– Это наша гильдия! – торжествующе кричал Флеминг Дукету. – Он должен стать мэром! – И с этого дня гордо внушал своему ученику: – Гонт королевской крови, но Филпот лучше.
За триумфом последовало поражение. Однажды ночью банда головорезов напала за городом на другого королевского дядю – одного из младших братьев Гонта. Принц счел это заговором лондонцев, и никакие доводы мэра и олдерменов не могли убедить его в обратном. Их неспособность ни обвинить, ни привлечь кого-либо к суду привела его в бешенство.
– Принцам королевской крови нанесено оскорбление, – заявил он.
И Джон Гонт согласился.
Пора, решили принцы, преподать этим наглым лондонцам урок.
Прежде монархи угрожали лондонцам войсками, штрафовали и даже меняли торговые законы с целью ослабить могущественных купцов, но тактика, примененная королевскими дядьями, возжелавшими проучить город, была новшеством.
Все началось ясным утром незадолго до прихода зимы. Дукет и Флеминг только установили лоток, когда по Чипу зацокал конный отряд. Один вытянул меч и своротил большой глиняный горшок с компотом; тот раскололся. Вместо извинений товарищи всадника загоготали и поехали дальше. Через секунду после этой странной выходки за ними прогромыхала большая повозка, груженная снаряжением. Дело разъяснилось спустя несколько минут, когда появился запыхавшийся Уиттингтон.
– Не знаете, что ли? Принцы ночью решили уйти из города.
Часом позже из города потянулись люди: рыцари и оруженосцы; грумы с вереницами лошадей в поводу; слуги, правившие фургонами с домашней утварью. Затем торжественно проехали элегантные леди в сопровождении сквайров, направлявшиеся к Ладгейту.
– Они задумали разорить нас! – в отчаянии завопил Флеминг.
Так оно и было. Имея обширнейшие владения и огромные свиты, принцы контролировали половину материальных ценностей Англии, и эти богатства нередко перепродавались.
В последовавшие дни и недели масштаб катастрофы предстал вполне наглядно. Уэст-Чип наполовину опустел.
– Все бакалейщики пострадали, – сообщил Флеминг, – а торговцы рыбой и мясники даже больше.
Как из этого выбираться, лондонцы решили лишь незадолго до Рождества.
– Они собираются подкупить королевских особ, чтобы те вернулись, – сообщил Уиттингтон Дукету, а когда юноша пришел в замешательство, разъяснил: – Крупный подарок от города. Участвуют все солидные люди. Булл дает четыре фунта.
Даже сам Уиттингтон, начинающий торговец тканями, собирался внести пять марок.
– Это называется подкупом покупателя, – заметил он сухо.
Флеминг был вполне доволен Дукетом, но с дамой Барникель дела обстояли хуже. Дукет не преуспел в завоевании сердца Эми и не надеялся на успех. Да он не очень и старался. «Либо я нравлюсь ей, либо нет» – так думал парень. Прояви он настойчивость, которая оказалась бы нежеланной, отношения между домочадцами стали бы невыносимыми.
Вскоре после Рождества Карпентер с Эми отправились навестить ее родителей. Они внесли довольно простое предложение. Им хотелось обручиться, но поскольку Эми в свои тринадцать еще не была женщиной, а мрачный юный ремесленник стремился стать мастером своего дела до вступления в «опасное», как он выразился, «состояние супружества», он попросил Эми отложить свадьбу на три года.
– Хотя вы, возможно, сочтете, что мы просим слишком многого… – оговорился Карпентер.
– Нет-нет! Вовсе нет, – поспешно заверила его дама Барникель. – Осторожность лишней не бывает.
И если бы не взгляд Эми, она посоветовала бы ему накинуть еще пару лет до пяти. А Флемингу впоследствии ворчливо рыкнула:
– Господи, хоть бы она к тому времени переросла его!
Флеминг же был совершенно доволен уговором, а Эми вцепилась в оный с безмолвной решимостью, как будто плотник – соломинка в бушующем море. Для нее вопрос был решен.
Но не для дамы Барникель. Вскоре после разговора, придя домой рано, Дукет едва успел вкатить тележку во двор «Джорджа», как увидел ее топчущейся у двери. В тот же миг он проклял себя за глупость: забыл! В этих числах она всегда напивалась.
Рыжие волосы дамы Барникель были распущены; глазами, налитыми кровью, она таращилась на дочь, подобно дикому зверю, готовому наброситься на жертву. Девочка дрожала.
Дукет так и не узнал, о чем говорила дама Барникель, но, едва завидев его, та повернулась с дикой полуулыбкой.
– Тебя-то нам и нужно! – вскричала она.
И не успел Дукет оглянуться, как его рука угодила в мощные клещи.
– Ты тоже пойдешь, – пробормотала хозяйка, хватая и дочь, затем поволокла их на склад.
Не обращая внимания на протесты, она распахнула дверь и втолкнула дочь внутрь. Потом принялась заталкивать и Дукета. Тот, хотя был намного сильнее большинства молодых людей своей комплекции, обнаружил себя совершенно беспомощным перед дамой Барникель. Она подхватила его и швырнула, как малое дитя.
– Пора вам познакомиться поближе, – прорычала дама Барникель.
Через секунду дверь с грохотом захлопнулась, громыхнул засов, и они услышали удалявшиеся шаги.
На складе было холодно. Какое-то время они сидели молча. Наконец Эми не выдержала:
– Она хочет, чтобы я вышла за тебя замуж.
– Знаю.
Никто не произнес ни слова еще несколько минут.
– Как по-твоему, Бен Карпентер безумен? – спросила она в конце концов.
– Нет. – Он выждал немного. – Замерзла?
Девочка не ответила, но он придвинулся ближе, обвил ее рукой и обнаружил, что ту колотит. Они просидели в тишине еще час, пока их не нашел и не выпустил Флеминг.
Непонятное началось через несколько дней.
Флеминг выглядел довольно подавленным. Торговля на рынке зачахла, и Дукет пару раз замечал, что хозяин впадал за прилавком в прострацию. Вечерами, если ему не с кем было поговорить, он сидел у огня понурив голову – настолько удрученный, что Дукет сказал ему:
– Вы словно ждете дурных известий в Судный день.
Поэтому однажды вечером Дукет обрадовался, едва в таверне появился неожиданный гость. Флеминг как раз погрузился в уже привычное мрачное настроение, когда зашел Бенедикт Силверсливз, плотно укутанный в широкий черный плащ. Он возвращался по холоду из Рочестера.
Хотя Джеффри изрядно робел перед молодым законником, а говорили они в последний раз на мосту, где Силверсливз пенял ему за подаренный Тиффани поцелуй, сейчас Дукет не колебался. Флеминг пребывал в унынии, а Силверсливз был именно таким ученым собеседником, каких он любил. Юноша пересек комнату, представился и пригласил Силверсливза присесть с хозяином у огня.
Правовед не знал, как благодарить. Если он помнил о прегрешении Дукета, то ничем этого не выдал. Держа в руке кубок подогретого вина с пряностями, он подошел к маленькому бакалейщику, и в следующий миг мужчины уже настолько погрузились в беседу о малопонятных вещах, что Джеффри сумел незаметно ускользнуть. Но перед этим он отметил восторг на узком лице Флеминга и заключил, что тому, во всяком случае, попался действительно образованный человек.
Глубокой ночью его разбудил шум, и он не знал, который час. Пустяк – всего лишь звук открывшейся двери. Той, что не должна была открываться. Юноша резко сел.
Через считаные секунды Дукет крался к складу. Дверь оказалась приотворена, изнутри сочился свет. Парень подобрался ближе, жалея, что не вооружен. Осторожно заглянул.
Там был Флеминг.
После ухода Силверсливза он не разговаривал с хозяином. Видел, как тот перемолвился словом с парой незнакомцев. Флеминг выглядел совершенно нормальным и даже бодрым. Один раз вышел с высоким типом, который, как полагал Дукет, спрашивал дорогу на Бэнксайд. Парень решил, что бакалейщик лег позже, с остальными домочадцами. Тем не менее что-то произошло. Иначе как объяснить картину, представшую его глазам?
Флеминг пребывал в трансе. Он был один, смотрел на Дукета, но не видел его. На одном из мешков стояла лампа. Флеминг держал руки лодочкой, и горсти были наполнены драгоценным перцем. Наконец он осознал присутствие Джеффри и взглянул на него в восхищенном экстазе, как будто увидел ангела. Затем заговорил:
– Знаешь, что это такое?
– Перчинки, – удивленно ответил ученик.
– Да. Это перчинки. Драгоценные?
– Конечно. Наш самый дорогой товар.
– Ага, – кивнул тот.
Затем медленно развел руки и высыпал все на пол. Дукет пришел в ужас, но Флеминг лишь улыбнулся.
– Бесценный, – заметил он. – Бесценный.
Когда же Джеффри шагнул вперед, присел и начал собирать перчинки, он доверительно и настойчиво взял его за плечо.
– Но что, если человек стоит на пороге открытия вселенских тайн? – шепнул бакалейщик ученику. – Чем тогда станут перчинки?
Дукет был вынужден признаться, что не знает.
– Зато я знаю, – мягко отозвался Флеминг и уставился на него при тусклом свете лампы. – Хороша ли моя жена?
Дукет согласился, что да, хороша.