халат, одел шапку и немедленно отправился.
Матвей, устроив на ночлег в одной из комнат у поляков Димитрия и условившись с Езиоровским о наблюдении за лошадьми, стал с Боней ждать возвращения Колоскова.
К своей досаде он узнал, что пролетку и лошадей Езиоровский переправил за перевал сопки, чтобы выехать с совершенно другой стороны хребта, в отличие от того, как предполагал это сделать Матвей, намеревавшийся тронуться прямо из леса возле тюрьмы.
— Вы-то дорогу знаете, по крайней мере, как выехать?— спросил он поляка. — Ведь я за этими сопками, где находятся лошади, ни разу не был.
— Там прямая дорога через Безымянскую на Борзю.
— От Безымянской дорогу и я знаю. Но до деревни мы не заблудимся? Вы ручаетесь за то, что в Безымянскую мы доедем?
— Так я же несколько раз сам ходил в Безымянскую по этой дороге. Конечно, ручаюсь!
Матвей успокоился. Если бы с самого начала выезда беглецов из Акатуя они утеряли правильное направление на Борзю, то всей экспедиции грозил неминуемый провал.
— Лошади у нас не уйдут?
— Нет, мы их спутали надежно.
— Ну, ладно. Смотрите, чтобы утром у нас не было каких-нибудь сюрпризов.
— Нет, с самого утра Карч будет возле лошадей.
Матвей возвратился в комнату Бони. Хотелось поговорить с овладевшей его мыслями девушкой.
Утром в доме политических начались треволнения. Как ни нехотелось Матвею задерживаться до рассвета в Акатуе, но пришлось. Браиловский не мог выйти из тюрьмы на свидание раньше девяти—десяти часов. Между тем с расветом в дом уже начали приходить посетители. Пришел арестант одолжить топор. Затем явился крестьянин подрядиться насчет продажи ему халата.
Матвей с нетерпением ждал выхода Браиловского в школу против тюрьмы, куда уже давно ушла простившаяся с ним Боня. Было решено, что после побега она поедет в Читу. Колосков отправился в тюрьму. Димитрия Матвей послал за сопку к лошадям. Он еще раз переспросил приготовившегося вполне к побегу Езиоровского, без труда ли он найдет место стоянки лошадей, напоены ли они, запрягут ли их заранее, чтобы не тратить ни одной минуты, когда нужно будет ехать. Браиловского должны были в тюрьме хватиться уже к обеду.
Поляк на все вопросы дал успокаивающий Матвея ответ.
Наконец, не отходивший от окна юноша увидел, как из тюрьмы вышел и, пересекая дорогу к школе, направился его товарищ. Маленький Браиловский был в костюме из арестантского сукна, он держал немного вперед голову, как это делают иногда страдающие близорукостью и, не оглянувшись в сторону, скрылся за дверью школы. Надзиратель под воротами тюрьмы проводил его взглядом и вошел в будку.
Минут десять затем Матвей стоял, не спуская глаз с дверей школы.
Но вот дверь открылась. Браиловский вышел, держа в руке ведерко, и направился к ручью. Здесь в одном месте поле зрения надзирателя терялось за углами зданий. Браиловский воспользовался этим местом, чтобы сделать небольшую полупетлю и через три минуты был в одной комнате с Матвеем.
— Идем — воскликнул Матвей, как только он поздоровался с другом и сопроцессником, волновавшимся и по поводу встречи и по поводу побега, и вследствие уже охватившего его неожиданного ощущения близости воли.
Для Браиловского у Бони был заготовлен узел с вольной одеждой. Матвей в кожухе с этим узлом, Езиоровский впереди в одетом им модном костюме жениха, приобретенным уже давно на всякий случай, Браиловский в арестантском костюме, сделанном, правда, по мерке, но все же достаточно ясно выдававшем свое казенное происхождение,— все сообщники вынырнули из дома в лес и стали переваливать по тайге через хребет, оставляя в стороне штольни рудника со складочными кучами породы.
Беглецы держались дальше от дороги и ныряли между деревьями. Матвей закрыл лицо большим воротником кожуха, когда навстречу им показался какой-то арестант. Едва ли уголовный не догадался, что значила подозрительная спешившая от тюрьмы группа переодетых политиков, но он скромно прошел мимо, сделав вид, что не придает значения встрече. Можно было поручиться, что он не пикнет никому несколько дней о том, что он видел.
Потребовалось более долгое время, чем предполагал Матвей, для того, чтобы добраться до повозки; но какова же была его досада, когда, несмотря на все его предупреждения, внушения и расспросы, лошади оказались не только не запряженными, но их еще не напоили и даже вообще не нашли их, предоставив им пастись до последней минуты. Матвей вышел из себя. Ведь Езиоровский же собирался бежать, а между тем, заверяя, что лошади напоены и все приготовлено, чтобы ехать, создавал возможность провала всего придприятия.
Возле телеги был Борзинский спутник Матвея, Димитрий и один из поляков, другой из них искал лошадей.
Браиловский начал переодеваться возле телеги, стоявшей в лесу недалеко от так-называемой Багдаринской дороги, по которой Езиоровский брался вывести пролетку на Борзинский тракт. Поляк, ночевавший при лошадях, быстро пошел в поиски за лошадьми и за искавшим их товарищем.
Борзинский путеец, чтобы что-нибудь делать, пока будут найдены лошади, стал смазывать колеса пролетки. Матвей с обоими беглецами углубился в кусты, чтобы не остановить на себе внимание случайных проезжающих крестьян, буде таковые показались бы на дороге.
Всех охватило волнение. Матвей нервничал.
— Мы пойдем пеше, — воскликнул Браиловский,— если это будет так продолжаться. Или я возвращусь...
Матвей успокаивающе отмахнулся рукой:
— Еще четыре часа во всяком случае в нашем распоряжении. Можно ждать.
Димитрий, вдруг бросив мазать колеса, обернулся.
— Лошадей ведут! — возвестил он, показавшись из-за кустов.
Сколько всего поедет нас? — спросил он затем, считая взглядом и тех, что собрались ехать и тех, которые пришли только проводить товарищей.
— Двое, — ответил Матвей.
— Только, — я думал все!
Борзинец на одну телегу хотел взять половину тюрьмы.
Наконец, беглецы сели. Димитрий взял возжи.
— Но!..
На Езиоровского Матвей натянул кожух, столько же для того, чтобы он не мерз, сколько и для того, чтобы не обращал на себя внимания своим видом странствующего туриста.
Он должен был указывать дорогу до маленькой Безымянной деревушки, находившейся по его словам в десяти верстах по этому пути от Акатуя.
По расчетам Матвея эти десять верст можно было прокатить в один час. Но вот пролетка неслась мимо сопок уже больше часа, а никакими признаками деревни и не пахло.
— Вы не сбились ли, товарищ Езиоровский? — попытался объяснить себе это странное обстоятельство Матвей, — ведь, тогда мы пропали. Тут только Багдаринская дорога, или еще какая-нибудь есть?
— Нет, есть еще Сретенская.
— А где она?
— Да
