Хольмудр ловко достал свёрток из прочной кожи и развернул. Человеческие уши были составлены попарно — наподобие крыльев бабочки. Этот ужасающий ковёр из бабочек был целиком обработан какой-то бальзамической мазью. Уши не гнили. Под каждой парой стояла дата и пояснительная надпись. Ярлычок.
Большие и маленькие. Дочерна загоревшие и совсем бледные. Обветренные лопухи. Пельмени борцов. Тоненькие детские. Нежные девичьи. Розовые женские. Стариковские, с оттянутыми мочками. Многие имели следы проколов. При жизни люди носили серёжки.
— С-сколько же здесь?
— Девяносто девять пар! Я ещё думал, когда заказывал этот коврик, а удастся ли дойти до такой цифры. Удастся ли перешагнуть значимый трёхзначный рубеж. Видишь, в последнем ряду не хватает пары?
— Вижу, — признался Ингвар, глядя на свободную петельку.
— Будет ровно сто убитых мной голубоглазых блондинов. Этого отродья внешнего льда! Ты заметил, что их становится больше? Их всё больше и больше! И чем дальше я забираюсь на север, тем больше этих сволочей! Надо бы нам с ребятами охотничье угодье организовать.
— С ребятами? Так ты не один?
Хольмудр воспринял это как попытку умалить значимость его трофеев.
— Это я один сделал! Я! Самолично их всех убил! И самолично у всех уши подрезал. Конечно, сначала я глаза думал забирать. Нагляднее. А только как их сохранишь-то? Банка с раствором нужна. Она тяжеленная будет. И потом, ни подписей не сделать, ничего. А тут у меня ушко к ушку. Видишь светлые косички? Это волосики их сволочные, жёлтенькие.
И действительно. Между ушами-крыльями были приторочены косички сухих и ломких человеческих волос, похожих на пучки соломы.
Ингвар думал.
С одной стороны, оставаться с этим сумасшедшим было опасно.
Во-первых, их могли всё-таки выследить и схватить.
Ингвар надеялся, что за человеком, убившим сотню людей, должны были бы идти не просто стражники из службы поддержки. А пущены все окрестные целовальники, наёмные кмети, охотники за головами.
И попасться в компании этого ухореза не хотелось бы.
Во-вторых, Ингвар уже встречал коллекционеров раньше.
И мог с уверенностью сказать, что если какому-то увлечённому собирателю для заполнения свёртка, знаменующего серьёзную веху в коллекции, не хватало ещё только одной вещи, то он приложит все усилия, чтобы раздобыть недостающий фрагмент.
В-третьих, он мог убить Ингвара только за цвет глаз. Среди его трофеев попадались косицы лишь немного светлее, чем волосы Нинсона. И когда рассветёт, парень может легко пересмотреть своё решение.
Всё это говорило в пользу того, что надо скорее убираться отсюда.
Но, с другой стороны, было непонятно, как им уйти.
Они не то чтобы подружились, но хотя бы как-то нашли общий язык. Хольмудр азартно хвастался трофеями. Делился планами. Ингвар напряжённо думал и не вслушивался в эти бредни, лишь краем уха ловя обрывки идей…
…Про изгнание чужеродных и человеческому, и звериному миру пришлых голубоглазых иноземцев. Или лучше сказать: иномирцев?
…Про то, что всем бабам надо бы их золотые кудряшки выдрать, а ощипанные инь наполнить благородным семенем кареглазых наследников Лалангамены. Некоторые блондинки смогут плодиться нормальными темноглазыми и чернобровыми детьми.
…Про то, как они должны будут ещё заработать право дожить свой век в новом обществе, хоть и на правах полукровок. И всё остальное в таком духе…
А попытка уйти нарушит их хрупкий мир.
Волчья Пасть спохватится, что уши уходят.
Да и сам выход в ночную чащу будет смотреться странно.
Хольмудр каким-то образом ещё не попался тиунам. Не попался девяносто девять раз. Вероятно, не попадётся и дальше. Значит, надо его остановить. Драться с ним честно — бессмысленно. Надо просто уйти от него живым. И рассказать тиунам, как выглядит убийца и где они повстречались. К тому же, по всему выходило, что он не единственный в своём роде сумасшедший. Раз обмолвился: «нам с ребятами», то их ещё несколько человек, этих ревнителей чистоты крови.
Ингвар протянул Хольмудру фляжку с водой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Вот спасибо. Я возьму, да? А то я свою потерял где-то.
— Бери, — радушно улыбнулся Нинсон, стараясь не провоцировать сумасшедшего.
— Сейчас бы ещё вздремнуть, да?
— Ага, — согласился Нинсон.
И отогнал соблазнительное видение: он обхватывает рукоять — аж почувствовал дерево в ладонях — и со всех сил бьёт спящего Хольмудра топором по голове. Предложил:
— Ты ж только пришёл. А я уже отлежался чутка. Давай я первый покараулю.
Волчья Пасть бросил фляжку в свой узелок и ухмыльнулся, открыв страшный шрам над губой:
— С радостью. Мы с тобой преломили пищу, ты угостил меня водой. Я верю тебе, парень. Да и девчонка у тебя смышлёненькая и юркая. Я таких как раз люблю. А ты, видать, не жадный. Это тоже хорошо. Но мне пора.
— Пора? Сейчас? Ночью?
За время разговора окончательно стемнело.
— Ну да. Обогрелся, перекусил и дальше побегу. Волчья жизнь, она такая. Надо успеть, в этом деле вторых не будет.
— Куда успеть?
— Постой, так ты летуна не видел, что ли?
— Летуна? Летучего викария? Нет!
— Вот это просто оянеть! — выругался Хольмудр. — Он же должен был прямо над вами пролетать. Клять! Ладно. А ветер не менялся?
— Ветер? Нет. Кажется, не менялся. Что за летун?
— Да никто не знает! Я неподалёку был. Гляжу, в небе летун пронёсся. Я даже не уверен, что он падал. Низко-низко над лесом шёл. А что ему в такой глуши делать? Он же к центру острова летел. Там нет поселений. Только Чёрная гора, где викарии собираются. Да только брешут всё. Викариям там тоже делать нечего вдали от народа. Если там кто и собирается, так синеглазая всякая шушера.
— Так что летун? — Ингвар поспешил вернуть воина в русло разговора, пока тот не начал разглагольствовать о наполненных благородным семенем ощипанных инь.
— Что-что? Даже если бы он летел к Чёрной горе или хотел пролететь остров насквозь, то летел бы высоко. Ведь до горы ещё далеко. Летуны весь остров за день насквозь пролетают, если ветер в лоб не бьёт. Ни к чему ему было посадку тут устраивать. Знать, случилось чего.
— Тогда ясно. На помощь спешишь?
Волчья Пасть взял перевязь и недобро усмехнулся:
— На помощь? Ну, как пойдёт. Может, и на помощь. Сначала посмотрим, каков он из себя. Не пришелец ли внелалангаменский. Представляешь — сотая пара ушей будет от всамделешнего викария. Надеюсь, это будет синеглазка!
На радостях Нинсон не знал, что и сказать.
Больше всего он боялся расслабиться раньше времени. Такой человек, как Хольмудр, легко мог уйти, а потом вернуться, под тем предлогом, что, дескать, забыл что-нибудь. Убить его, Ингвара, каким-нибудь неотразимым фехтовальным ударом, отрезать уши, надругаться над Грязнулькой и преспокойно пойти дальше, разыскивать своего проклятого летуна.
— Ни пуха, ни пера тебе, Волчья Пасть!
— К гигеру, — лениво отмахнулся воин от пожелания неудачи.
Собрав свою коллекцию, он ловко крутанул боевой плед, заворачивая пожитки. Забросил узел на плечо и как ни в чём не бывало зашагал в ночную тьму.
Прямо в непролазную чащобу.
— Эй, темно ж!
Волчья Пасть обернулся и сокрушенно помотал головой. Мол, что ж с тобой делать-то, тупица? Потом снизошёл до глупости собеседника и показал на свои голубые глаза.
— Они у меня не только с виду жёлтые и волчьи. В темноте вижу! Бывай! Гэлхэф!
— Гэл-хэф, — Нинсон через силу выдавил пожелание радости и победы, понимая, что победа Хольмудра сулит кому-то погибель.
Если судить по звукам — а Великан прислушивался — человек не спотыкался. Кое-где только шуршал лесной ковёр, да похрустывали веточки, но не больше, чем при обычной прогулке.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Похоже, Хольмудр и в самом деле видел в темноте.
Нинсон знал, что от четвёртых бессонных суток можно тронуться умом, но решил, что лучше тронуться, чем дать ещё раз застать себя врасплох. Поэтому он расчехлил сайдак, натянул тетиву Уробороса и стал ждать. Ингвар не был уверен, вернётся ли Волчья Пасть, но натерпелся такого страха, что спать больше не собирался.
