Вывод?
А вывод в том, что за передвижениями Проклятых следят через спутник. Если я не сообщу СБ имя заказчиков до того момента, как мы доберемся до границы миров, самым разумным будет разделаться с исполнителями. То есть, с нами. Да-да, глупо пытаться отвертеться. Может, Коэн мне не главарь, но теперь я член банды.
Итак, как поступит полковник? Велит расстрелять на подходе к границе? Нет, недальновидно. Сперва допрос. Мы не в каменном веке (хотя, если посмотреть вокруг, и не скажешь), даже пытки не нужны, есть “сыворотка правды”. Не сомневаюсь, допрашивать всех членов банды нет никакого смысла, а вот в голове Кесседи и Коэна может храниться нечто интересное. И все же не могу ничего с собой поделать, думаю, что, что бы там ни знал Райан, к терактам оно отношения не имеет.
Но тогда возникает вопрос: зачем в банде Проклятых шпионы, зачем здесь я? Уж явно не из симпатии Коннери. Я здесь потому, что Коэн слишком мелкая сошка, он явно работает на “верхних”, но полагать, что заказчик работает с ним напрямую, было бы наивно. Главаря до сих пор не повязали и не допросили, потому что уверены, что он сам знает только малую толику из того, что происходит. А значит, если арест и допрос таки допустить, он даст мало результатов, зато Коэн и Проклятые будут выведены из игры, и ниточки, тянущиеся к организатору терактов, оборвутся. Да, думаю, Коннери, руководствовался именно этим. Но ведь лучше порвать “нити”, чем допустить новый теракт? СБ может не захотеть рисковать.
Сижу, обхватив колени руками, и кусаю губы. Мне нужно связаться с СБ. Срочно. Если они схватят Проклятых, мне, вряд ли, что-то грозит. Вернут в Нижний мир как отработанный материал. Может, даже не в тюрьму, куда меня должны были отправить за глаз Боба, а на другой завод. Так сказать, из благодарности за попытку помочь. Зато точно не увижу отца и вытащить его не смогу.
Мне нужно связаться с СБ и убедить их, что наше приближение к границе Верхнего мира ничем не грозит мирным жителям, и что я все держу под контролем. Ага, как же… Ну, ладно, что все вижу, за всем наблюдаю и точно успею дать знать, если нужно будет срочно устранять Коэна. Да, так правдоподобнее.
А как связаться с СБ? Питер сказал, что за нами будут следить, и он сам найдет способ со мной встретиться. Только кто сказал, что наша встреча не состоится уже после ареста Коэна? “А, а этого парня мы знаем. Привет, Кэм”. Нет, так не пойдет.
Если главарь намерен подать условный знак своим “верхним”, то что мешает мне сделать то же самое “моим”? Но что это должен быть за знак? Выложить из костров надпись на снегу: “Пит, подними свою задницу и срочно иди сюда”? СБ точно заметят, а заодно и Коэн, и остальные. И здравствуй, “пугало”. Бр-р. Нет, знак должен быть заметен тем, кто следит за нами, но не тем, кто рядом.
Мне нужен фонарик, вот что!..
Моя блестящая мысль обрывается покашливанием совсем рядом. Вздрагиваю, поднимаю глаза. Райан стоит в дверном проеме, подпирая его плечом.
— Фред требует тебя на аудиенцию.
Хмурюсь, силясь вернуться мыслями в реальность.
— А ты, что, любимый паж королевы? — огрызаюсь.
— Поговори мне еще, — голос Кесседи предельно серьезен. — Он очень зол.
Поднимаюсь.
— Комнат жалко?..
— Кэм, — обрывает.
Что ж, когда что-то делаешь, нужно быть готовым к последствиям. Мой маленький протест принес мне моральное удовлетворение, парочку умозаключений и одну блестящую идею, так что плата оправдана.
— Я понял, — киваю. — Куда?
— Комната справа от входа.
О, аудиенция по всем правилам, в отдельных покоях.
— Угу, — и собираюсь пройти мимо.
— Пойти с тобой?
Моя нога замирает в воздухе, не успев совершить шаг до конца. Мне показалось? Он, что, серьезно? И голос такой… Участливый!
Мне становится не по себе.
Свожу в шутку:
— Мы же договорились, ты вступишься, только если меня начнут убивать, — в ответ ни подобия на улыбку. Вздыхаю, говорю откровенно: — Мы оба знаем, что там будет. Свидетели унижения мне не нужны.
Райан кивает и отходит в сторону, пропуская. Прохожу, передергиваю плечами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кесседи, если ты так мастерски играешь, то это хуже ножа под ребра…
***
Коэн стоит, привалившись бедрами к подоконнику, руки скрещены на груди. На улице светло, а в помещении мрачно. Из-за контраста плохо вижу его лицо. Психологический прием, чтобы напугать? Но я не боюсь. Вот когда Райан предложил свою помощь и поддержку, меня пробрало, а гнев главаря — нет, не страшно.
— Кэмерон, — произносит Коэн сквозь зубы.
Меня редко зовут полным именем. Так и хочется передразнить и ответить: “Фредерик”. Но торможу себя. Нужно знать меру.
Молчу. Стою, вытянув руки по швам, и молчу. Он ударит, я знаю. Сейчас или чуть позже, но ударит. И если хочу выполнить задуманное, мне придется стерпеть.
— Как это понимать? — молчу. Пусть сам распинается. Мой расчет верен. Не получив от меня реакции, Коэн продолжает: — Я не разрешал никому уходить от общего костра. Банда должна быть вместе, — может еще в туалет вместе ходить? — Один костер, одно помещение, это необходимо для безопасности и единства, — теперь меня подмывает рассмеяться. О каком единстве ты говоришь, самокоронованный садист? У тебя единство только с собственным эго. — Никто не должен самовольно уходить от остальных, не поставив меня в известность. Ну что же ты молчишь?! — вдруг срывается на крик. Нервы-то у тебя, Коэн, ни к черту. — Говори и объясняй!
А еще упади на колени и трижды стукни лбом об пол в покаянии. Ну-ну…
Разлепляю губы:
— В следующий раз я обязательно спрошу.
— В следующий?! — взвизгивает Коэн. — Мы говорили с тобой несколько раз. Я ясно сказал тебе, что требуется, чтобы быть в банде. Ты хорошо показал себя и, что, зазнался? — он разъединяет руки и грозит пальцем. — В банде есть четкие границы. И без согласования со мной ты не имеешь права ступить и шагу. Ты меня понял?
— Понял, — отвечаю равнодушно. Хорошо бы изобразить испуг, но настроение у меня сегодня отвратительное. Заканчивай свою речь, Коэн, и иди ко всем чертям.
Я этого жду, поэтому не удивляюсь. Не пытаюсь защититься. Главарь бьет по лицу. Слева в челюсть. Рука у него тяжелая. В глазах темнеет, падаю на пол на колени, как свежеспиленное дерево. Во рту вкус крови.
Жду, что Коэн прикажет вставать, как тогда Мышонку, чтобы ударить вновь. Но нет. Главарь просто подходит ближе, присаживается на корточки, чтобы его глаза были на одном уровне с моими.
— Ты мне нравишься, Кэм, — говорит приторно-добрым голосом, — правда, нравишься. У тебя есть мозги и быстрая реакция, ты совершаешь нужные поступки в нужное время, — Коэн протягивает руку и поднимает мое лицо за подбородок. Дергаюсь от прикосновения. Кровь из моей разбитой губы течет по его пальцам, но главаря это не смущает. — Ты хороший парень, Кэм, — произносит, заглядывая в глаза, — но ты должен помнить о границах. Если я говорю прыгать, ты прыгаешь, помнишь? Мне не нужны сюрпризы. Это ясно?
— Предельно, — разлепляю разбитые губы.
— Вот и славно, — Коэн убирает руку (о, блаженство!) и встает на ноги со свойственной ему кошечьей грацией. — Без обид? — и он подмигивает мне, на лице улыбка.
— Без обид, — повторяю эхом.
На этом Коэн уходит, остаюсь сидеть на коленях в пыльном, давно заброшенном помещении. По подбородку течет теплая струйка крови, подхватываю ее ладонью. Хорошо хоть нос не стал ломать, и зубы на месте. Появится кровоподтек, да губа будет несколько дней заживать и снова лопаться от движения. Ничего, проходили.
Ловлю себя на том, что ничего не чувствую. Ни обиды, ни злости. Мне наплевать.
Встаю и бреду к выходу, зажимая губу. Кровь долго не останавливается. У меня в рюкзаке, наверно, нет ни одной чистой тряпки, чтобы можно было зажать рану.
Выхожу в коридор.
— Эй, Кэм, — выныривает из темноты Мышонок, заставляя меня шарахнуться от неожиданности и удариться плечом о стену.
— Ты чего пугаешь? — шиплю, пытаясь не шевелить губами.
