И наконец, были интервью. Они проходили в разнообразных жанрах. Брайен Уолден из «Уик-энд уорлд» задавал прицельные «прощупывающие» вопросы. Робин Дэй из телепередачи «Панорама» был, наверное, самым агрессивным, однако он допустил ошибку, заострив внимание на проблеме подсчетов последствий безработицы для бюджета, серьезная оплошность, если вы берете интервью у бывшего министра по делам пенсий и государственного страхования. Но и я допустила «ляп», постоянно называя сэра Робина «господин Дэй». Аластер Верни специализировался на коротких, тонких вопросах, казавшихся безобидными, однако при ответе возникало много подводных камней. Чтобы обойти все мины, нужно было обладать незаурядной ловкостью. Затем были еще телепередачи, во время которых вопросы задавала публика в студии. Мне всегда нравился формат программы «500» телекомпании «Гранада»: широкая аудитория задает вам жизненные вопросы, которые волнуют ее больше всего.
Наш манифест был представлен на первой пресс-конференции Консервативной партии, состоявшейся 18 мая. Кабинет министров присутствовал в полном составе. Я бегло зачитала основные положения, после чего Джеффри Хау, Норман Теббит и Том Кинг сделали короткие пояснения к разделам манифеста по линии своих ведомств. Затем я предложила задавать вопросы.
На пресс-конференции журналист задал Фрэнсису Пиму вопрос, касающийся переговоров с Аргентиной. Мне показалось, что ответ Фрэнсиса мог быть истолкован неоднозначно, и я вмешалась, чтобы уточнить, что мы будем вести переговоры по торговым и дипломатическим связям, но при этом не намерены обсуждать суверенитет. Газета заострила на этом особое внимание, но этот факт не был признаком раскола. Это политика.
Первая пресс-конференция в рамках избирательной кампании состоялась 20 мая. Джеффри Хау поставил под вопрос затраты на реализацию предложений лейбористов, содержащихся в их предвыборном манифесте, и заявил, что если они его не опубликуют, то это сделаем мы. Это было начало развития центральной темы предвыборной кампании. Патрик Дженкин привлек внимание к планам лейбористов по проведению национализации промышленности и регулированию в этой области. Был ряд вопросов, касавшихся экономики.
В понедельник 23 мая моя кампания набрала серьезную силу. Мы начали, как обычно, с совещания перед утренней пресс-конференцией, на котором кратко обсудили агитационную стратегию партии. В 1979 г. агентство «Саатчи энд Саачи» разработало блестящие рекламные материалы и плакаты. Большинство из того, что они создали в 1983 г., было менее эффектно, хотя были исключения.
На одном рекламном плакате сравнивались избирательные манифесты Коммунистической и Лейбористской партии: похожие выдержки из обоих документов приводились друг напротив друга. Список оказался обширным. На втором плакате были перечислены 14 свобод, которых голосующий лишался в случае победы Лейбористской партии и реализации ее программы. А другой плакат с лозунгом: «С точки зрения лейбориста, он черный, а с точки зрения консерватора – британец», нацеленный на завоевание поддержки этнических меньшинств, вызывал неоднозначную реакцию. Но мне такое утверждение представлялось совершенно справедливым. Впрочем, я забраковала один рекламный плакат с крайне нелестным портретом Майкла Фута и лозунгом: «При консерваторах пенсионерам живется лучше». Мне как-то не по душе личные выпады.
Тем вечером я должна была выступить с речью в зале здания городского совета Кардиффа. Речь получилась продолжительной из-за того, что я оторвалась от бумаг и продолжила выступать вживую, это всегда делает подачу более результативной. В ней я затронула все основные предвыборные темы: рабочие места, здравоохранение, пенсии, оборону и планы Лейбористской партии по бюджетным расходам: «При лейбористском правительстве, куда бы вы ни направили свои сбережения, они не будут защищены от государства. Им [лейбористам] нужны ваши деньги, чтобы обустроить государственный социализм, и они намерены добиться своего. Вы доверите сбережения банку, они национализируют банк. Вы доверите сбережения пенсионному фонду или страховой компании, лейбористское правительство вынудит эти организации инвестировать деньги в социалистические программы. А если вы уберете деньги в чулок, они, вероятно, национализируют чулки».
После ежедневной поездки в четверг я вернулась пораньше в резиденцию на Даунинг-стрит, чтобы подготовиться к телепередаче Сью Лоули «По стране». К сожалению, беседа перешла в спор о затопленном крейсере «Генерал Белграно». Деятели левого крыла откапывали незначительные расхождения в пользу своей теории о сознательном намерении правительства устроить бойню. Это было не только отвратительно; это было нелепо. Подавляющее большинство избирателей приняли нашу точку зрения, что во главе угла стояла защита жизни британцев. Весь этот эпизод оставил у меня в душе неприятный осадок.
У Лейбористской партии теперь были большие неприятности. 25 мая Джим Каллаген выступил с речью в Уэльсе, в которой отверг идею одностороннего разоружения. В газетах появились противоречивые заявления о позиции лейбористов по вопросу ядерного оружия. Даже среди лейбористских лидеров не было единодушия: можно было выбирать между Майклом Футом, Денисом Хили и Джоном Силкином, казалось, у каждого была своя политическая стратегия в вопросе обороны.
Во время нашей пресс-конференции и в ходе всей избирательной кампании в целом Майкл Хезелтайн обрушивался на лейбористов с критикой в адрес их политической стратегии. Мне всегда было известно о тех нескольких вопросах, которые для лейбористов были болезненны, поскольку у них не было по ним продуманной политической стратегии, а народ придавал им большую значимость.
Это были, можно сказать, «коренные вопросы». Одним из них была оборона. Другим были бюджетные расходы. Поэтому мне хотелось, чтобы Джеффри Хау сделал более подробную, чем обычно, оценку расходов, предложенных в избирательном манифесте лейбористской партии. Он провел превосходный анализ на двадцати страницах текста. Планы лейбористов предполагали дополнительные расходы в размере 36–43 млрд фт. стерлингов на деятельность парламента. Значение последней цифры приближалось к общей сумме валового дохода от налога на прибыль за тот же период. Расточительность лейбористов была их ахиллесовой пятой на всех выборах, за победу в которых я боролась.
В четверг 26 мая, согласно данным опросов общественного мнения в газетах, наше преимущество над лейбористами было где-то между 13 и 19 %. Теперь основную опасность представляла беспечность избирателей, поддерживающих Консервативную партию, а не отчаянные попытки лейбористов вернуть утраченные позиции.
Четверг сулил стать еще одним приятным днем, когда мы проводили обычную предвыборную агитацию, на сей раз в Йоркшире. Одним из ярких впечатлений стал обед в лавке «Фиш-н-чип» Гарри Рамсдена, «крупнейшей лавке, торгующей картошкой фри с рыбой в некоммунистическом мире», в Лидсе. Это был поистине пир.
Вечером я выступила в королевском зале в Харрогите, подробно остановившись на теме, которая была ядром моей политической стратегии. Политическая нестабильность 1970-х и 1980-х гг. сломала привычные стереотипы, существовавшие в британской политике. Смещение Лейбористской партии влево и экстремизм профсоюзов привели к тому, что те, на кого они традиционно опирались, испытывали разочарование. Теперь перед нами открывалась возможность привести сомневающихся в консервативные ряды, и я выстроила свою речь в Харрогите с расчетом именно на это.
Когда я вернулась в Лондон, в предвыборной кампании лейбористов произошел еще один необычный поворот. Генеральный секретарь Лейбористской партии Джим Мортимер заявил корреспонденту: «Взгляды членов комитета по проведению избирательной кампании единодушно сходятся в том, что лидером Лейбористской партии является Майкл Фут». После подобных заявлений оставалось только гадать, как долго они оба продержатся на своих постах. Тем вечером мои мысли в основном были заняты предстоящей встречей в верхах «Большой семерки» по экономическим вопросам в Вильямсбурге, и у меня была запланирована поездка в Соединенные Штаты во второй половине дня в субботу.
На предыдущих встречах «Большой семерки» возможность настоящих обсуждений была ограничена тем фактом, что проект коммюнике составляли накануне встречи. Теперь американцы настояли на том, чтобы мы сначала провели обсуждения, а сам документ составили позднее, в чем было больше смысла. Но на всякий случай я взяла с собой британский проект коммюнике.
В Вильямсбурге создалась отличная атмосфера, не только благодаря заразительному чувству юмора президента, но и благодаря местоположению. В окружении сказочной красоты этого виргинского городка главы правительств расположились в отдельных домах, где их встречали горожане в традиционных костюмах времен колонизации. Это было полной противоположностью тому помпезному впечатлению, которое оставил Версаль. У нас с президентом Рейганом был общий взгляд на то, что эта встреча должна продемонстрировать подтверждение разумной экономической политики и показать публике наше единство.
