В номере также — об американских связях Ленина и жизнеописание святого священномученика Фаддея (Успенского), утопленного большевиками в выгребной яме. Автор — В. Цветков — обильно пронизал свой текст просталинской риторикой, увы, весьма распространенной сегодня в историко-православной публицистике (в провинции — особенно).
Из современной немецкой поэзии. Лирика “внучатых племянников”. Перевод с немецкого и вступление Марины Науйокс. — “Иностранная литература”, 2012, № 5 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
“Недавно мне попалась в интернете статья совсем юного поэта Дирка Хакка о немецкой лирике XXI века под названием „Нации поэтов и мыслителей больше не существует”. Автор опирается на данные опроса, проведенного в рамках Дня мировой поэзии, отмечавшегося ЮНЕСКО в 2005 году. Оказывается, половина опрошенных немцев уже давно не читает стихов, а среди 20 — 30-летних — две трети не читали их никогда. Кто из нынешних поэтов, спрашивает Хакк, известен и необходим своим современникам, как некогда — великий Гёте? Кто может растрогать их, как трогали Гейне или Айхендорф?
На смену таланту пришла в лучшем случае мастеровитость, а вместо глубоких чувств — невнятная скороговорка или социальная злободневность. Поэты освободили себя от своей главной обязанности — рассказывать о внутреннем мире человека. И особенно, по мнению Хакка, этим грешит так называемая постмодернистская поэзия, утерявшая как содержание, так и традиционную форму. Заметим, что сам Хакк пишет в подчеркнуто классической манере, не чураясь даже некоторой архаичности и вычурности…”
Читать лирику “племянников” как поэзию трудно, но она там все же есть. Мы, кстати, планируем напечатать некоторые немецкие переводы Марины Науйокс, но это будут скорее всего миннезингеры.
К 75-летию Льва Лосева. Загадки жизни и творчества. Беседа Ирины Чайковской с Соломоном Волковым. — “Звезда”, Санкт-Петербрург, 2012, № 6 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
“ Соломон Волков: О чем мы не должны забывать: работа над двухтомником Бродского для Лосева оказалась тяжкой, я бы даже сказал, трагической. Он работал над книгой больше одиннадцати лет.
Ирина Чайковская: И не застал ее выхода.
С. В. : Фонд по управлению наследственным имуществом Бродского не способствовал, как мне кажется, конструктивной работе. Я знаю все от самого Лосева, который рассказывал об этом с невероятной горечью и усталостью. Всяческие препятствия, чинимые Фондом, его крайне удручали. Барзах цитирует: „Все равно все пропало”, — говорил Лосев вслед за Ахматовой, а я могу сказать, что он горько мне жаловался на придирки Фонда.
И. Ч.: По настоянию Фонда пятьдесят текстов, первоначально запланированных, не были включены в „канон”. Лично мне очень жаль, что в книгу не попало стихотворение „На независимость Украины”.
С. В.: Почему Лосев так трагически все это переживал? Он и уехал-то из России из-за отсутствия свободы, цензура там была совершенно невыносима. И когда он от этого уехал, его в Америке вдруг настигло что-то похожее. Он шаг за шагом уступал, требовались все новые и новые уступки. Под конец своей жизни он оказался в ситуации, от которой бежал. Это отравило ему последние месяцы”.
Владимир Козлов. Упоение настоящим: антологические нулевые. — “Арион”, 2012, № 2 <http://magazines.russ.ru/arion> .
“Антологическая миниатюра в большом количестве оставляет ощущение тотальной эстетизации, при которой у условно важных вопросов не оказывается никаких преимуществ перед неважными. <…> Поиск настоящего в своей основе имеет стремление к обретению чего-то подлинного — это ведь одно из значений слова „настоящее”. Безусловно, антологическая миниатюра причастна к этому поиску подлинного, но настоящее — не только не всегда подлинно, но и зачастую противопоставлено ему”. Далее цитируются по большей части знаковые имена.
Несколько противоречивый и крайне интересный текст, в основе которого разбор конкретной книжки “Ариона”. В финале автор пишет, что поэтика нулевых его утомила, как “праздник непреходящего упоения настоящим”, и предлагает, “раз уж” традиция открылась, сделать и следующий шаг — открыть “ее многообразие”.
Александр Ливергант. Инкогнито проклятое, или Дело наше веселое. — “Иностранная литература”, 2012, № 5.
Монолог главного редактора “ИЛ” о переводе и переводчиках: довольно неожиданный, жесткий, ироничный и почти в жанре “не могу молчать”. Здесь же — о модном ныне явлении “переперевода”.
“Справедливость восторжествовала. Мы стали наконец теми, кто мы есть. В лучшем случае — невидимками. В худшем — если кому-то все же пришло в голову вчитаться в наш текст или — не дай бог! — сравнить его с оригиналом — скоморохами. Престиж профессии утерян, говорят переводчики старой, советской еще, обласканной школы. Переводчики, которые привыкли работать медленно, и за славу, и за почет, и за приличные деньги. А я бы сказал так: престиж — по профессии. Если ты настоящий переводчик — тебя нет по определению; если плохой — лучше б тебя не было. В самом деле, если смиренно держишься текста оригинала, ни на шаг не отступаешь от переводимого автора — тебя едва ли можно будет прочесть. Если же с автором „на дружеской ноге”, переписываешь его, интерпретируешь — читать можно. Но кого? Не автора. Тебя. Когда перестаешь быть невидимкой, „творишь из-под автора”, как выразился Набоков по другому, впрочем, поводу, то перестаешь быть переводчиком. Тебя уже числят по другому, так сказать, департаменту. Заходер не переводит — пересказывает.
Эти невеселые рассуждения касаются переводимых текстов. А как быть с непереводимыми? Вы уверены, что финн, аргентинец или китаец, даже умница и книгочей, оценят по достоинству даже добросовестно переведенные на финский, испанский или китайский „Левшу” Лескова или „Соль” Бабеля?
Отнесемся же к переводу (прозы — не поэзии) трезво, как к ремеслу, а не как к творчеству. Будем держать в уме, что читатель о переводчике, как правило, даже не догадывается. Самые талантливые из нас создают не русскую литературу, а, как теперь выражаются, „русскую версию””.
Петр Мицнер. Хватит рабства! — “Новая Польша”, Варшава, 2012, № 3 (139) <http://www.novpol.ru>.
“Вероятно, в феврале 1948 года доктор Здислав Михальский, ординатор варшавской Преображенской больницы, написал по-русски листовку, обращенную к советским солдатам. Ему было 56 лет, и он был весьма уважаемым врачом. Ожидалось, что в ближайшее время он будет утвержден в звании профессора. Ни с одной подпольной организацией он не был связан. А листовку он подписал именем мнимого претендента на царский трон <…> Написанную им в 1948 г. листовку он хотел переслать в Лондон, в британское Министерство иностранных дел. Он надеялся, что там ее напечатают, а затем распространят в Восточной Европе. Текст должен был переправить знакомый доктора Михальского, офицер авиации Владислав Сливинский, который вскоре был арестован. 12 июня 1948 г. пришли и за автором воззвания. В то время, когда он подвергался жестоким допросам (в том числе пыткам), университет присвоил ему звание профессора”.
Сливинского расстреляли, Михальскому дали семь лет. Он умер в 1960 году, через тридцать лет был реабилитирован. Кстати, во время Первой мировой он служил в русской армии врачом. Ниже — из второй части редкого, малодоступного документа. Подписан текст был сказочно: “Рим, 4 марта 1948 г. Князь Иван Рюрикович”. Сталин назван в листовке “диктатором большевицкой империи”, “этим старым человеком”.
“Воины Красной Армии! Пусть вашими лозунгами станут: 1. Личная свобода, т. е. невозможность ареста без санкции суда. 2. Свобода слова, т. е. полная свобода печатного слова. 3. Свобода совести, т. е. абсолютная свобода политических убеждений!
Освободите порабощенные народы — венгров, румын, так настрадавшихся поляков и литовцев — и идите походом на Москву, на Кремль! <…> Пусть русский народ сам себе установит форму власти и поставит во главе российской республики президента или республиканского царя! Не убивайте своих противников, просто прогоните их. Пусть первым актом свободы будет акт христианского, православного прощения для всех направо и налево! Общая амнистия для всех от Романовых до Молотова! Пусть все русские люди вернутся на свою Родину, чтобы там жить, работать и дышать свободой!”
