«Интересно, что бы ты сказала, если бы услышала, чья она…»
— На работе извинишься и скажешь, что у нас в доме аварийная ситуация с раннего утра. Скажешь, что электричество отключали и только дали. А телефон забыла поставить на зарядку, и он разрядился. Если понадобится, я подтвержу, — сама себе кивнула мама. — Врать, конечно, нехорошо, но…
Что «но», Уля не расслышала: мать развернулась и, мурлыкая что-то себе под нос, отправилась включать чайник. Кажется, после «но» последовало «с кем не бывает», но это не точно. Шок. Что за единственные сутки с ней сделала Зоя Павловна?
Огорошенная внезапными, необъяснимыми переменами Ульяна прошлепала следом за мамой на кухню.
— Ма-а-а-м? Ничего не хочешь мне рассказать? Как отметили?
— Ой, доченька, просто прекрасно! Отметили сразу и день рождения Зои, и повышение её. Представляешь, до самого главврача дослужилась! Всё сама, всё сама! — покачала головой мама. В голосе её слышалось неподдельное восхищение достижениями своей давней подруги. — А с какими во всех отношениях приятными, интеллигентными людьми вчера довелось познакомиться! Давно так душой не отдыхала!
«Очень интересно, с какими же?.. Не в этом ли дело?»
— Это видно, — расслабляясь, усмехнулась Уля. — Рада за тебя! Ладно, я пошла каяться и работать.
— Иди-иди. Завтрак я сейчас приготовлю и тебе принесу.
«Да что такое?!»
Далее день должен был потечь своим чередом, но не тут-то было. Гневная отповедь, которой взбешенный куратор разразился в ответ на выложенную как на духу правду, в одно ухо влетела, в другое вылетела. Честно говоря, Уля поймала себя на ощущении глубокого безразличия к тому, чем закончится её признание во всех грехах. Да хоть бы и увольнением – всё равно ей. К сожалению, начальство ограничилось строгим выговором и предупреждением, что в случае повторения ситуации сотрудничество придется прервать. «Давайте прервём его прямо сейчас?» — вот какое предложение вертелось на языке, пока уши прислушивались к неупорядоченному бренчанию струн в соседней квартире. Егор там тоже демонстрировал оголённое недовольство: музыка обрывалась и возобновлялась каждые пять секунд, и так продолжалось уже не менее пяти минут. Обычно он куда более терпелив и сосредоточен на процессе, Ульяна знает это точно, ведь слушает его гитару годами. И, кстати, вовсе и не бренчание то было, а бой. Рваный, сбивающийся, рождающий не гармонию, а хаос, отчаянный бой. Такой последний раз она слышала года три или четыре назад. И это пугало.
Если бы не мать, если бы не необходимость сделать сегодня по работе хоть что-то, она бы уже на пороге его стояла – с курткой, тостами и вопросами. Ну, хорошо, без вопросов – ей бы просто на него посмотреть и убедиться, что всё в относительном порядке. Но, чёрт, потом же дома проблем не оберешься…
Позже. Улучит момент, выгонит маму в магазин за молоком и пойдет.
Разобравшись с работодателем, отрешенно пробежавшись глазами по валу гневных сообщений от Стрижова – одно занимательней другого, – Ульяна открыла приложение банка, и вот тут-то глаза на лоб и полезли. На счету магическим образом материализовались двести тысяч рублей ровно. Двести. Тысяч. Двести. Её зарплата за три месяца. Сопроводительное сообщение уведомляло: «Ульяна, спасибо за спасение дочки. Олеся».
Уля уставилась в стенку. Олеся эта звонила ей через несколько дней после происшествия на пляже: осыпала благодарностями, ответила на вопрос о самочувствии дочери, ну и всё на этом. Да, приятно, что люди всё же нашли желание и время связаться и сказать несколько греющих душу слов, но… Уже тогда Уля ни о чем и ни о ком, кроме Егора, думать не могла: он полностью завладел её головой, вытеснив оттуда всё и всех. В общем, Ульяна забыла про этот разговор, повесив трубку, а меж тем там ведь действительно звучала фраза о том, что они не прощаются.
Дрожащими пальцами вбив цифру с пятью нолями в окошке пришедших переводов, Уля без лишних колебаний вернула всю сумму отправителю. Чужого ей не нужно, устной благодарности вполне достаточно. Олеся позвонила меньше чем через десять минут. Говорила что-то про то, что они могут себе позволить такой жест, что муж получил внушительную премию, что они не знают, как еще отблагодарить, что им её Бог послал, что их дочь Алиса мечтает когда-нибудь встретиться, что… Чего только ни говорила. А под конец: «Ульяна, вы очень нас обидите, если вновь вернёте деньги. Деньги – пыль, дороже жизни своих детей ничего нет. Поезжайте куда-нибудь отдохнуть».
«Обидите… Куда-нибудь… Поезжайте…»
Отдохнуть. Что же… Может, это знак? Если сегодня Вселенная так к ней добра, она, пожалуй, не станет её гневить и действительно съездит – туда, куда тур стоит, словно крыло Boeing-747. К бабе Гале на Камчатку. Утверждают, что сентябрь – золотое время для поездки на полуостров. Навестит прохворавшую бабулю, вот та обрадуется… Заберется на вулкан, посмотрит долину гейзеров и озёра, отвлечется на время от всяких там… Ночь давно прошла, а запах куртки до сих пор в носу стоит. Попросит отпуск на время поездки, а откажут, так уволится. Да.
Ульяна уставилась в стенку, пытаясь себя уговорить. Она поедет. Проветрит голову. Сбежит хотя бы на время. А там, может, наконец и отпустит. Не зря же мудрость народная гласит: с глаз долой – из сердца вон. Да? Интуиция встрепенулась и беспардонно громко фыркнула. Звучало это фырканье как жирный намек на то, что в её случае надеяться на пощаду не стоит. Правда такова, что, скорее всего, там, у бабы Гали, она полезет на стенку от тоски. Будет скучать и отсчитывать дни в календаре… А если к этому времени они так и не обменяются телефонами, то попросту съедет с катушек.
Рассеянный взгляд упал на настенные часы: стрелки показывали три часа дня ровно.
«Говорит Москва. В столице пятнадцать часов, в Ашхабаде – шестнадцать, в Ташкенте – семнадцать, в Караганде – восемнадцать, в Красноярске – девятнадцать, в Иркутске – двадцать, в Чите – двадцать один, во Владивостоке и Хабаровске – двадцать два, в Южно-Сахалинске – двадцать три, в Петропавловске-Камчатском – полночь».
***
Не очень помнишь, как попал домой: возможно, на такси. Да, на такси, как ещё ты мог добраться до своей норы? Не пешкодралом же. Всё в тумане с момента, как неуверенное «Рыжий?..» достигло ушей. Всё – какими-то стёртыми всполохами, стоп-кадрами; обрывочные воспоминания встают перед глазами выцветшей от возраста кинолентой. Два часа топил их в «оранжевой воде» в баре, еще два – дома, а они по-прежнему живее всех живых.
Решение довести себя до амнезии с помощью алкоголя стало роковым. Старыми граблями, ошибкой, которую ты уже когда-то совершал в попытке добить собственное нутро. Пытался отключить мозг и забыться, надеясь, что ещё чуть-чуть, ещё глоток, два, десять – и задышишь, и станет чуть спокойнее, чуть безразличнее, чуть легче, но хрена с два: каждая доза лишь усугубляла общее состояние, и «фигово» превратилось в «поганее некуда».
Точно помнишь, что просил Андрея Новицкой не говорить. Как же ты это тогда сформулировал? М-м-м… Кажется, спросил, успел ли он что-то ей рассказать, получил удивленный взгляд и отрицательный ответ и попросил, в случае, если все-таки надумает, себя в это увлекательное повествование не вплетать. Да, так. Он понял – не мог не понять. Вот это ты припоминаешь. Номерами обменялись: телефонная книга хранит сброшенный вызов – Андрюхин сигнал SOS, режущие глаза красные цифры, которые необходимо внести в список контактов. И заблокировать.
Нет, не выйдет.
Потому что вы вроде как уже договорились встретиться среди недели, в обстановке поспокойнее, и нормально пообщаться, да-да… Ты скрепя сердце согласился. Андрюха был так искренне рад – рад вернуться в прошлое… Ты ощущал его восторг морозным узором по шкуре, волосами дыбом, мозгом костей ощущал. Его буквально распирало от эмоций, чувств этих внезапных, таких для тебя нелогичных, необъяснимых и неуместных. Вы обменялись номерами – ты сбросил его звонок – и обо всем договорились. Это ты помнишь и слово сдержишь. Потом заблокируешь.
