не один. Они скрыли, — Серега сел в кресло напротив, впервые за день, подняв на меня тяжелый взгляд. — Олег, а если бы я тебя убил? Если бы швахнул тебе в лоб?
— То все было бы намного проще, Сереженька, — закурил, выпуская в воздух клубы дыма. Нога ныла, заставляя меня замирать, избегая движений. Колено взрывалось острым болевым ударом. Боль медленно продвигалась все выше, но как только добиралась до головы, растекалась электрическим спазмом по мозгу, лишая возможности думать здраво. Отвык. За три года совершенно забыл, каково это — быть порванным, уязвленным и беспомощным. Именно так я ощущал себя сейчас. — Они бы вернулись к первоначальному плану, тогда бы ты получил своё тепленькое место старшего. Но… Через месяц Корней убрал бы и тебя, сразу после Моисея и Янки. Поэтому, Сереженька, поверь, это был бы самый простой вариант, как для тебя, так и для меня. А теперь нам придется крутиться на раскаленной сковороде вместе. Потому что на кону стоят наши шкуры…
— Тебе нужно вернуться. Я… Я не готов один…
— Знаю, — я прекрасно понимал, что «папа» сейчас в таком состоянии, что способен наворотить «дел» на горячую руку. Но злость перекрывала все здравые мысли в голове. Не мог найти аргумент, чтобы вернуться и вновь заглянуть ему в глаза. Не мог заставить себя снова начать говорить, устал усмирять его пыл, от которого сейчас намного больше вреда, чем пользы. Он бился в агонии злости и беспомощности. Я не хотел увозить Янку прямо у него из-под носа, понимая всю мощь боли, причиняемой ей. А мне хотелось наоборот — укрыть ее, обезопасить и защитить. Но не мог же я просто оставить ее там? Да и Моисей сильно разозлил меня. — Костя?
Лазарь вздрогнул при упоминании имени брата Моисея. Лицо стало пепельно-серым, а морщины на лбу превратились в глубокие впадины. Он опустил голову и едва заметно махнул. Лазарев сидел вполоборота, закинув ногу на ногу, и смотрел в затянутое морозным рисунком окно. Не пытался закурить, просто пожевывая фильтр сигареты зубами. Глаза блестели, а брови то и дело взмывали вверх. Сегодня он вновь был в спортивном костюме, оставив элегантность и шик в городе. Заросшее щетиной лицо то румянилось, то бледнело, обнажая пульсирующую вену на лбу.
Ну, конечно, Моисей «убрал» брата. Опять не подумал и просто стер такую нужную нить к Корнею. А я уверен, что именно Корней стоит за всем этим театральным представлением. Иногда мне кажется, что единственный и самый главный враг Моисея — он сам. Не понимая этого, он вредит себе, своему положению в городе, расшатывая и без того хрупкую льдину посреди океана, на радость Корнея. Бесило, что я не могу просто прийти к нему и шлепнуть, потому что выученная охрана уберет меня еще в пяти кварталах от офиса. Они везде: расползлись, как пауки, заполняя невидимыми нитями каждый миллиметр свободного пространства этого города. А Моисей, наоборот, разгоняет всех, кто хоть чем-то может помочь расшатать ту железобетонную платформу, на которой Корней выстроил свое дело. А мне нужна команда. Настоящая, сильная. И Моисей мне нужен, но только тот, кем он был еще пару лет назад.
— Олег, поехали обратно? Я чувствую, что нам нужно вернуться. Он там один.
— Нет, сначала мне нужно поговорить с Янкой…
***
Я замер на лестничном пролете, потому что ощутил шлейф сладких духов. Поднявшись на три ступени, перегнулся через перила. Дверь ее комнаты была открыта. Отбросив трость, спустился на первый этаж и, подхватив куртку, выскочил из дома.
— Яна!
— Отстань, мне просто нужно погулять, — Янка куталась в декоративную меховую шкурку, но понимала, что тепла от нее можно и не ждать. Хотелось перекинуть ее через плечо и унести домой, одарив задницу парой звонких шлепков. Тонкий шелковый костюм, лакированные шпильки и меховая жилетка —
