«Арестовать по усмотрению». Вождь не требует, а просит — смиренно — нельзя ли их освободить из тюрьмы, держать под домашним арестом. «Они не бегают ведь!»
Кульминационный акт. На Лубянку передана телефонограмма. В ней сотни слов, десятки фамилий, профессоров, которых сажали неоднократно, за которых ручается новый зампред Госплана. Ну, думаешь, читая текст, теперь-то чекистам не отвертеться от того, кто подписал эту депешу официально: «Председатель Совета народных комиссаров В. Ульянов (Ленин)». Будто на Лубянке подзабыли, кто глава правительства.
А ему в ответ — мы раскрыли новый заговор, произвели массовые обыски, аресты бывших членов партии кадетов, тех самых, что объявлены В.И. Ульяновым (Лениным) врагами народа сразу после взятия Зимнего. Презренные кадеты — и есть те самые профессора!
Финал. Шлет Владимир Ильич Кржижановскому, другу молодости, руководителю «второй программы партии», записку:
«По секрету: в Питере открыт новый заговор. Участвовала интеллигенция. Есть профессора, не очень далекие от Осадчего. Из-за этого куча обысков у его друзей и справедливо.
Осторожность!!!»
Это написано 5 июня 1921 года. Ленин уже больной. Кроме известного по истории его болезни недуга, из этой записки просматривается другая хворь, поразившая нашего учителя и вождя, — шпиономания!!!
Имея такого пациента, доктора из ЧК умело пользовали больного. Они прописывали все новые микстуры, представляя списки арестованных, докладные. Он в ответ — товарищу Сталину и ВЧК:
«Не следует ли созвать архинадежных людей, совещание тайное, о мерах борьбы?
а) Поимка нескольких случаев и расстрел…»
Это писалось, когда началась новая экономическая политика, сдача предприятий в аренду.
Что ответил товарищ Сталин?
«Лучшее средство установить личную ответственность (особым декретом) начальников, сдающих в аренду хозорганов с тем, чтобы в случае обнаружения безобразий… обязательно расстрелять в первую голову начальника, сдавшего в аренду хозоргана и лишь во вторую очередь — вора-арендатора».
Достойный ответ! С такими же подчеркиваниями и разрядкой слов, с таким же ленинским рецептом. Писал это товарищ Сталин незадолго до избрания генсеком, видно, уже прошел школу, вполне усвоил методы вождя.
В последний год работы в Кремле Ленин закладывает краеугольный камень в фундамент социалистических беззаконий, присовокупил к расстрельным 6 статьям еще 6 статей, а также предложил: «Добавить: расстрел за неразрешенное возвращение из-за границы»…
Написал знаменитую записку наркому юстиции к т. Курскому, которая начиналась с вещих слов:
«По-моему, надо расширить применение расстрела…»
Собственноручно пишет два варианта дополнительного параграфа Уголовного кодекса РСФСР, ведь он юрист по образованию, подкованный правовед.
Эти документы можно считать последним вкладом Ильича в теорию чекизма как высшей стадии ленинизма.
«Основная мысль, надеюсь, ясна, — писал автор, — несмотря на все недостатки черняка: открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически — узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы».
Пределы — беспредела.
Это завещание прокурорам, и товарищу Крыленко, и товарищу Вышинскому…
Ленин разрабатывает в Кремле многие карательные акции.
Высылку меньшевиков, с которыми вместе некогда сидел на партийных съездах. Им давали на дорогу в Сибирь 650 тысяч рублей, а тем, кому посчастливилось ехать в обратном направлении, на Запад, — 13 долларов, что соответствовало по курсу обмена 650 000 рублям. Как видим, счет карманных денег пошел на сотни тысяч. Интересно, можно ли было на эти сотни тысяч купить тот самый костюм с сапогами, подтяжками и поясом, который в 1919 году презентовало хозяйственное управление МЧК товарищу Ленину?
Последняя записка в сборнике «Ленин и ВЧК» адресована т. Эйдуку, члену коллегии ВЧК, которому предписывается плотнее опустить железный занавес на границе. Это самый Эйдук Александр Владимирович, автор стихотворения в сборнике «Улыбка ЧК», который зарифмовал в нем сладострастно резолюцию: «К стенке. Расстрелять!»
Ленин дал санкцию начать политический процесс над социалистами-революционерами, которых решили после гражданской войны ликвидировать, как некогда кадетов, несмотря на то, что эти эсеры сделали так много для свержения самодержавия.
Процесс проходил в Колонном зале. Социалистов-революционеров приговорили к расстрелу условно… Пока.
Так опробовали сцену для будущих грандиозных спектаклей, процессов над оппозицией в рядах собственной партии. В этот зал ввели под конвоем почти всех тех, кому писал телеграммы, письма, записки, записочки основатель чекизма В.И. Ленин.
Кто более матери-истории ценен?
Большевики искренне считали себя «пролетарскими революционерами». Эпитет «пролетарский» они присваивали как геройское звание. Поэтому Ленина называли пролетарским вождем. Чекисты представлялись мечом пролетариата. Строй жизни, что утвердился очень быстро после Октября, величали диктатурой пролетариата, хотя рабочий класс ощутил на себе все тяготы новой власти, которой дал право на жизнь.
На страницах сборника «Ленин в ВЧК» читаем одно из самых лживых обещаний Владимира Ильича: «Ни один трудящийся не лишается нами имущества без особого государственного закона о национализации банков и синдикатов. Этот закон подготавливается. Ни один трудящийся и работник не потеряет ни копейки: наоборот, ему будет оказана помощь».
Не только ни копейки трудящиеся не должны были потерять, но и помогать им собиралось ленинское правительство!
Из каких источников? С текущих счетов синдикатов и банков, которые народные комиссары взяли под свой контроль. Из прибыли заводов и фабрик, которая отнималась у прежних хозяев.
Казалось, что стоит поставить во главе завода «красного директора» из товарищей-партийцев, завкому взять власть — и все пойдет как по маслу: конец эксплуатации, торжествует справедливость. Рабочие начинают жить, как прежние хозяева. И вдруг все замедлилось, забуксовало. Гасли топки, остывали котлы. Все разваливалось, распадалось, разворовывалось.
Ленин не спал ночами, издал тысячи декретов, постановлений. Подкручивал гайки, вертел колеса экономики, распределял лично все, вплоть до пуда зерна, пары калош. И что же? Сам признался в бессилии:
«Пока приказ от имени главков и центра доходит до места, он оказывается совершенно бессильным; он совершенно тонет в море не то бумаг, не то бездорожья, бестелеграфья и т. д.».
Не в телеграфе, бездорожье было дело. И по непролазным российским трактам катила, все набирая обороты, машина российской экономики, три года мировой войны дымили фабрики и заводы. Но дым этот немедленно развеялся в атмосфере социализма сразу после национализации промышленности и банков. Вот тогда на подмогу пришла ВЧК.
Можно ли представить, чтобы в какой-нибудь тайной полиции, в той же царской охранке, появился бы вдруг экономический департамент? А у ВЧК — появился. Целое управление чекистов занималось экономикой, подмазывая, подталкивая буксовавшие колеса то паровозов, то заводов и фабрик, то главков.
Могло ли кому-нибудь прийти в голову, чтобы московская охранка, знавшая все, что делалось в штабах революционных партий, направила агентов на мануфактуру Прохорова, чтобы навести там порядок? Абсурд.
А наши охранники в помощь следственным комиссиям Совнаркома снаряжали знатоков ревизовать «Центротекстиль». Там чекисты обнаружили,
