23 октября террорист-смертник направил грузовик со взрывчаткой на казармы штаба морской пехоты США в Бейруте. Здание было разрушено. Вскоре после этого прогремел второй взрыв в штабе французских воздушно-десантных войск. Всего погибло 242 американских и 58 французских военнослужащих, больше, чем Великобритания потеряла в ходе Фолклендской войны. Ответственность за атаки взяли на себя две воинствующие группировки мусульман-шиитов.
Моей первой реакцией было потрясение массовым убийством. Поэтому встал вопрос о том, вправе ли мы подвергать риску жизни наших военных ради некой призрачной цели. На данном этапе мое внимание резко переключилось на другую горячую точку планеты. Унижение, которому подверглись Соединенные Штаты в результате взрывов в Бейруте, повлияло на события, которые развернулись на острове Гренада в восточной части Карибского моря.
В среду, 19 октября 1983 г., в результате военного переворота просоветского толка было свергнуто правительство Гренады. Морис Бишоп, свергнутый премьер-министр, и пять его ближайших сторонников были расстреляны. Ямайка и Барбадос хотели начать вооруженную интервенцию, в которой бы мы с американцами приняли участие. Моей первой реакцией было, что согласиться с подобным предложением неразумно со стороны американцев, не говоря уже о нас. Я беспокоилась, что серьезному риску подвергаются иностранцы в Гренаде. Там находилось приблизительно 200 британских мирных жителей и еще больше американцев. Организация восточно-карибских государств, ОВКГ, единогласно приняла решение об объединении сил и призвала другие правительства помочь восстановить общественное спокойствие на острове.
Понятно, что была крайне важна реакция американцев. Новая стратегия «межамериканского контекста», которую проводила администрация президента Рейгана, а также существование у них под боком государства-сателлита СССР – Кубы, на наш взгляд, привело к тому, что США преувеличили масштаб угрозы, которую представляла Гренада. По достоверной информации, имевшейся в нашем распоряжении, этот остров представлял для советских руководителей второстепенный интерес. В то же время правительство Кубы активно проявляло заинтересованность. К существующему аэропорту пристраивался новый аэродром. Аэропорт должен был открыться в марте 1984 г., но с января этот аэродром уже мог принимать самолеты.
Американцы увидели в этом преследование неких военных целей. Кубинцы, обеспечивавшие рабочей силой этот проект, относились к нему именно так. С их точки зрения, это был более легкий способ управлять пересылкой тысяч военных из Анголы и Эфиопии на Кубу и обратно. Он мог пригодиться, если бы кубинцы захотели вторгнуться на территории поближе к дому. Но мы продолжали настаивать на том, что главной целью правительства Гренады, как они и заявляли, были торговые интересы: они планировали удовлетворить потребностям заведомо завышенных перспектив по развитию туризма в стране.
Переворот 19 октября 1983 г., какие бы моральные возражения он ни вызывал, был скорее качественной переменой. В субботу, 22 октября, за день до взрывов в Бейруте, мне сообщили, что американская авианосная группа, базирующаяся на авианосце «Индепенденс», переместилась к югу от Карибского архипелага. Группа управления высадкой морского десанта в составе 1900 морских пехотинцев и оснащенная двумя десантными кораблями находилась в 200 милях к востоку. Наличие этих сил давало американцам возможность реагировать, если бы возник повод. В случае, если американцы приняли бы меры по эвакуации американских граждан, они дали обещание эвакуировать также и граждан Великобритании. Нас заверили в том, что если они решат предпринять дальнейшие шаги, то будет проведена консультация.
Тем вечером я утвердила приказ о том, что корабль ВМС «Антрим» должен отправиться из Колумбии к территории Гренады и оставаться за линией горизонта. Нужно было дать публично четкие разъяснения, что такая мера являлась профилактической и была направлена на то, чтобы в случае необходимости помочь эвакуировать британских подданных с Гренады. Вообще, казалось, что этого не потребуется.
По результатам однодневного визита в Гренаду заместитель верховного комиссара в Бриджтауне (Барбадос) доложил, что британские граждане находятся в безопасности, новый режим в Гренаде готов разрешить организацию их отправки, если они пожелают покинуть остров, и что у сэра Пола Скона, представителя королевы на острове, все в порядке. Он не просил нашего военного вмешательства. И вдруг все переменилось.
Почему в Вашингтоне возобладала эта позиция, я до сих пор не знаю. Я уверена, это была реакция гнева на бейрутские взрывы. Что никак не было оправданием ни для меня, ни для Палаты общин, где усилились антиамериканские настроения. Тот факт, что Гренада являлась членом Содружества и официальным главой государства была королева, все только усложнял.
24 октября в 7:15 вечера я получила послание от президента Рейгана во время приема гостей на Даунинг-стрит. Президент сообщал, что всерьез рассматривает просьбу ОВКГ о проведении военной операции. Он просил моего мнения и совета. Я была категорически против интервенции и распорядилась сразу же составить черновик ответа.
Затем мне нужно было посетить прощальный ужин, устроенный принцессой Александрой и ее супругом Ангусом Огилви в честь отбывающего американского посла Дж. Луиса-младшего. Я обратилась к нему: «Что слышно по поводу Гренады? Там что-то намечается». Но он ничего об этом не знал. Во время ужина мне позвонили с просьбой срочно вернуться на Даунинг-стрит, куда я приехала в 11.30 вечера. Прибыло второе послание от президента США. В нем он заявлял о своем решении ответить согласием на просьбу о проведении военных действий. Я немедленно созвала совещание с военным руководством, и мы подготовили мой ответ на оба послания президента: сообщение было отправлено в 12.30 ночи. Было нетрудно договориться о некой общей линии.
В моем сообщении содержался вывод: «Эти действия будут восприняты западными государствами как вмешательство во внутренние дела маленькой независимой страны, каким бы уродливым ни был его режим. Прошу вас рассмотреть это с учетом контекста наших отношений между Востоком и Западом и того факта, что в ближайшие дни нам придется сделать представления перед нашими парламентами и народами о размещении крылатых ракет у нас в стране. Я вас очень прошу подумать об этих доводах самым тщательным образом. Не могу скрыть своей глубокой тревоги относительно ваших недавних сообщений. Вы просили моего совета. Я его изложила и надеюсь, что даже на такой поздней стадии вы примете его в расчет…».
Двадцать минут спустя я подкрепила сообщение телефонным звонком, связавшись с президентом по горячей линии. Я сказала, что хотела бы, чтобы он очень тщательно рассмотрел ответ, который я только что направила. Он пообещал подумать, но добавил: «У нас часы уже на нуле». В 7:45 тем же утром прибыло еще одно послание, в котором президент Рейган сообщил, что он взвесил мои соображения, но счел, что перевешивают другие факторы.
Военная операция США по вторжению на Гренаду началась тем же утром. После ряда сражений лидеры режима были арестованы. Я испытывала негодование и подавленность. Британское правительство выставили как бессильное. Накануне днем Джеффри Хау сообщил Палате, что не располагает информацией о намерениях США вмешаться в дела Гренады.
Реакция международного сообщества на американское вторжение была резко отрицательной. Это способствовало усилению пропаганды в Советском Союзе, и кубинцев изображали как героев, давших отпор вторжению. Когда я прибыла на совещание глав правительств Содружества в Нью-Дели в следующем месяце, наиболее спорной темой обсуждений все еще оставалась Гренада. Моя публичная критика в адрес американских действий привела к временному ухудшению отношений с давними друзьями Великобритании в Карибском бассейне.
Это было нелегкое время. Дома нам пришлось столкнуться с сильным давлением, вынуждающим нас пересмотреть соглашения по развертыванию крылатых ракет. Ведь казалось, что если американцы не проконсультировались с нами по поводу Гренады, то будут ли они консультироваться с нами по применению крылатых ракет. Так что, когда президент Рейган вызвал меня по телефону вечером 26 октября во время экстренного обсуждения американских действий в Палате, мое настроение было далеко не благодушным. Президент сообщил, что сильно сожалел о создавшихся трудностях и хотел объяснить, как так вышло. Основной причиной проблемы была необходимость избежать утечек информации. К моменту, когда он получил мое послание, где были изложены мои соображения, час «Ч» миновал, и американские силы уже начинали наступление. Военные действия увенчались успехом, и теперь стояла задача укрепления демократии. На это нечего было ответить, и поэтому я была сдержанна в высказываниях, однако этот телефонный звонок был мне приятен.
