– Дозорный с границы, Аллен, докладывал, что ты легко помог юному огнежару, от которого отказались куда более опытные наставники, – парировал его выпад внук вождя.
– А эти куда более опытные наставники всегда перепоручают сложных учеников тем, кто такой возможности не имеет?
– Всякие накладки случаются. Мы лишь люди. Но ты можешь это исправить, – он вложил бумаги в руки Николаса. – Идём, я покажу тебе тех, кто только записывается.
Перед следующим кабинетом толпились люди, сидели на стоявших вдоль стен лавках или тряслись на проходе. Большинство выглядело бледными, измождёнными и перепуганными. Их ауры сочились болезнью, набухали переизбытком энергии, отверстия каналов силы лихорадочно мерцали. Одарённым, и правда, требовалась помощь, пускай даже не мудрого старца.
Ноэль приоткрыл дверь. На стуле перед ещё одной женщиной-писарем сидел мужчина и дрожащими губами отвечал на вопросы.
– От желающих отбоя нет. Я бы тоже не отказался поучиться у самого лорда Комри.
– С тебя ветроходство, – сдался Николас.
***
Первая ученица подвернулась случайно на прогулке в парке. Эта зрелая женщина носила тёплое платье из пёстрых лоскутов и такую же шаль, сапоги на ногах прохудились и просили есть. У поросшего камышами пруда к ней слетались голуби и утки. Каждую птицу она называла по имени и говорила, как с людьми.
Николас разузнал о ней в Компании. Клаудия Ламбер, необычный звероуст – шепчущая птицам. Она жила на улице. Люди сторонились её, считали чокнутой. Ну да, каждый одарённый немного со странностями. И выглядела она неопрятно, с всклокоченными бурыми волосами и обветренным лицом, но её прозрачно-зелёные глаза лучились добротой.
Сумеречники несколько раз пытались забрать её с улицы, одеть и обогреть, но Клаудия отказывалась. Теперь к ней отправляли провинившихся новобранцев в качестве наказания. Выслушав всё это от писаря, Николас со смехом заверил, что уговорит её.
– Холодает. Как зиму на улице коротать станете? – заговорил с ней Охотник при следующей встрече.
– Ты из Компании, да? – спросила она снисходительно. Единственная здесь не знала ни его имени, ни имени его деда. Николасу это очень даже нравилось. – А ты молоденький совсем – кукушонок. Выговор получишь, если меня не приведёшь, так?
Голуби облепили её плечи и голову. Охотник развёл руками, не отвечая ни да, ни нет.
– Вы бы смогли ухаживать за птицами в почтовой башне.
– Боюсь, ваши люди не примут мои пути.
– Ради меня они сделают исключение. А вы сделайте его ради птиц. Нашим дрессировщикам далеко до вашего искусства, они только и умеют, что подчинять силой.
– А ты понимаешь, – развеселилась она. – Птица должна быть свободна, как душа, иначе век её будет короток, а дружба – вероломной.
Клаудия взяла его за руки и закружила по осеннему парку, разбрасывая палую листву из-под ног и разбрызгивая серую воду из луж.
– Ты же знаешь, что такое полёт, а, кукушонок?
– Вы даже не представляете! Но птицы улетают на зиму в тёплые края, а мы нет. Поэтому… соглашайтесь! Вам нужна крыша над головой.
Она сдалась, когда Николас пообещал часто её навещать и защищать от нападок других членов Компании.
***
Николас завтракал в общей трапезной, уставленной длинными рядами столов.
– Чего ты на плац больше не ходишь? – пихнул его в плечо Жюльбер, когда остальные уже разбрелись по своим делам. – Боишься, что я не проиграю тебе так быстро, как в прошлый раз?
– Но ты не сомневаешься, что проиграешь? – отшутился Николас.
– Мастер Жюльбер! – донёсся с порога ломающийся голос юного оруженосца. – Мастер Келвин просит помочь ему заездить кобылу.
– Ту истеричную, из маток? А сам не может? – снисходительно прищурился оборотень.
– Она его уже три раза сбрасывала. В последний раз так неудачно, что у мастера Келвина в спине что-то хрустнуло и теперь он еле ходит.
Оборотень повернулся к Николасу:
– Не хочешь попробовать? Или боишься, что на лошадях я тебя обскачу?
– Я, конечно, не зверолорд, но укрощать диких тварей умею. Беда в том, что вождь запретил мне «перенапрягаться» до приёма во дворце.
– Мы никому не скажем! – хлопнул его по плечу Жюльбер. – Да и верховая езда занятие куда менее опасное, чем поединки на мечах. Ну же, не будь таким правильным занудой, как наш «мальчик-мессия». Или боишься?
Охотник покривился.
– Только чтобы защитить честь Ноэля.
Они вышли на улицу. На засыпанном песком плацу воины упражнялись в верховой езде и конных боях. Рядом стояло продолговатое здание конюшни. Из окон на улицу выглядывали лошадиные морды.
Крепкий Сумеречник гонял на привязи по кругу поджарую кобылу. Яркой гнедой масти, её лоснящиеся бока отливали вишнёвым цветом на солнце, а шелковистая грива рыжела на концах. Высокая животинка, с длинной гибкой шеей и широкой грудью, правда, мышцы ещё не наработала.
– Это Вестфольда. Четырёхлетка, – пояснил неудачливый Келвин. – Великолепное животное. Вёрткая, сильная, устойчивая, бесстрашная. А какая чуткая, просто чудо! – нахвалил он кобылу. – Достанется тому, кто её заездит.
Келвин подвёл кобылу к скамейке для посадки в седло. Николас вставил ногу в стремя, похлопал лошадь по крутой шее и лёг на седло животом. Она терпеливо дождалась, пока всадник не перекинет ногу через заднюю луку. Он сел и выпрямился, поймав второе стремя правой ногой. Келвин повёл кобылу по плацу.
Шаг у Вестфольды оказался высокий, тряский, но очень ритмичный. Охотник быстро приноровился и, не набирая повод, вытолкнул седло поясницей. Кобыла затрусила неспешно. Келвин встал в центр и придерживал её за верёвку. Жюльбер одобрительно кивал и показывал поднятый вверх большой палец.
– Отвяжи, – попросил Николас, окрылённый успехом.
– Уверен? – опасливо спросил Келвин.
Охотник с оборотнем одновременно кивнули. Он снял верёвку с удил и отошёл в сторону.
Постепенно набирая повод, Николас поехал шире. Попробовал повернуть влево-вправо, замедлить, остановить и снова поехать широкой рысью. Аллюры Вестфольда держала сама, понукать лишний раз не требовалось.
Проблемы начались на галопе. Стоило Николасу расслабиться, как кобыла закусила удила и понесла. Он пытался её завернуть – она только трясла головой и рвала поводья из рук. Охотник передёрнул удилами и постарался осадить, но кобыла взвилась на дыбы.
Николас пихал её вперёд, но ничего не выходило. Вестфольда оттолкнулась от земли и взмыла в воздух, извиваясь по-змеиному. Вцепившись в её шею ногами и одной рукой, второй Охотник хлестнул по мохнатым ушам. Только тогда кобыла приземлилась на все четыре ноги. Николас съехал в седло, взмокший, с полыхающим от напряжения лицом.
Они проехали несколько кругов шагом, потом рысью. Кобыла заметно горячилась. Охотник снова попытался набрать повод, но, едва переведя дух, бешеная скотина поскакала козлами, подкидывая задние ноги выше головы. Он держался лишь чудом, даже в боку закололо. Вот уж точно, верховая езда – не чета поединкам на мечах.
Кобыла выгнула спину горкой, пытаясь вышибить его из седла. Когда не вышло, она снова задёргалась, хрипя натужно. По шее и бокам сочилась белая пена.
Потеряв терпение, Николас передёрнул руками слишком резко. Кобыла подхватилась и зашагала по плацу на задних ногах. Охотник рванул поводья у самых удил. Вестфольда только опустилась на землю, как вдруг снова взвилась на дыбы и, потеряв равновесие, начала заваливаться назад. Вот-вот раздавит незадачливого наездника!
Николас оттолкнулся ветроплавом и откатился по песку в сторону. От удара вышибло дух, кровь загрохотала в ушах.
Вестфольда подскочила, обсыпав песком, и понеслась вокруг конюшни. Жюльбер с Келвином надрывали животы от хохота.
Справившись с головокружением, Охотник поднялся и потёр ушибленную спину:
– Вы же говорили, что она устойчивая!
– Так она на галопе устойчивая, а не на этом безобразии, – потешался оборотень. – А ты крепыш! Мы делали ставки, сколько продержишься. Ты превзошёл все наши ожидания.
