партий. Как следствие, контроль над капиталом так и не стал достаточно всеобъемлющим, чтобы предотвратить его отток из Европы. К тому же в 1950-х годах этот контроль последовательно ослаблялся по мере того, как в Соединённых Штатах менялся баланс сил, а правительство Великобритании извлекало преимущество из своего права на прекращение контроля над капиталом, пытаясь сохранить положение Лондона в качестве всемирного финансового центра, пусть и вынужденного уступить первое место Нью-Йорку.[831]
Послевоенные меры по контролю над капиталом были почти незамедлительно ослаблены, когда Министерство финансов США — из всех федеральных ведомств оно было наиболее подвержено давлению со стороны нью-йоркских банкиров — предпочло не сотрудничать с европейскими странами в попытках предотвратить бегство капитала.[832] Налоговые соглашения, заключённые Соединёнными Штатами с другими правительствами, требовали, чтобы США делились любой информацией, имевшейся у них об иностранцах, которые размещали инвестиции и получали доходы в Америке, со странами происхождения этих инвесторов. Соединённые Штаты уклонялись от этого обязательства и тем самым стимулировали иностранцев направлять средства в Америку, требуя от своих банков отчитываться только о счетах граждан США. Таким образом, правительство США не обладало какой-либо информацией об иностранцах, которой можно было бы поделиться с другими правительствами, а иностранцы могли прятать доходы в Соединённых Штатах — к этому маневру США продолжили прибегать и в XXI веке.[833]
Неудачи в контроле над капиталами вели к их масштабному бегству из Европы в Соединённые Штаты, что угрожало способности правительств Западной Европы реструктурировать свои экономики, а в дальнейшем и стимулировать спрос на экспорт из США. Нью-йоркские банкиры успешно блокировали требования европейцев ускорять репатриацию капитала, направленного в Соединённые Штаты. Этот кризис был разрешён благодаря плану Маршалла, который, несмотря на его объём, лишь частично компенсировал бегство капитала в Соединённые Штаты.[834] Это был первый послевоенный пример использования правительственных фондов США, а не регуляторных мер, которые могли уменьшить частные прибыли для достижения экономической стабильности. Однако и правительственные средства, и частные прибыли были принесены в жертву, когда Соединённые Штаты оказывали давление на другие европейские страны и банки, чтобы те заморозили (а в конечном итоге простили) все довоенные долги Германии — эта льгота для неё была ещё более ценной, чем план Маршалла.[835]
Послевоенная международная финансовая система исключительно успешно способствовала экономическому росту и в Европе, и в Соединённых Штатах в ходе «славного тридцатилетия» после 1945 года. В главе 6 указывалось, что в США рост был гораздо более быстрым и до 1974 года распространялся гораздо более равномерно, чем в дальнейшем. Аналогичным образом в 1950–1973 годах ВВП западноевропейских стран демонстрировал среднегеометрические темпы роста в 4,08%, однако в 1973–1998 годах они составляли лишь 1,78%. Сопоставимые показатели для Японии — 8,05% и 2,34%, а для мира в целом — 2,93% и 1,33%.[836] Успех Бреттон-Вудского соглашения заключался в том, что оно ограничивало, пусть и не блокировало потоки капитала и снижало частоту изменений обменных курсов, что предотвращало банковские кризисы, возникавшие после 1970 года вместе с неограниченными валютными спекуляциями и гигантским ростом «горячих» денег. Во всемирном масштабе с 1970 по 2007 годы произошло по меньшей мере 124 финансовых кризиса.[837]
Таким образом, до 1970 года американская гегемония в глобальной финансовой системе за рамками советской сферы влияния гораздо успешнее способствовала росту, равенству и финансовой стабильности, чем в дальнейшем. Необходимо в первую очередь объяснить, почему эта успешная система перестала работать и почему Соединённым Штатам удалось удержать финансовую гегемонию, несмотря на нестабильность и провалы другой системы, которую они создали после разрушения Бреттон-Вудской. Как только мы проясним роль Соединённых Штатов в старом и новом глобальных финансовых режимах, мы сможем обнаружить сохраняющиеся основания американской гегемонии и сделать предсказания относительно будущей продолжительности и силы американского могущества в эпоху паралича во внутренней политике и ограниченной действенности военных решений.
Для начала мы рассмотрим функционирование Бреттон-Вудской системы и её отношения с той системой международной торговли, которую она стимулировала, и с внутренней фискальной политикой США, а также установим источники нестабильности в каждом из элементов этой системы и в их взаимодействиях. Далее мы проследим последствия решения Никсона отказаться от фиксированных обменных курсов и конвертируемости доллара в золото для финансов и торговли. Нас будет особенно интересовать понимание того, каким образом Соединённые Штаты возглавили сооружение новой глобальной финансовой архитектуры, как доллар остался привилегированной мировой валютой и почему США оказались в состоянии привлекать неограниченный иностранный капитал для финансирования своего дефицита внешней торговли и государственного долга — и сохраняют такую способность. Затем, рассмотрев истоки, ход и итоги финансового кризиса 2008 года, мы обнаружим слабые точки финансовой гегемонии США. В процессе мы займёмся и установлением того, какие элиты внедряли каждую из этих финансовых систем и получали от них выгоды, поскольку это позволит нам выяснить, кто именно обладает полномочиями принимать меры для защиты своих интересов даже в ущерб внутриамериканскому или глобальному экономическому росту и стабильности. Этот анализ позволит нам более точно описать сохраняющиеся, но ограниченные основания американского доминирования в финансовой сфере и то, каким образом это финансовое могущество будет взаимодействовать с внутренней политической экономией США и возможностями Америки использовать военную силу для поддержания глобального геополитического доминирования.
Внутренняя стабильность и глобальные затруднения при Бреттон-Вудской системе
Глобальная система, созданная под руководством Америки в конце Второй мировой войны, была основана на наборе институтов, предназначенных для того, чтобы способствовать экономическому росту и справляться с теми затруднениями, которыми дефициты торговли и платежного баланса будут обременять фиксированные обменные курсы и золотые резервы отдельных стран. Всемирный банк ссужал средства — сначала европейским странам, а затем латиноамериканским и новым независимым государствам Азии и Африки. Международному валютному фонду (МВФ) была поручена задача «балансировать международные расчёты и предоставлять финансирование странам, испытывающим острый платёжный дефицит».[838] Поначалу, как мы уже видели, Соединённые Штаты имели дело с дефицитами европейских стран напрямую, посредством плана Маршалла. Однако поддержка Конгрессом подобных расходов быстро исчерпалась, сократившись с уровня более 2% ВВП при администрации Трумэна до менее 1% в период между президентствами Эйзенхауэра и Никсона,[839] и вместо этого к своим запланированным функциям приступили Всемирный банк и МВФ.
Гегемонистский характер Бреттон-Вудской системы заключался в том, что её институты наделяли другие страны реальными функциями и масштабами в принятии решений, но всё это служило общим целям, которые были установлены в момент
