Аделаида же ничуть не смутилась. Полячка приосанилась, благодарно кивнула фон Бербергу, величественно подняла коронообразную жестянку с земли. И… турнирный венец лег поверх шапочки‑филлета княжны.
Счастливая улыбка озарила лицо девушки и отразилась вокруг радостно‑восторженными оскалами. Все! Королева турнира избрана. Толпа довольно загудела, забурлила. Благодаря Фридриху фон Бербергу Аделаида наконец добилась того, чего так давно и страстно желала, – выйти в свет, быть в центре всеобщего внимания, вызывать ликование черни, зависть знатных дам и восхищение благородных рыцарей.
Сердце Бурцева бешено колотилось о ребра. Билось так, что, наверное, кольчуга на груди ходуном ходила. Радоваться и гордиться? Куда там! Сердце возвещало потерю любимой. Строить напрасные иллюзии не нужно. Он прекрасно видел, как меняется его милая Аделаидка под этой смешной жестяной коронкой. Вновь в княжне заговорила гордая шляхетская кровь. Вернулись былое высокомерие и надменность. Губки капризно поджались. А когда польская панночка бросила мимолетный взгляд на мужа – презрительно скривились. Ну, что ж, спасибо тебе, малышка!
Это трудно объяснить, но просто понять. Бурцев чувствовал, как Аделаида, стоявшая совсем рядом – руку протяни и дотронешься, невероятным образом удалялась от него, скрывалась за невидимой, но неприступной стеной холодного отчуждения. Началось, конечно, все не здесь и не сейчас. Но вот результат: величественная, недостижимая Аделаида ведет себя совсем как раньше, когда он в глазах княжны был всего лишь простым и никчемным смердом. Оказывается, поворачивать вредя вспять способны не только магические башни арийских колдунов…
Глава 39
Толпа шумела. Гордый подбородок и прелестный носик дочери Лешко Белого возносился все выше и выше. Эх, Аделаида, Аделаида! Слава мимолетна, тем более слава турнирной королевы на час. Да только кто ж об этом думает в минуту триумфа? И в славе ли одной дело? Нет конечно! Все цело в треклятом Фридрихе фон Берберге – Аделаида так и пожирает его обожающим взглядом.
А галантный вестфалец все не поднимал опущенного к ногам княжны копья и не думал отъезжать от ристалищной ограды.
– Что желает благородный рыцарь?
Она еще спрашивает?! Чего он желает?! Да слепому видно чего! Бурцев держал себя в руках из последних сил. Мало того, что весь народ уже пялился на Аделаиду, не хватало еще и ему привлекать тевтонское внимание.
Фридрих фон Берберг ждал вопроса полячки. Ответил он незамедлительно:
– Я прошу вас дать мне что‑нибудь взамен турнирного венца, прекрасная Агделайда. Какой‑нибудь предмет вашей одежды, чтобы я мог хранить его вечно или, подвязав к шлему, идти с ним на битву.
Да что он себе позволяет, этот фриц недорезанный! При чем тут одежда чужой жены? Стриптиза ему захотелось, что ли? Бурцев все же встал между ними:
– Не смей, Аделаида!
Любимые зеленые глаза окатили его таким презрением, такой ненавистью…
– А в чем, собственно, дело, Вацлав? Благородный Фридрих фон Берберг объявил меня дамой сердца и…
– Ты, между прочим, замужем, Аделаида.
– Так и что? Многие рыцари выбирают в дамы сердца чужих жен и даже почтенных матрон с детьми. А потом в странствиях неустанно прославляют их красоту и совершают подвиги в их честь.
Люди вокруг в недоумении взирали на их перепалку. Копье в руках фон Берберга чуть подрагивало.
– Вы что тут, все с ума посходили?
– А по‑моему, безумен как раз ты! – Аделаида с дурацкой жестянкой на голове подбоченилась совсем уж не по‑княжески. – Разве тебе не хочется, чтобы благородный рыцарь прославлял мою красоту?
– Ты знаешь, не испытываю ни малейшего желания.
– Ах, так! Тогда вот…
Аделаида приподняла венец королевы, рванула с головы шапочку. Не рассчитала малость – головной убор упал в затоптанный снег. В руках княжны осталась лишь зеленая ленточка, крепившая филлет под подбородком. Полсекунды ушло на размышление. Затем полячка решительно отпихнула ногой испачканную шапочку и ловко повязала к склоненному и окровавленному наконечнику копья фон Берберга чистую ленту.
Вестфалец благодарно улыбнулся.
Аделаида улыбалась злорадно:
– Вот так‑то, Вацлав!
Жестяная коронка лежала теперь на распущенных русых волосах. Тех самых, что так нравилось гладить Бурцеву. А теперь в любимых волосах путался холодный ветер.
И вдруг он понял все! Сама по себе сорванная шапочка – ерунда. Ленточка на копье – тоже фигня! Длинные русые волосы, разметавшиеся на ветру и перехваченные сверху лишь обручем турнирного венца, – вот он, настоящий подарок! Замужние женщины не должны появляться на людях с непокрытой головой. Обруч же или венок на распущенных волосах носят только незамужние девицы. Ясно же, ясно все, как день: строптивая княжна дает понять, что между ними все кончено. Она больше не желает считать Бурцева своим мужем, а себя – его женой.
– Я уже говорила тебе, что думаю по поводу нашего так называемого брака, – прошипела Аделаида на прощание. – Разбойничья свадьба и жизнь вечной скиталицы – это все‑таки не по мне, Вацлав. Так что прощай!
Совсем по‑детски – как же это нелепо и неуместно сейчас! – княжна показала ему язык. Затем – пока он стоял ошарашенный, убитый и раздавленный ее заявлением – Аделаида нырнула за ограждения и в сопровождении конного фон Берберга решительно зашагала через ристалищное поле к трибунам знати. Ибо место королевы турнира – там.
Е‑о‑оп‑с‑с‑с! Бурцев наконец спохватился. Уводят же! Жену уводят средь бела дня! Его любимую милую Аделаидку!
– Куда?!
Он вскочил на коня. Плевать на осторожность! Плевать на гештех! Плевать на отсутствие копья! Топхельм – на голову. Меч – из ножен. Прочь с дороги! Все!
Испуганный народец прыснул в стороны. Многострадальная ограда вновь рухнула под копытами взвившегося на дыбы жеребца.
– Фон Берберг! – проревел Бурцев из‑под шлема. – Я вызываю!
Вестфалец развернул коня. Насмешливый взгляд, торжествующая улыбочка…
– Разве ты не согласен с тем, что Агделайда Краковская – прекраснейшая из женщин, несчастный?!
– Я не согласен с тем, что ее лента висит на твоем копье!
Фон Берберг кивнул:
– Вызов принят. Но ты уж подожди, пока я провожу королеву турнира на соответствующее ее положению и красоте место. Таковы правила. И потом… Я не вижу у тебя копья.
– Будем сражаться на мечах. Клинок у меня имеется.
Вестфалец улыбался все шире, все злее:
– Вообще‑то я мог бы купить для тебя копье, раз уж тайные рыцари у нас такие бедные.
Бурцев негодовал. Вот ведь гад, еще и бедностью попрекает!
– Спасибо, обойдусь мечом!
– Жаль. Гештех боевых копий без коронелей – благородное состязание.
– Рубка на мечах – тоже достойное занятие, фон Берберг! У нас будут не тупые турнирные, а заточенные мечи.
– Ну, как знаешь… Честный бой насмерть или…
Еще одна многозначительная ухмылка.
Э‑э‑э, нет, хватит! Тут – без вариантов! Бурцев тоже зло осклабился под лицевой пластиной трофейного топхельма.
– Насмерть! – донесся еще один рык из‑под шлема тайного рыцаря.
Некстати вспомнился располовиненный надвое крестоносец – тот самый, что пал возле прусского селения от страшного удара вестфальского рыцаря. А плевать!
– Насмерть! – еще раз повторил Бурцев. Твердо и решительно.
И все же насмерть в этот раз у них не получилось.
Глава 40
Зрелищный гештех пришлось прервать на не столь эффектную и более продолжительную схватку конных мечников. Дитрих фон Грюнинген воспротивился было нарушению регламента копейных поединков. Но тут уж реванш взял Герман фон Балке. Пожилому ландмейстеру не терпелось увидеть поверженным нового фаворита, молодого соперника‑ливонца. Отпускать фон Берберга победителем тевтон не желал. Епископ Вильгельм Моденский лишь растерянно развел руками. И то верно: кто вправе отказать двум рыцарям, изъявившим желание биться насмерть на мечах, если у одного из них нет копья? Неписаные правила светских турниров не в силах отменить даже папский легат.
Старший герольд, повинуясь кивку фон Балке, объявил о схватке. Распорядитель турнира долго и витиевато представлял вестфальца. О Бурцеве не было сказано ни слова. Да и что тут говорить, коли не видно ни герба, ни рожи. Тайный рыцарь – он и в Африке тайный рыцарь. И в Пруссии тоже.
Толпа выжидала. Люди заметно поутихли. Зрителей весьма озадачил неожиданный вызов. А может быть, дело в другом? Может, для одного турнирного дня второй тайный рыцарь с безгербным щитом‑пустышкой – это уже чересчур? Или замирать сердца заставляет грозный вид боевого оружия?
Бурцева, впрочем, реакция окружающих не интересовала. Другая была сейчас забота у бывшего омоновца. На противоположном конце ристалищной площадки гарцевал потенциальный любовничек его законной супруги. Все еще страстно любимой, между прочим.
