отчеты с мест строительства и счета.
Огонь горел ярко, а комната была приведена в порядок. Глупенькая Джейн Эш, боясь лишиться места, с энтузиазмом трудилась в поте лица весь день и теперь тихонько сопела у себя в каморке, на высохшем тюфяке. Джейн проветрила хозяйскую спальню, повесила на место портьеры и сменила постельное белье.
Наверху, в чертежном бюро, тоже царил порядок. Все было готово к предстоящей рабочей неделе. Во второй половине дня Кэт провела подробное совещание с Бреннаном. В ее отсутствие он хорошо потрудился над проектом на Фенчерч-стрит, и Кэтрин осталась довольна результатами. Она рассказала своему помощнику о поместье, которое Мадам желает построить в Сен-Клу, и Бреннану хватило благоразумия не высказывать никаких возражений.
Кэт была рада вернуться на Генриетта-стрит. Конечно, у них туго с деньгами, но когда с ними бывает легко? Вполне вероятно, что пройдет несколько месяцев, прежде чем госпожа Хэксби получит обещанные принцессой сто фунтов – если она их вообще дождется. Но Кэт не желала беспокоиться сейчас из-за финансовых трудностей. На собственном опыте она убедилась, как важно направлять свои мысли в нужное русло, иначе страхи совсем тебя одолеют. О ван Рибике Кэт тоже старалась не вспоминать – о том, кем он для нее был, кем бы мог стать и как умер. Всю ночь ей снилось его мертвое тело. Но Кэт отчаянно надеялась, что голландец остался в прошлом, вместе с другими неприятными вещами, которые она всячески пыталась забыть.
– Лучше выбросить эти мысли из головы, – вслух произнесла она, глядя на огонь. – Незачем ворошить прошлое.
Но о ночи, проведенной с Марвудом, Кэтрин все же думала. Утром она была с ним чересчур сурова, в чем теперь раскаивалась: нет, о своем отказе она не жалела, однако нужно было смягчить удар. Отодвинув в сторону счета, Кэт взяла чистый лист бумаги и обмакнула перо в чернильницу.
Дом под знаком розы, воскресенье
Сэр, пишу Вам по двум причинам. Во-первых, хочу поблагодарить Вас за то, что Вы сопровождали меня во время путешествия в Лондон. Во-вторых, когда мы с Вами в прошлый раз ходили в театр, я, увы, отзывалась о драматическом искусстве в самых уничижительных выражениях. В тот вечер у меня ужасно болела голова. Полагаю, я судила о комедии господина Этериджа слишком предвзято. Может быть, предпримем еще одну попытку и посмотрим какой-нибудь другой спектакль?
К. Х.
Когда Кэтрин перечитала написанное, ей показалось, что извинений в письме слишком много, будто ей отчего-то стыдно и она стремится искупить свою вину. Но Кэт хотелось увидеться с Марвудом. Если ван Рибик – прошлое, то он – настоящее. В эти несколько месяцев их отношения складывались непросто, и продолжать дуться друг на друга просто глупо.
А то, что произошло между ними в ее спальне, ни в коем случае не должно повториться. Однако от воспоминаний об этой ночи по телу Кэт разлилась приятная нега.
Глава 60
Месяц спустя
Выдержка из государственного календаря (архивного собрания) важнейших документов эпохи царствования Карла II Стюарта за 1670 год
Уайтхолл, 27 июня 1670 года
22 июня в 10 часов утра прибыло срочное письмо из Парижа, извещающее о внезапной смерти Мадам, герцогини Орлеанской, сестры Его Величества, последовавшей в Сен-Клу: у принцессы случился приступ, когда она выходила из ванны. Его Величество был сражен наповал и тут же слег, в Совете он с тех пор не появлялся. Выйдя из ванны, Мадам, страдая от сильной боли в боку, выпила цикориевой воды, после чего у нее сразу начались колики, и врачи объявили, что больная безнадежна. Из-за возникших подозрений король Франции Людовик XIV приказал провести вскрытие в присутствии английского посла и нескольких докторов из Англии. В результате было установлено, что жизненно важные органы Мадам настолько истощены, что медики удивились, как она вообще прожила с ними так долго. Однако печень усопшей оказалась цела и невредима, чего в случае отравления не наблюдалось бы. Французский король известил об этом Его Величество и лорда Арлингтона срочным письмом, а также сообщил, что отправляет в Англию маршала Бельфона, дабы тот передал Карлу II его соболезнования и вручил подробный отчет, в правдивости которого торжественно клянутся все лица, присутствовавшие на процедуре вскрытия.
Госпожа Фэншоу поднесла вышивку к окну гостиной.
– Чем дальше, тем хуже. Не лев получился, а какая-то клякса. А в углу что? Кровь?
Мария опустила голову и уставилась на собственные колени:
– Я уколола палец, мадам.
– Надо было вышивать с наперстком. А ты еще и дождалась, когда кровь засохнет!
– Я не подумала… Извините.
С ног до головы в траурных одеждах, мать нависала над девочкой, будто черная тень. Госпожа Фэншоу дала Марии пощечину. Та вскрикнула – и от боли, и от неожиданности.
– Тот, кто обходится без розги, губит ребенка, – мрачно изрекла мать. – Распускай вышивку и начинай все сначала. Мы же хотим польстить твоему деду, а не оскорбить его. Он ведь обожает Калибана. – Госпожа Фэншоу издала резкий смешок. – Уж тебе ли не знать? Когда он ходит поглядеть на льва, непременно берет тебя с собой.
Мать быстрым шагом покинула гостиную. Скоро обед, и госпожа Фэншоу по привычке отправилась на кухню, чтобы не давать житья слугам, пока те не вынесут яства в столовую.
Мария сложила вышивку. Она терпеть не могла льва. К матери девочка испытывала более сложные чувства, и все же симпатии среди них не было, а уж любви и подавно.
Мария открыла корзинку для рукоделия и замерла с вышивкой в руке. Запустив вторую руку внутрь, она нащупала на дне отверстие в подкладке и дотронулась до знакомого бумажного кулька. Ханне Мария подмешала половину яда, взятого из тайника в стене. Осталось еще столько же.
Калибан или мать? Госпожа Фэншоу крупнее Ханны, а зверь еще больше. Может быть, мышьяка не хватит ни на ту, ни на другого.
Вдруг в голове Марии что-то щелкнуло, и она уронила вышивку в корзинку. Со всей возможной поспешностью девочка захлопнула крышку, будто запирая внутри самого дьявола. Поставив корзинку на полку в шкафу, она захлопнула дверцу.
Тут в гостиную вернулась мать:
– Вымой руки, дитя, а то опоздаешь к обеду.
– Да, мадам, – ответила Мария.
* * *
Не подозревая, что ее вскоре отвлекут, Кэт с головой погрузилась в собственный мир, состоящий из линий и пропорций, изгибов и углов, и провела там два часа. Это было спокойное, аскетичное место, лишенное всего, что делает жизнь утомительной.
Но внезапно с лестницы донеслись торопливые шаги, а потом в дверь постучали.
Тихонько выругавшись,