Взявшись за ручку двери, замер в нерешительности, не в силах уйти от ребенка. Девочка была так изумительно хороша собой, наполненная такой кипучей, такой властной энергией жизни. Он всем естеством своим ощутил это, когда прижал ее к своей груди, понял, что наконец обладает сокровищем такого масштаба, которое достойно завершит его коллекцию и откроет ему дорогу в вечность.
Одной рукой в перчатке сдавив ей горло и погасив ее испуганный вскрик другой, он рванул ее к себе в шкаф и крепко прижал к груди. С такой силой и яростью обнимал он ее, что она не могла пошевелить ни рукой, ни ударить по чему-нибудь ногой, чтобы позвать на помощь.
Когда в его руках она потеряла сознание, он и сам уже был почти в полуобморочном состоянии от страстного желания тут же прикончить ее. Прямо в шкафу. На этих мягких кучах из попадавших на них с вешалок платьев и других тряпок, отдающих запахом свежевыстиранной ткани и крахмала. В уютном тепле шерстяных изделий. А девочку… Ах, как страстно желал он свернуть ей шейку и ощутить, как ее убывающая жизнь течет по жилам его мощных рук, растекаясь по его телу, и через него вытекает в землю мертвых.
Он так долго боролся с этим могучим порывом, что действительно чуть не задушил ее. Она уже не издавала никаких звуков и была совершенно неподвижна. Когда он наконец отнял руку от лица Регины, первой его мыслью было, что он все-таки задушил ее. Но, когда приставил ухо к ее губам, услышал и ощутил дыхание. А прижатая к ее груди ладонь была вознаграждена хоть и медленным, но равномерным и сильным биением ее сердца.
Теперь, глядя на девочку, Вассаго поборол в себе желание немедленно убить ее, обещая себе, что еще до наступления рассвета получит это удовольствие. А сейчас необходимо все его мастерство. И выдержка.
Железная выдержка.
Приоткрыв дверь, он внимательно оглядел коридор. Никого. В конце коридора на верхней площадке лестницы перед входом в другую комнату висела люстра, заливая все вокруг слишком ярким для его незащищенных очками глаз светом. Но и в очках все равно приходилось щуриться.
Он не станет убивать ни ребенка ни его мать, пока обе не будут привезены в его музей мертвых, где он привык умерщвлять новые приобретения своей коллекции. Теперь он понял, что так тянуло его к Линдзи и Регине. Мать и дочь. Блядь и мини-блядь. Чтобы вновь восстановиться в Аду, он должен совершить то же самое, что в свое время обеспечило ему вечное проклятие: одновременно убить мать и ее дочь. А так как у него не было больше на свете другой родной матери и сестры, в качестве замены ему были назначены Линдзи и Регина.
Стоя в дверях, он прислушался к дому. Нигде ни звука.
Он знал, что художница была не настоящей матерью девочки. Чуть раньше, когда Харрисоны еще сидели в столовой, он проскользнул в дом из гаража и от нечего делать занялся осмотром комнаты Регины. Там среди множества разных безделушек он обнаружил дешевые программки театральных постановок благотворительных пьес, в которых девочка принимала участие, исполняя небольшие роли, с напечатанным на них названием приюта. Но все равно девочка и ее приемная мать неудержимо влекли его к себе, а властелин его собственной души, видимо, ничего не имел против такого подношения.
В доме так тихо, что ступать придется предельно осторожно и бесшумно, как это умеют делать только кошки. Ну что ж, за ним дело не станет.
Вассаго снова взглянул на девочку на кровати, различая ее в темноте гораздо лучше, чем залитые светом детали коридора. Она все еще была без сознания, с торчащим изо рта кляпом – одним из ее шарфиков – и обвязанным вокруг ее головы другим шарфиком, чтобы удерживать импровизированный кляп на месте. Крепкие бечевки, которые он подобрал на чердаке, сняв их с коробок, туго стягивали ее запястья и голени.
Главное, железная выдержка.
Оставив позади себя дверь в комнату Регины открытой, он двинулся вперед по коридору, стараясь держаться ближе к стене, надеясь, что в этих местах пол из клееной фанеры, полностью скрытый ковром, будет меньше скрипеть.
Он знал, где что находится. Пока Харрисоны обедали, он осторожно обследовал весь второй этаж.
Рядом с комнатой девочки была спальня для гостей. Там сейчас никого не было. Путь его лежал прямиком к студии Линдзи.
Так как люстра находилась спереди, тень от него падала назад, что было весьма кстати. В противном случае, если бы Линдзи случайно взглянула в сторону коридора, то увидела бы его приближение.
Подкравшись к двери студии, Вассаго остановился.
Прижавшись спиной к стене и глядя прямо перед собой, он мог видеть в промежутке между балясинами лестничных перил часть передней. Насколько можно было судить, на первом этаже свет не горел нигде.
Непонятно, куда девался муж. Дверь спальни супругов была отворена, но внутри никого не было. Из студии же доносились шорохи и неясный звук, и он понял, что женщина там была занята работой. Если бы муж находился в студии вместе с ней, за то время, что Вассаго пробирался по коридору, они наверняка перебросились бы хоть парой фраз.
Он очень надеялся, что мужа дома нет – вышел с каким-нибудь поручением. Ему не было нужды убивать его. К тому же не было уверенности, что смог бы с ним справиться, доведись им схватиться один на один.
Из кармана куртки Вассаго достал наполненный свинцовой дробью мешочек из мягкой кожи, изъятый им на прошлой неделе у Мортона Редлоу, детектива. Это было отличное оружие. Приятно было ощущать его в руке. В жемчужно-серой "хонде", припаркованной за два квартала от дома, под водительским сиденьем лежал пистолет, и Вассаго пожалел, что не прихватил его с собой. Пистолет ранее принадлежал Роберту Лоффману, антиквару, у которого он отобрал его за несколько часов до наступления рассвета.
Но у него и в мыслях не было стрелять в женщину или девочку. Даже если бы он только ранил или покалечил их, они могли бы истечь кровью и умереть до того, как он доставит их в свое убежище, а затем снесет вниз, в музей смерти, к алтарю, вокруг которого он располагал свои подношения. А если бы пришлось убирать с дороги супруга, он не мог бы позволить себе больше одного, в крайнем случае, двух выстрелов. Открой он пальбу, ее тотчас услышат соседи и с ходу поймут, откуда она доносится. И не пройдет и двух минут, как весь этот тихий район будет буквально напичкан полицейскими.
Свинчатка была куда надежнее и безопаснее. Он взвесил ее в правой руке, чтобы определить тяжесть.
Осторожно прислонился к дверному косяку, чуть наклонил голову вперед. Заглянул в студию. Она сидела на табурете, спиной к двери. Он сразу узнал ее, даже со спины. Сердце его забилось почти с такой же быстротой, как и тогда, когда в руках его затрепыхалась и затем быстро затихла, потеряв сознание, девчушка. Перед Линдзи стояла рисовальная доска, в правой руке она сжимала угольный карандаш. Вся, вся, вся без остатка погруженная в работу. Карандаш со змеиным шипением быстро летал по листу бумаги.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
