В мае, впервые с начала забастовки, стали происходить краткие встречи лидеров НСУП и НСШ. Переговоры состоялись 23 мая; я получила полный отчет на следующий день. Мистер Скаргил не допускал, чтобы от имени НСШ выступал кто-то, кроме него самого. После нескольких докладов выступил с подготовленным заявлением мистер Скаргил. Он настаивал, что шахты не должны закрываться по экономическим причинам. Иэн Макгрэгор коротко заметил, что не видит смысла продолжать собрание в таком русле. Мистер Скаргил снова заявил, что отказ от планов закрытия шахт является для него необходимым условием для продолжения переговоров. На этом собрание было окончено. Но в тот момент НСШ пошел на хитрость, попросив разрешения остаться в комнате, где только что проходило собрание. Иэн Макгрэгор посчитал, что это безобидная просьба, и согласился. Представители НСУП покинули комнату. Позже нам стало известно: НСШ удалось убедить прессу, что представители НСУП ушли с собрания из-за нежелания Иэна Макгрэгора идти на переговоры.
Шла неделя за неделей, а забастовка все не прекращалась. Было очевидно, что многие шахтеры растеряли свой энтузиазм и уже ставят под сомнение прогнозы мистера Скаргила об ограниченных сроках выживания электростанций. Руководство НСШ, чтобы привлечь к пикетированию представителей других профессий, увеличивало пособия, выплачиваемые пикетчикам, в то время как забастовщикам, не участвующим в пикетах, ничего не платили. Самые ужасные акты насилия происходили возле Оргривского коксового предприятия, когда были сделаны попытки воспрепятствовать конвойной команде проехать до Сканторпского сталелитейного завода. 29 мая более 5 000 пикетчиков вступили в схватки с полицией. На полицейских посыпалось все, что было под рукой, даже кирпичи и дротики, было ранено шестьдесят девять человек. Слава богу, на них были защитные костюмы, используемые при подавлении волнений, так думала я, когда, как и многие миллионы людей, видела эти ужасные сцены по телевизору.
В течение следующих трех недель произошли и другие вооруженные столкновения в Оргриве, но пикетам так и не удалось остановить дорожный конвой. Бои в Оргриве очень помогли повернуть общественное настроение против бастующих шахтеров. До нас дошла достоверная информация о случаях крупномасштабного шантажа в шахтерских поселках. Мишенью были не только сами работающие шахтеры, но и их жены и дети. Сама природа шантажа такова, что полиции бывает невероятно сложно бороться с ним.
Террор не прекращался, и проблемы усложнялись, в правительственной группе часто обсуждалось, стоит ли поощрять использование гражданского законодательства против НСШ и других профсоюзов. Если гражданское право не используется против профсоюзов и их фондов, на криминальное право и на полицейских ложится двойная нагрузка. Также было известно, что если с успехом применить правовые действия против профсоюзных фондов, то можно ограничить их способность финансировать массовые пикеты и участвовать в других незаконных действиях.
Однако П. Уокер убедил нас, что применение гражданского права может лишить нас поддержки, которую до этого нам оказывали работающие шахтеры или умеренные члены профсоюзов. Председатели КБС, НСУП, «Бритиш Рэйл» и ЦЭУ в конце июня собрались и решили, что подавать запрос на судебный запрет было не ко времени. Конечно, это не мешало другим, будь они бизнесмены или работающие шахтеры, следовать новым законам. Но факт остается фактом: за весь период разногласий пикетчики и их вожаки попирали уголовные законы страны, существовавшие задолго до «законов Тэтчер».
В понедельник 9 июля, совершенно неожиданно, Союз транспортных и неквалифицированных рабочих (СТНР) по причине якобы нарушенных правил Национального трудового кодекса портов (НТКП) призвал к общей забастовке работников портов. НТКП был создан правительством Эттли с целью устранить в портах поденный труд. По уставу он действовал в большинстве британских портов, разрешая принимать на работу только членов профсоюза. Поводом для забастовки стало использование КБС контрактного труда для автодорожных перевозок железной руды из портовых складов в Иммингэме на металлургический завод в Сканторпе. На самом деле в КБС понимали, что ни кодекс, ни местные соглашения нарушены не были. По положению кодекса так называемая теневая рабочая сила, состоящая из официальных работников порта, должна была наблюдать за работой тех, кто трудился по контракту. Отвечать этим требованиям было «обычным делом». Мы надеялись, что Национальный трудовой совет портов, куда входили представители профсоюзов, примет срочное постановление по этому вопросу. Но среди руководства СТНР были страстные сторонники мистера Скаргила, которые открыто приветствовали возможность начать забастовку.
Мы уже глубоко изучили последствия всеобщей портовой забастовки в 1982 г. Можно было предположить, что забастовка, которая всерьез затронет только порты, являвшиеся частью НТКП, не будет иметь сильного влияния на исход угольной забастовки. Мы не импортировали уголь, необходимый для работы электростанций, так как боялись рисковать поддержкой работающих шахтеров. Несомненно было, что основным мотивом для забастовки было желание левого крыла руководителей СТНР помочь шахтерам. Общий эффект в сфере торговли был бы очень значительным, особенно в отношении импорта продуктов питания, несмотря на то что около трети грузов меньшего размера перевозилось ролкерами, судами для транспортировки грузов на колесной базе, многие из которых сопровождались водителем и проходили через не участвующие в программе порты, такие как Довер и Феликстоу.
Нашим собраниям министерской группы по углю теперь приходилось иметь дело не с одной, а с двумя забастовками. На следующий день после начала портовой забастовки я обратилась к группе, сказав, что нам жизненно необходимо сформировать свое мнение в течение сорока восьми часов. Мы должны призвать портовых работодателей к тому, чтобы решительно подходить к делу и использовать все возможные средства для усиления противостояния забастовке среди народа. Нужно ясно показать, что предпосылки к забастовке были надуманными. Нам нужно особо подчеркнуть, что по оценкам 4 000 из 13 000 докеров, зарегистрированных в НТКП, составляли излишек рабочей силы в отрасли. Конечно, было бы не вовремя отменить НТКП во время угольной забастовки, но в то время нам нужно было стремиться разрешить конфликт, не зарекаясь о будущих изменениях.
В действительности портовая забастовка принесла гораздо меньше проблем, чем ожидалось. Какими бы ни были мнения ее лидеров, простые докеры не были готовы поддерживать акции, угрожающие их рабочим местам. Но решающую роль сыграли водители грузовиков, у которых была большая заинтересованность доставлять товары по назначению и которые не боялись угроз. К 20 июля у СТНР не было другого выбора, кроме как отозвать забастовку. Она продолжалась всего десять дней.
После безрезультатного собрания НСУП и НСШ, состоявшегося 23 мая, переговоры возобновились в начале июля. Мы надеялись, что они быстро закончатся, но они все тянулись, и все указывало на то, что НСУП постепенно уступает свои позиции. Проблему создавало то, что каждый новый раунд переговоров естественным образом препятствовал возвращению к работе: немногим хотелось рискнуть и вернуться на работу, на случай если вдруг в результате переговоров будет принято противоположное решение. Еще более серьезная проблема заключалась в реальной опасности увиливания от вопроса о закрытии нерентабельных шахт: разрабатывалась формула, по которой ни одна шахта, способная к «благоприятному развитию», не должна закрыться. Но 18 июля переговоры были приостановлены. Признаюсь, я почувствовала огромное облегчение.
Во вторник 31 июля я выступала в дебатах в связи с вотумом о неполном соответствии должности – пункт, который Лейбористская партия опрометчиво включила в повестку дня. Обсуждение захватило более широкие темы, чем забастовка шахтеров. Но сама забастовка не выходила из головы, и именно ее обсуждение привлекало всеобщее внимание. Я говорила без обиняков: «Лейбористская партия поддерживает всякую забастовку, независимо ни от ее причин, ни от нанесенного ею ущерба. Но то, что Лейбористская партия оказывает поддержку бастующим, а не работающим шахтерам, это полностью лишает ее доверия как представителя настоящих интересов рабочего класса страны».
Затем я высказалась о Ниле Кинноке: «Лидер оппозиции не выступал по вопросу о выборах до тех пор, пока НСШ не изменил правила, сократив процент решающего большинства. После этого он сообщил Палате, что проведение выборов НСШ теперь более вероятно и что выборы не за горами. В последний раз о выборах мы услышали от него 12 апреля. Однако 14 июля он, присутствуя на митинге НСШ, сказал: “У нас нет другой альтернативы, кроме как сражаться. Все другие пути перекрыты”. А как же выборы?»
