сказала негромко:
— Скажем, похитили подлинник, заменив его копией. Если это сделали «профи», то тогда только классный эксперт смог бы установить подделку.
— Так и было? — спросил начальник.
— Нет, вовсе не так!
— Да, я отвлёкся. Но вот видите, вы уже рассуждаете вместе со мной. Мне осталось очень немного. Я подумал — это одна из неприятнейших ситуаций. Так называемое «внутреннее дело», когда стараются, по возможности, не выносить сор из избы. Когда самое трудное — решиться сказать обо всём открыто. Кому? Не знаю. В зависимости от происшествия. Коллегам. начальству, полиции, наконец. И вот вы пришли!
— А вы сказали: «Самое страшное уже позади». Теперь я понимаю! Постойте, а как же мышка?
Невинный простенький эвфемизм. Кто-то из своих! Они проговорили ещё полчаса, и Оттилия вернулась на работу с чувством человека, с плеч которого свалилась огромная тяжесть. Господи, сколько ерунды болтают порой о полиции! Начальник КРИПО — грамотный, образованный человек. Зря она себя так долго терзала. Пусть теперь этим занимаются специалисты! Schluss! Aus! Как он, однако, сказал? «Шкаф» и потом вот это… «Мышка, а, может, крыс…»
— У коллекционеров — таких действительно трёкнутых, которые всё могут отдать за свою страсть и у которых есть, что за неё дать… У них есть такой «Красный листок». Там они пишут под строжайшим секретом, только для своих, для самого узкого, теснейшего круга. «Листок» выходит в одном экземпляре один раз в году на Рождество. Ни за что не угадаешь, на каком языке написан! По-английски? Холодно!
— Тогда что-то экзотическое — эсперанто, например.
— Тоже холодно, но ты гадай сразу по двум направлениям — как пишут и на чём. Или сказать?
— Подождите, шеф, может догадаюсь. Постойте, а кто может прочитать этот один «Листок»? «Теснейший круг» — всё-таки не один человек, но один листок нельзя разослать.
— Нет, дело в том, что у коллекционеров есть международный клуб «Чудаки». Он находится в богатом предместье Лондона, где у них проходит годовое собрание. Вот там-то в обстановке строжайшей секретности правление клуба может — я подчёркиваю, именно «может», так как они не обязаны это делать — прочитать и принять к сведению информацию «Листка».
— И они пишут на санскрите и используют папирус или пергамен.
— Ага, пергамен, выделанный из телячьих кож? Вот теперь теплее. Они пишут на глиняных табличках
— Неужто клинописью?
— Почти. На древнегреческом по сырой глине!
— Я даже почти не удивился. Каждый сходит с ума по своему. Главный вопрос, конечно, зачем?
— Что касается табличек и прочего антуража — чудаки и есть чудаки. Однако, секретность там совершенно всерьёз. Иначе эти пожелания и мечты набобов спровоцируют лавину фальшивок, а также воровства и разбоя, понятно?
— Ничего не понятно! Мы всё обсуждаем — как и на чём, а вот «о чём» там пишут, Вы мне сказать забыли.
— Верно, брат, извини. У «Листка» есть ещё название «dream», то есть, мечта — на этот раз по-английски. Действительные члены клуба — а это надо заслужить, там ещё и очень высокий имущественный ценз требуется — пишут, что они хотели, о-о-о-чччень хотели б иметь и что готовы за это дать. Самое удивительное, объект может более в природе не существовать или находиться в Британском музее — это никого не интересует. Расчёт на чудо, счастливую случайность… Или на то, что кто-то этот случай организует! И да, и нет. Никто их этих людей ничего общего с криминальными делами иметь не хочет.
— В обстановке строжайшей секретности, Вы сказали… И откуда же мы об этом знаем, глубокоуважаемый шеф?
— Странный вопрос для сотрудника нашего ведомства в чине майора. У нас есть всюду свои источники. Слушай Рэм, такие курьёзные штуки бывают… Я тебе обязательно расскажу. Что-нибудь по нашей линии? Всенепременно. Эх, я должен бежать. Ты мне напомни, ведь о твоей группе, ну… «Кузнецы» тоже есть кое-что в этом вот «dream». Ну бывай, до скорого, Рэм. Пока!
Глава 60
— Курт, мы можем совершенно спокойно поговорить. Жена с детьми уехала в горы. Мне начальство поручило тебя в курс дела ввести. Вот мы сейчас приятное с полезным и соединим. Погляди, эта бутылочка Бордо отличного урожая. Давай попробуем, я её специально припрятал.
— Спасибо, с удовольствием. Ёзеф, я с нетерпением жду, что ты скажешь. Меня включили в группу «Наследство» сразу по приезде из командировки и сказали — подробности потом.
— Ты что, знаешь, откуда мне начинать? — Ёзеф отпил глаток вина и поставил бокал на стол.
— Очень мало. Я в последнее время всё в Америке сидел из-за дела о двух украденных работах Миро. А потом в Нидерландах. Там стащили этюд Ван Гога. Только что прибыл, — вздохнул Курт.
— А, теперь понятно, почему они тебя сразу на «Наследство» определили. Ты меня после информационного совещания спросил, что мы ищем?
— Вот-вот, — воодушевился тот. — Музеи — это понятно. Беэндешники наши связями гебистов и ШТАЗИ заинтересовались — тоже понятно. А теперь что за фаза?
— Смотри, дело было так. Звонит это однажды их человек, я его знаю, Линде такой, шефу и говорит. Вы ищите «Золотого Генриха» или я ошибаюсь? Не моя, говорит, епархия, но слухом земля полнится.
— Линде? Слышал, как же, он у них в БНД зав. отделом. Ну-ну…?
— Этот Линде в отпуске на Искии был и случайно натолкнулся на сообщение. Он и спрашивает: у вашего Генриха такое-то и такое-то, мол, клеймо? Дальше ты знаешь. Про этого Siniza, то что было в докладе.
— Верно, теперь слушай. Парня самого ухлопали, местные детективы упустили — это раз. Следствие ещё идёт, не всё ясно. Мало того, потом при задержании по горячим следам на этой Искии местные дебилы снова одного угробили. Они там русского подозреваемого по кличке Ден расстреляли просто, ты представляешь? Померещилось какому-то дилетанту, новоиспечённому борцу с гангстеризмом, что он за карман схватился и сейчас будет стрелять. Так он на опережение сработал. Дружок этого Дена тем временем спокойно утёк. А наши горе — борцы с преступностью — не зря говорят: везёт дуракам — обнаружили у этого бедолаги изумруды! Крупные изумруды и старинную трубку. Самое смешное, в трубке-то всё и дело.
— Я про изумруды только всего и знаю, что они зелёные. Лягушки тоже зелёные! — пожал плечами Курт. — Бриллианты как-то понятней.
— Изумруды дороже, потому что реже встречаются, а эти ещё чистейшей воды и великолепной огранки.
— Но ты говоришь, дело не в этом?
— В том-то и фокус. Перед погибшим в ресторане трубка лежала, а на ней скромненько так, медью по дереву «Большой Гольдшмидт» или…
— «Золотой Генрих»
