Когда послышались крики наступающих, Алексей остановил отряд. Двигаться дальше было нельзя. Это видели все. Сгрудившись около командира, люди тревожно прислушивались к стрельбе.
— Товарищи! — обратился Алексей к уставшим друзьям. — Нам нужно еще тридцать или сорок минут. У нас пять винтовок. Пусть выйдут вперед самые смелые. Пусть они преградят врагу дорогу. — Алексей умолк, медленно обвел взглядом окруживших его товарищей. Он ждал ответа.
Ждал, что скажут стоящие на краю могилы люди.
И вот с саней поднялись Пирсон и Шнеерзон.
— Это должны сделать мы, товарищ командир, — едва удерживаясь на ногах, сказал Шнеерзон, показывая на Пирсона. — Они не пройдут, идите, мы останемся.
Напрасно протестовал Алексей и возражали другие члены отряда, решение стариков было непреклонным.
Видя, что ему не уговорить людей, решившихся на смерть ради спасения товарищей, Алексей дал им винтовки, укрыл их за двумя камнями, сзади расположил трех только что отступивших бойцов и, горячо распростившись с остающимися, повел передохнувших людей к перевалу.
Колчаковцы были совсем рядом. Увидев, что отряд снова двинулся в гору, они бросились вперед. Но под ноги атакующих полетели гранаты, защелкали выстрелы. Загорелся неравный бой между несколькими десятками белогвардейцев и горсткой красных бойцов, решивших закрыть своими телами дорогу к перевалу.
Руки Пирсона умело держали винтовку. Он не торопился, стрелял редко, но без промахов. В свое время Пирсон был солдатом. Служил в колониальных войсках, его заставляли стрелять в людей, ничего худого не сделавших его родине. Потом он понял это и отказался стрелять. Тогда у него отобрали винтовку и посадили в тюрьму. Там нашлись люди, которые сумели объяснить ему многое из того, что он раньше не понимал. Освободившись из тюрьмы, Пирсон ездил в Америку, был в Канаде, потом приехал в Россию. Здесь стал социалистом и вместе с русскими рабочими вел революционную работу. И вот он в бою. Хорошо, что ему не изменяют глаза и умело действуют руки. Из-за сосны показался белогвардейский офицер. Пирсон нажал курок, и белогвардеец повалился навзничь. Но вскоре вражеская пуля сразила старого коммуниста.
Шнеерзону никогда не приходилось стрелять, но сейчас он стрелял. Перед затуманенными глазами старика пробежали наиболее запомнившиеся картины жизни, беспросветной нужды, непосильного труда, лишений и издевательств. Почти ребенком начал он работать подмастерьем у сапожника. Его били, морили голодом, но Исаак был молод и не унывал. С большим трудом он все-таки скопил немного денег и купил домишко. Потом женился, а через год родился сын. В дом пришло счастье, добытое ценой молодости. Но оно оказалось настолько кратковременным, что он не успел даже к нему привыкнуть. В девятьсот шестом году, весной, вернувшись из города, Шнеерзон не нашел ни дома, ни семьи. В соседнем дворе под окровавленной рогожей лежали его жена и сын, убитые черносотенцами. С тех пор он метался по необъятной России, ища выхода из тупика, в который загнала его проклятая жизнь. А она все больше и больше издевалась над ним, душила его и каждый день сталкивала с новыми обидчиками. Не скоро понял Исаак Шнеерзон, кто был действительно виновник всех его несчастий, но поняв, твердо встал на путь борьбы за справедливость. И вот он бьется с врагом, готовый умереть в неравном сражении.
Со всех сторон с блестящими штыками, со стреляющими винтовками на него лезут те же палачи, что отняли у него жену и сына. Их осталось небольшая кучка, но они совсем рядом. У Шнеерзона нет больше патронов, он вылез на камень. Враги рядом.
…Прошитый несколькими пулями, Шнеерзон, падая, схватился за гранату. Грохнул взрыв., Оставшиеся в живых белогвардейцы отпрянули от него. А он лежал, навалившись всем телом на мертвого Пирсона, как бы закрывая его от врагов.
Трое других продолжали стрелять из-за камня повыше. Больше половины белогвардейцев были убиты, а дорога, за которую они бились с горсткой смельчаков, все еще была закрыта.
Медленно наступала ночь. На западе потухала вечерняя заря. На верхушках деревьев меркли ее последние блики, уступая место ползущей снизу темноте.
…Через сутки разведчики вернулись на свою базу и стали готовиться к переходу на соединение с Красной Армией.
Алексей поехал в соседний отряд, который решил самораспуститься и разойтись по домам.
Выслушав Алексея, командир отряда долго молчал. Встряхивая огненным чубом, сердито кашлял. Потом еще раз сильно встряхнув чубом, сказал:
— Надо собрать бойцов. Пусть решат.
— Но командир вы, — строго сказал Алексей.
— Да, но у нас в отряде другие порядки и законы, чем у вас, — эсеровские.
Алексей понял, что говорить по этому вопросу с отрядом, где преобладало влияние эсеров и анархистов, бесполезно. Члены отряда, по разным причинам не соглашающиеся с колчаковцами, еще больше не хотели пойти к красным.
Когда люди собрались, Алексей стал просить, чтобы отряд передал им все, что он вынужден будет бросить.
Вперед вышел человек с густыми косматыми бровями. Сняв с рук варежки, он сунул их под мышку, разгладил бороду и, обращаясь к своему командиру, спросил:
— Скажи прямо: мы будем возвращаться сюда али нет?
Командир нехотя посмотрел в сторону спрашивающего и также нехотя ответил:
— Может, будем, а может, и нет. Смотря как потянет.
— С красными нам тоже не па пути, — послышалось из круга, — продразверстку-то, говорят, до сей поры не отменили.
— Колчак — монархист, нам он тоже не товарищ, — пробасил простуженный голос, — воевать все равно придется.
— Ну это мы еще посмотрим, — махнул рукой командир. — Давайте ближе к делу.
— И вот ведь как получилось, — заговорил бровастый, по-видимому, твердо решивший, что возвращаться они больше не будут, — я вот давно кумекаю, куда девать муку и мясо. Позавчера наши фуражиры наперли. Али кошмы? Вон их сколько. А вам сгодятся. Кошмы укатанные, валенки на дорогу подошьете. Зима, а до красных-то черт-те знает сколь…
— Погоди болтать за всех, — сердито одернул командир своего завхоза. — Пусть и другие скажут.
Но другие, видя, что им попользоваться чем-либо нельзя, тоже не возражали.
Вернувшись в отряд, Алексей собрал бойцов. Сообщил, что дают им соседи, и установил срок для сборов. За эти два дня нужно было сделать многое: подшить валенки и отремонтировать одежду, напечь хлеба и насушить сухарей, проверить и распределить оружие.
Глава тридцать третья
Наконец, все сборы закончены. Карпов с Мальцевым последний раз обходят партизан. Больший отряд под командованием Карпова после прорыва окружения пойдет через самые трудно проходимые места на соединение с Красной Армией. Второй — около ста человек — под командованием Мальцева, выйдя из окружения, соединится с отрядом Шапочкина, останется пока в тылу врага и будет продолжать борьбу с колчаковцами здесь. Пока Карпов с Мальцевым дают последние указания младшим командирам, партизаны с сожалением смотрят на оставляемый лагерь. Эти шалаши и землянки их надежно укрывали в непогоду. Вот на этих обрубках из сухостоя они сидели вокруг костров. В этих корытах, выдолбленных из толстых деревьев, носили воду. В этой большой землянке мылись, называя ее «царицей бань». Все здесь было сделано собственными руками и верно служило в трудной партизанской жизни.
Труден сейчас путь через леса и горы. Но пройдет еще немного времени, и он станет в стократ труднее. Под воздействием весенних солнечных лучей снег начнет постепенно оседать. Внизу будет все больше и больше собираться полая вода. Потому в одну из ночей с юга или востока налетит теплый ветер, и тогда под снегом возникнут тысячи маленьких ручейков. Вскроются реки. Они, клокоча и пенясь, начнут свой бешеный бег в низины.
Никто из знающих Урал не решится пойти во время таяния снегов в горы. Никто не пожелает даже своему недругу оказаться в это время в горах.
Но вот раздается команда, и отряды начинают вытягиваться в цепочку по одному человеку. Впереди первого отряда, с трудом шагая, идет Алексей. В руках у него винтовка, на поясе наган, за спиной мешок. Чтобы снег не сыпался за голенища, брюки, так же как и у остальных бойцов, натянуты на валенки. Через некоторое время Алексей делает два шага в сторону, пропускает отряды и пристраивается в конец цепочки. Теперь впереди идет Редькин, но и он через какие-то сто сажен сходит с дороги и, выждав, когда все пройдут, пристраивается за Алексеем. Так и шли, то и дело сменяя тех, кто протоптал свою долю дороги.
К утру бойцы без шума захватили на кордоне колчаковский пост и подошли к железнодорожному разъезду, разведанному группой Редькина. Здесь находилось одно из звеньев так называемого большого кольца, окружившего несколько партизанских отрядов. В этом месте партизаны должны разорвать окружение и, если удастся, запастись продовольствием и оружием.
